Охотники на снегу - Татьяна Алфёрова

Компания согласилась идти в гости, хотя Алика ждала дома жена, а Вику – двойняшки. Валеру теоретически тоже ждали, но в разных местах, потому он мог считать себя совершенно свободным. Впрочем, он никогда не размышлял над тем, что может, а чего нет, и поступал так, как хотелось на данный момент.

Володя жил в переулке Гривцова, совсем рядом со своим любимым заведением, где они сейчас заседали, и это было хорошо. Они прихватили пару бутылок вина с других столиков – чтобы солнце скорей зашло, как выразился Володя, – и это неплохо. Но как выяснилось через пятнадцать минут, дома у Володи оказалась жена, и Вика засомневалась, что последний факт можно отнести к разряду таких же хороших. Крупная и громогласная жена Леся (в чьих жилах молока было больше, чем крови) встретила их, словно они выходили на время в магазин, хотя Вику и Валеру видела в первый раз.

– Ну что же вы мне принесли? Что, никакой жратвы?

– У нас же есть макароны с толстой дырочкой! – напомнил муж.

– Да? Под каким соусом подавать?

– Под водочным!

– Ладно, устроим разгрузочный день, то есть вечер. Девушка…

Вика пискнула: – Вика.

– Хорошо, Вика, поможешь мне накрыть на стол, а вы пройдите в курительную, пока мы сервируем ужин, – Леся величаво повела рукой в сторону крохотной кухни.

В процессе сервировки – пять тонкостенных стаканов, банка с солеными огурцами, макароны и тарелка с черным хлебом, выставленные на потертый, но все еще полированный стол – Вика догадалась, что хозяйка тоже слегка навеселе. Стало проще, само собой прорезалось «ты, Леся». Хозяйка лет на десять постарше, наверное, ровесница Алика, но какое имеет значение. Через четыре минуты стол был накрыт, Леся закричала:

– Джигиты, ужинать! Неужели дама должна сама разливать алкоголь? Благоверный, ты слышишь?

«Благоверный» прозвучало у нее привычно как имя, как «муж» у одних или, к примеру, «холера» у других.

– Идем, душа моя, – охотно откликнулся из кухни Володя, не двигая ни одним расслабленным членом.

– Вот я сейчас тебе покажу, как жену-то не слушать! – воскликнула Леся, взяла пластмассовую вешалку, лежащую на стуле, и грохнула ею по стене, отделяющей комнату от кухни. Криво висящая абстрактная картинка приобрела совсем уж смелый угол наклона и радостно закачалась.

– Да убоится жена мужа своего! – появившийся Володя заговорил толстым басом и добавил фальцетом: – Выпьемте, девочки!

– А как же остальные джигиты? Они не будут пить? – у Леси в серых глазах колыхнулся радостный ужас. Крепкая рука с коротко обстриженными ногтями трагически взлетела к груди, но полет оказался недолог.

– Леська, я отнесу им стаканы на кухню, пусть поговорят, ладно? – немного искательно отвечал грозный муж.

– Вы, мужчины, делаете со мной, что хотите, – трагически изрекла его крупнейшая половина. Ее прервал звонок в дверь, открывать отправился хозяин, не забыв прихватить бутылку и пару стаканов.

– А где благоверная? – раздалось из коридора. Высокий женский голос разозлил Вику, лучше бы домой поехала, чем сидеть тут с незнакомыми стареющими тетками.

– Это соседка, – быстро пояснила Леся и загудела, – проходи, третьей будешь!

– Я без благоверного пить не желаю. Ни пить, ни квасить, ни бухать, – произнесла вошедшая тетеха в лиловых лосинах и веселенькой розовой футболочке, простодушно облегающей тяжелую соседскую грудь. Грудь вызывала в глубинах памяти легкое волнение, увенчанное цитатой «советское – значит отличное». Если бы Вика задумалась, почему советское, может, и сообразила бы, что дело, вероятно, в бескорыстном (читай – бесплатном) изобилии. Но Вика сердилась.

Воротившийся Володя плотно закрыл за собой двери, сперва кухонную, потом и дверь в комнату, обхватил обеих дам за талии, подмигнул Вике:

– Вот попал, так попал! Они сейчас за меня совместными усилиями примутся!

С приходом Володи стало интереснее. Смешно смотреть, как придуриваются те, кому уже стыдно по возрасту: соседка старше хозяйки, наверное, ровесница Викиной мамы. Представить только, чтобы мамашка употребляла такой жаргончик! Может, на публику работают? Какая разница! Первый раз Алик демонстрирует Вику своим друзьям, до этого только рассказами кормил, все не мог решиться пойти с ней вместе к кому-нибудь, все сомневался, не выйдет ли для кого-то оскорбительно. Но сам-то что же! Сколько можно на кухне торчать? Чем они там с этим Валерой занимаются? Тотчас, как по команде, захотелось курить. В комнате по всем приметам не курят, не пахнет табаком, так или иначе надо идти на кухню, заодно и посмотреть, что делается.

