Аксиомы, леммы, теоремы. Стихотворения, баллады, переводы - Даниэль Мусеевич Клугер

дымный витраж...

Я б взялся за ноты — но пальцы, но пальцы

Слабеют и вряд ли сожмут карандаш.

...Давно замолчали чужие машины,

Солдаты дорогой уже не пылят.

Лишь отзвуки маршей и вальсов старинных,

Лишь души усопших над нами парят.

Бывший капельмейстер 51-го Литовского пехотного полка Яков Богорад, соавтор (вместе с капельмейстером В. Агапкиным) марша «Прощание славянки» и автор марша «Тоска по родине», был расстрелян на 9-м километре Феодосийского шоссе в декабре 1941 года вместе с другими симферопольскими евреями. Бывший капельмейстер 11-го Восточно-Сибирского полка Макс Кюсс, автор вальса «Амурские волны», был расстрелян в числе одесских евреев в гетто села Дольник под Одессой, в январе 1942 года.

Баллада о суде Торы

Некогда жил в Бердичеве мудрец и праведник р. Леви-Ицхак. О нем рассказывали (и рассказывают по сей день), что за всю свою долгую жизнь он ни разу ни об одном человеке не сказал плохо. Даже о, казалось бы, совсем уж никчемных бездельниках и шалопаях. Даже в них находил он хоть одну черточку, которой можно было порадоваться — и немедленно начинал хвалить ее, эту черточку. И человек становился на путь исправления.

За это его называли Дербаремдикер («Милосердный на идише). Рассказывают, что ради простых смертных он не боялся спорить и с самим Всевышним. Например, однажды Дербаремдикер узнал, что русский царь подписал очередной указ против евреев. И тогда р. Леви-Ицхак прямо ночью собрал Суд Торы, Дин-Тойрэ — три уважаемых раввина должны были рассмотреть его иск, поданный по всем судебным правилам…

...А в полночь судьи — реб Арье,

Реб Хаим, реб Авром —

Взяв книги в коже, в серебре,

Расселись за столом.

Пергамент, бархата багрец...

«Ну, что же, дай нам нить

И говори: кого, мудрец,

Ты хочешь обвинить?» 

«Он там, за стаей облаков, —

Ответил им мудрец. —

Он там, где выше всех миров

Стоит златой дворец,

Он там, где посреди дворца

Стоит Небесный Трон!..

И обвиняю я Творца.

Ответчик нынче — Он!»

И книги молча пролистав,

И скорбь собрав в щепоть,

Сказали судьи: «Рабби прав.

Ты виноват, Господь!

Ведь мы, когда Ты нас призвал,

Стремились за Тобой!

Не Ты ль народу обещал

Свободу и покой?

Ты, за оградой облаков,

Как говорит мудрец,

Творец, Ты выше всех миров,

Прекрасен Твой дворец,

Но почему, Владыка Сил,

Ты вдруг оставил нас?

Виновен Ты, что допустил

Неправедный указ...»

И ждали молча, до утра

И не смыкали глаз...

И вдруг узнали, что вчера

Был отменен указ.

Сиял рассвет голубизной,

Дарил рассвет зарю.

И был послушен царь земной

Небесному Царю.

«Он там, за стаей облаков,

Властитель и Творец.

Он там, где выше всех миров

Его златой дворец,

Струится чистая вода,

Стоит небесный Трон...

И всё же приговор суда

Смиренно принял Он!» 

Они веселою гурьбой

Отправились домой

И говорили меж собой:

«Евреи, Боже мой!

Не будет кнут еврейских спин

Касаться — в этот раз!..»

...Забыв о том, что лишь один

Был отменен указ.

Маленький вор.

Вальс Варшавского гетто

По мотивам стихотворения польской поэтессы Хенрики Лазоверт «Mały szmugler» («Маленький контрабандист»)

Евреям Варшавского гетто нацисты установили ежедневную норму питания — 184 калории. Шанс не умереть голодной смертью большинству людей дали дети, не обязанные до 12 лет носить «маген давид» на одежде и способные проскальзывать в небольшие лазы и канализационные коммуникации, по несколько раз в день совершавшие вылазки за пропитанием на «арийскую сторону».

Сквозь стену, то верхом, то низом,

Минуя солдат и забор,

По крышам, по трубам, карнизам

Крадется молоденький вор.

И прячется время в песчинках,

Когда, и в мороз, и в жару,

Оборвыш, в разбитых ботинках,

Заводит со смертью игру. 

На улице в гетто играет шарманка.

Душа то в аду, то в раю.

И кружатся тени с утра, спозаранку,

И кто-то застыл на краю.

На улице в гетто танцуют со Смертью

Лишь тени — под старый мотив.

И сны, словно листья, несет круговертью,

Былое на миг возвратив...

Стеною расколотый город

Прочтен до последней строки,

Рифмуются город и голод

Движением тонкой руки:

Красть хлеб — это даже не кража, —

Слова — будто тень на плетень...

В кармане, замазанном сажей,

Он прячет украденный день.

На улице в гетто играет шарманка.

Душа то в аду, то в раю.

И кружатся тени с утра, спозаранку,

И кто-то застыл на краю.

На улице в гетто танцуют со Смертью

Лишь тени — под старый мотив.

И сны, словно листья, несет круговертью,

Былое на миг возвратив...

Шпик свистнет, собака залает —

Он знает: ему повезет:

Ведь если воришку поймают —

Кто матери хлеб принесет?

Скользит он и ловко, и смело,

Но лишь пустота впереди —

И прежде, чем выйти на дело,

Он матери бросит: «Не жди...»

На улице в гетто играет шарманка.

Душа то в аду, то в раю.

И кружатся тени с утра, спозаранку,

И кто-то застыл на краю.

На улице в гетто танцуют со Смертью

Лишь тени — под