Робин Гуд с оптическим прицелом. Путь к престолу - Борис Орлов

О, как мне пришлась по сердцу эта мысль! Высокие монастырские стены дали бы мне ту свободу, которой у меня никогда не было. И закрыли бы меня от всего того, что причиняет мне боль.

И почему я раньше об этом не задумалась всерьез? И все надеялась, что смогу стать настоящей женой Ричарду и родить ему детей… А потом, поняв, что ничего этого не будет, считала, что вот так просто, сама своими руками не дам Ричарду возможности вступить в новый брак. Какие глупости! Да если бы ему понадобилось, я бы уже давно была в каком-нибудь самом дальнем монастыре, а то и вовсе на том свете…

Но именно в Ричарде мое спасение! Я ему нужна, и нужна обязательно в качестве жены, но — только на словах. Ведь только в этом случае ему не придется жениться снова, моему отважному супругу, которой предпочитает общество своих верных рыцарей брачному ложу. Но, может, и правда пришло время подумать о том, чтобы стать Христовой невестой?

И, как знать, может, я найду этим деньгам гораздо лучшее применение, если уж дойдет дело до продажи. И, может быть, этим богоугодным делом отмолю хоть часть его черных грехов…

Мысли мои унеслись далеко, и в мечтах Приют Святой Беренгарии уже возвышался среди эдемской долины, утопая в зарослях нестерпимо ароматных ярко-алых роз…

Но стук в дверь вернул меня на землю. Опять настоятельница, а лицо-то перепуганное куда больше прежнего.

— Ах, Ваше Величество — мать-аббатиса, того гляди, упадет в обморок — К вам снова гости…

Ох, как не люблю я таких непрошеных гостей! Ничего хорошего от их визитов ждать не приходится. И не принять не могу, и принимать не хочу. Да кто же там, в конце концов?

Аббатиса, наконец, собирается с силами и произносит:

— Это посланцы Ордена Храма.

Вот это да… А храмовникам-то от меня что понадобилось? Не успев испугаться, я тут же сказала себе, что, если бы дело приняло совсем скверный оборот, позволения войти они бы не спрашивали… Ну, а раз так, выше голову, Беренгария!

Аббатиса меж тем собралась с духом и продолжила:

— Они не назвали себя, но одного из них, хоть он и тщательно скрывает свое лицо, я узнала — это Жан дю Плейди, граф Тюреньский.

Магистр Ордена во Франции? А дело-то, видно, и вправду непростое…

— Он заявляет, что должен видеть вас немедленно! А его спутники — настоятельница испуганно крестится — уже расседлывают лошадей! А ведь Вам, Ваше Величество, хорошо известны нравы буйных тамплиеров…

Да уж, нравы их мне известны, и даже больше, чем мне бы хотелось… Усилием воли мне удается отогнать от себя тут же пришедшие на память ужасные картины, так долго преследовавшие меня по ночам, и сосредоточиться на словах аббатисы:

— Так прикажете их позвать? Ваше Величество?

Как будто у меня есть выбор.

— Просите их, мать-аббатиса. Я приму их немедленно.

Она чуть ли не бегом бросается из комнаты, а я от души сожалею, что доставила ей своим присутствием столько хлопот.

Но что же им могло понадобиться от несчастной Беренгарии? Если они рассчитывают на мое посредничество в их вечных спорах с моим «Да-и-Нет», то… Впрочем, что за глупости?! Уж кому-кому, а храмовникам ли не знать всю подноготную нашего жалкого брака и наших отношений с мужем… Но что же им тогда от меня надо? Неужели они приехали предложить цену за Монреаль?

…Конечно! А чего же еще следовало ожидать? Ричард наверняка раструбил о своих планах на весь свет — вот и на мой бедный Монреаль быстро нашлись первые покупатели. Слетелись, стервятники! Ну, хорошо же, преславные бедные рыцари Ордена Христа и Храма Соломона — берегитесь! Меньше чем за шесть тысяч марок Монреаль я вам не уступлю!.. А то и за семь. В конце концов, могу я получить хоть какую-то компенсацию за свое наследство?!

…Один из братьев-храмовников молодой сьер де Валлон наливает в кубок вина, и магистр Жан дю Плейди передает его мне с легким поклоном. Наша беседа тянется уже добрых три часа, а ни о Монреале, ни о какой-либо иной причине нашей встречи еще не было сказано ни слова. Храмовники говорят обо всем: о Святой Земле и покойном Саладине, о кознях эрцгерцога, о моем девере и золовке, об императоре — словом, обо всем, кроме цели своего визита. Ну, ничего, мне такие беседы выдерживать не впервой… Разве что неприятно, как они отзываются о Юсуфе, но уж этими своими чувствами я с ними точно делиться не стану.