– На кухне можно курить? – спросила Вика на всякий случай, уже направляясь к двери. Леся промычала нечто одобрительно-утвердительное, разглядывая кривой пупырчатый огурчик. Вика сочла, что это относится к вопросу, а не к огурчику и открыла дверь.

Притиснувшиеся к столу «джигиты» ее появления не заметили, Вика успела выкурить полсигареты, сливаясь с холодильником.

– Это дерьмо меня достало, – злобно и горячо утверждал Валера, – все это дерьмо вокруг.

– Ну… попробуй поставить себя на его место, – жалобно и безнадежно просил Алик, Вика догадалась, что фраза звучит не в первый раз, а других аргументов Алик, обычно весьма изобретательный по части уговоров, не сыскал.

– На место дерьма? – педантично уточнил Валера и вернулся к исходному, что и составляло основной тезис экзальтированной речи. – Достало меня это дерьмо! – Но даже с инверсией фраза не сделалась энергичнее, а Валерина злость успела Вике надоесть за две минуты.

«Бедный Алик, ведь он час кряду слушает эту бодягу да еще пытается урезонить своего козлища, надо выручать», – ни на секунду Вика не задумалась, почему Алик сидит с «козлищем», предпочитая его общество любимой женщине.

Вторая любимая женщина и жена Алла в такой ситуации пятьдесят раз прикинула бы, вправе ли встревать, не будет ли ее вмешательство диктатом, и подумала бы раз сто, что означает подобное предпочтение компании друга в их семейной жизни, и так далее, до победного конца, до вычисления причины. Алла вообще считалась умной женщиной. Сотрудницы в отделе так ей и говорили:

– Тебе, Алла, легче жить, ты умная.

Подруги названивали по телефону посоветоваться, как быть в той или иной щекотливой ситуации, и Алла безотказно выдавала дельные рекомендации, у которых оказывалась одна странная особенность – никто не спешил ими воспользоваться, чему сама Алла не удивлялась и не обижалась на подруг. Совет испрашивается для того, чтобы разобраться, как сам хочешь поступить – строго поперек здравого смысла или лишь слегка отклонившись от курса. Сердца окружающих прочитывались легко, как крупно набранная инструкция по пользованию бытовыми приборами, предсказать последствия при таком раскладе, то есть вышеуказанном уме, логике и далее по списку, смог бы даже синоптик, никогда не попадающий в прогноз. И сердце собственного мужа Алла читала, не сбиваясь. При этом никогда не знала, как следует поступить ей лично, ибо каждый вариант, додуманный до конца, представлялся неверным, а то и пагубным.

Но Вика, успевшая выкурить полсигареты и заскучать, задуматься не успела, просто шагнула из-за холодильника и открыла рот, чтобы выдохнуть дым и «Алик, пошли!». Все бы у нее получилось отлично, если бы Валерин рот не открывался быстрее. Поразительно, как быстро открывается рот у Валеры. Любой гражданин или гражданка, хоть раз в жизни отстоявшие в очереди, все равно за чем, или проехавшиеся в общественном транспорте в час пик, подтвердят этот факт с болезненным энтузиазмом. Только захочешь спросить Валеру:

– Голубчик, а вы за кем, собственно, очередь занимали? – как он, не дожидаясь вопроса, зло и горячо рявкнет:

– Тебя, придурка, не спросил! – и отступишь, пораженный, а все потому что его, Валеру, достало это дерьмо вокруг, понимать же надо.

Так аккуратный Викин ротик со следами контурного карандаша, но уже без намека на помаду после выпитого и съеденного и остался полуоткрытым, сперва от желания высказаться, а после от обиды и удивления, потому что грозный Валерин рот выдохнул однозначно и убедительно, «с посылом», как это называется у дрессировщиков собак:

– А ну пошла отсюда!

Алик не услышал, он в этот момент что-то говорил, низко опустив голову к столешнице. Алик никак не мог услышать, а Валера говорил негромко, при таком посыле уровень звука не важен.

И все пошли по делам: Вика стала собираться домой, Валера обратно к столу, Алик за другой бутылкой, ведь кто-то должен идти за новой бутылкой.

Света

На следующий день Вика жаловалась по телефону своей подруге Светке. Света девушка умная-разумная, но не в том плане, как Алла, жена Алика. Случается, что умные женщины не похожи, ведь и брюнетки не все схожи между собой, более того, и блондинки порой различаются.

На Аллу посмотришь, проникнешься ее серьезным сдержанным обликом и далее без слов понимаешь, что эта женщина наверняка знает, что и как. Света знала, что и почем, и на ее круглом лице с крупным ртом, крупным носом и большими серыми глазами серьезность поселялась лишь в редких случаях. Например, при решении судьбоносной проблемы, какую краску для волос выбрать перед походом в жилконтору: «дикий баклажан» или «пьяную вишню». Она любила покричать на подругу Вику, потому что больше кричать было не на кого, но и Вика в долгу не оставалась. А еще Светка излучала твердую, несколько тяжеловесную уверенность в завтрашнем дне и, будучи в свои двадцать пять не замужем, почти не переживала по сему поводу. Во всяком случае, судьба подруги беспокоила ее сильнее, чем собственная. Действительно – разумная девушка.