Сижу, слушаю их болтовню, и размышляю о деньгах за Монреаль, о планах Ричарда и о моей не построенной еще обители. И чем больше я об этом думаю, тем яснее понимаю, что алые розы и девы в белоснежных покрывалах мне явно милее, чем все замыслы моего супруга вместе взятые. И что эта сделка — возможно, единственный шанс в жизни поступить так, как хочу я сама, а не покорно следовать очередному приказу отца, мужа или свекрови. Так что продать-то Монреаль, я, пожалуй, и продам, а вот получит ли что-нибудь с этого Ричард — сомневаюсь…

— … А вот, кстати, Ваше Величество… — хриплый голос дю Плейди, которым магистр мог перекричать вой песчаной бури, звучит сейчас до чрезвычайности мягко, и мне это очень не нравится… настолько не нравится, что я вся превращаюсь в слух: — Не получали ли Вы каких-либо известий из Англии?

Известий? Из Англии? От кого, интересно бы знать, я могла получать такие известия? Ведь я никогда там не была и никого там не знаю… К чему такой глупый вопрос от неглупого человека? Ну, посмотрим, что дальше… А пока я лишь пожимаю плечами и смотрю на магистра несколько удивленно.

— Видите ли, Ваше Величество, — показалось мне или нет, что в голосе храмовника зазвучали заискивающие интонации? — до нас в последнее время доходят странные известия от наших английских братьев. Очень странные…

Спокойно. Выдержать паузу. Зевнуть со скучающим видом.

— Да? — стараюсь, чтобы в голосе сквозило лишь вежливое любопытство. — И что же они вам сообщают?

— Говорят, что в Англии — мятеж, Ваше Величество…

Добавляем удивления, но не слишком.

— Неужели? Мой деверь решил короноваться?

А ведь и впрямь голос-то у храмовника заискивающий. И сладкий до приторности, словно прошлогодний мед…

— Нет, Ваше Величество. Братья извещают нас, что мятеж возглавляет сын Вашего венценосного супруга…

А вот это уже интересно. Неужели Филипп де Фальконбридж в Англии? А не молод ли он будет для такого серьезного дела как мятеж? Хотя ему сейчас, должно быть, лет шестнадцать или около того… так что вполне возможно… Но при чем тут я?!

— Скажите, милостивая госпожа моя…

Да он, кажется, и вправду напуган? Ну и дела!

— Не рассказывал ли вам супруг ваш о своем сыне… — храмовник напрягается и единым духом произносит: — о Робере фон Гайавата де Каберне де ля Нопасаран, графе Монте-Кристо?

Что-что? Монтекристо? Если не ошибаюсь, была у нас в Наварре пещера с таким названием — мне нянюшка рассказывала, будто жил в ней огромный змей, заманивающий к себе на съедение неосторожных путников… Но о знатном роде с таким именем я не слыхала и даже не подозревала, что он может существовать… Так же, впрочем, как и Нопасаран. Нопасаран… Это еще что за идейные вдохновители Реконкисты? А про сомнительную Гайавату вообще говорить нечего… От Наварры до Палестины не встречалось мне подобное имя.

Неужели тамплиеры затеяли какую-то непонятную мне шутку? Но по лицам их ничего подобного не скажешь…

С огромным трудом мне удается сохранить спокойствие. Я озабоченно тру переносицу, словно пытаюсь вспомнить…

— Как будто это имя я слыхала…

— Этот Робер Монте-Кристо, именующий себя сыном нашего славного короля Ричарда, собирает отряды на севере Англии. А так как там находятся значительные владения Храма…

Ах, вот оно что! Так вот чего вы боитесь, гордые тамплиеры! Боитесь настолько, что готовы проговорить со мной целый день, в надежде напасть на крупицу сведений? Сожалею…

— Немало самозванцев заявляли о подобном, и вам это хорошо известно. Но всемогущий Господь не даст свершиться несправедливости, и не допустит, чтобы венец рода Плантагенетов был бы схвачен чьей-то лживой рукой! На все воля Божья!

Мой голос звучит чересчур пафосно, что поделаешь. Храмовников мой ответ явно не устроил, но… что же они ожидали услышать?

Магистр дю Плейди вздыхает и произносит почти шепотом:

— Братья сообщают нам также, что и ваш венценосный супруг… будто бы… и сам признал его… Может ли такое быть правдой, Ваше Величество?

Единственно правильный ответ состоит в том, что правдой может быть все, если это выгодно Ричарду. Но вряд ли мне стоит это произносить вслух. Помочь храмовникам я ничем не могу, но хоть какую-то пользу для себя извлечь попытаюсь…

— А что еще говорят ваши добрые братья во Христе? — кто знает… любая мелочь может оказаться полезной, и я постараюсь разузнать все, что смогу.