Человек, который не мог умереть - Николай Иванович Левченко

превратившийся в инкуба! В загробный мир он никогда не верил. Но как же объяснить тогда, чего с ним происходит? Может быть, он умер еще в том селе, когда увидел ту растерзанную девочку с открытыми глазами, и после этого попал в Чистилище? И жил теперь как воплощение мистического зла, осевшего в душе, приставшего к нему как вирус. Да, внутренне он не хотел участвовать в боях, и вместо этого жизнь предложила ему словно бы альтернативный вариант, тот вариант, который он, возможно, заслужил, который виделся кошмаром и иллюзией! И вообще, что движет человеком в жизни? Ведь каждый знает, что когда-нибудь умрет. Любовь, какое-то занятие и осознание себя в кругу своей семьи дают нам ежедневно луч надежды. В коротких промежутках между сном и явью мы малодушно гоним мысль о смерти, но именно она и заставляет жить. Однако нет ни счастья, ни надежды, когда ты движешься в потоке времени по замкнутому кругу, во всем подвластен только своей тени, не принадлежишь себе! Он никогда не размышлял о жизни отвлеченно и все-таки таков был жуткий вывод, с которым приходилось жить. В один момент, поддавшись искушению, он даже начал помышлять о способе самоубийства, которое могло бы все упростить. Затем, раздумывая, начал вспоминать о том, как, не находя вчерашний день, бродил по лесу после происшествия, как шел потом вдоль речки… Все то, чего случилось дальше, он отлично помнил! И с содроганием припоминая это, он отказался от своей затеи, не зная, чем она закончится: что, если он потом опять придет сознание и будет еще хуже? Да, его мышление как будто не было задето, а психика имела свойство приспосабливаться ко всему.

Как-то раз, когда он шел у оградительного бортика вдоль пляжа, его окликнули по вымышленному имени. Он уже вполне привык к тому и оглянулся. Очаровательная девушка с плетеной сумкой на плече, в короткой пляжной юбочке, глядела на него во все глаза. Он никогда не видел ее раньше, и на его лице была, наверное, растерянность. Думая о том, когда успел с ней познакомиться, он непроизвольно сделал к ней полшага. Разглядывая его, незнакомка вскрикнула и тут же со слезами бросилась ему на шею.

– Леша, милый, где ты пропадал так долго? Я никому не верила, что ты погиб, знала, что найдешься!

Он понял, что похож на парня, которого она любила. Но если она называла его Лешей, выходит, имя Алексей было его собственным, он мог напомнить этой девушке только самого себя. Значит, это и была его невеста? Все еще немного сомневаясь и в самом себе и в этой встрече, он вдруг ощутил такую нежность, что обхватил растерянную девушку за талию и начал жадно целовать. Он целовал ее от радости, от ощущения того, что одиночество закончилось. Он целовал ее и прижимал к себе, надеясь воскресить в своем сознании все то, что безвозвратно кануло. А девушка все плакала и плакала от счастья.

– Милый, милый!.. Где ты был?

Достав платок, он вытер ее слезы.

– Так вышло, что я все забыл и ничего не помню. Ну, в бою меня слегка контузило.

– А что меня зовут Викторией, ты помнишь?

Влажные глаза сверкали от восторга, смешанного с болью и сопереживанием. Он понял, что она на всякий случай подсказала свое имя. Насилу сдерживая радостные спазмы в горле, он тоже прослезился.

– Здравствуй, Вика, дорогая! Я так хотел найти тебя!

Она закрыла его губы поцелуем.

– А я давно хотела вновь услышать это имя. Значит, ты еще не все забыл, любимый!

Они обнялись и пошли куда-то мимо улыбавшихся при виде их людей, вдоль отдаленной полосы прибоя с белесо мельтешащими телами и длинного как половина жизни берега… Так Осип вновь обрел свое утерянное счастье.

Виктория жила отдельно от своих родителей, с которыми поссорилась из-за того, что они хотели выдать ее за «кого попало». Вот. Кроме этого она отлично рисовала, делала на пляже карандашные портреты отдыхающих, а по вечерам работала в кафе официанткой. Ну, в общем, она тоже не бездельничала. И если он чего-то позабыл, она подскажет. Так ведь? Ну, а пока его здоровье не поправится, чтобы тогда уж расписаться, так можно жить поочередно – то в его прибрежной, то в ее, такой же съемной комнате на Молдаванке.

– Ты сразу говори, если что-нибудь запамятовал или с чем-то не согласен. Я не обижусь, не стесняйся. Мы живо все обсудим!

Как она сказала, так они и поступили. С момента встречи жизнь обоих сразу же преобразилась, точно черно-белый фильм расцвел во всех цветах и красках. Девушка была чувствительной и очень ласковой, тут же окружив любимого своей опекой и рекомендациями разных знахарей, которых они непременно посещали вместе. Кажется, она по-женски рассудила, что если уж его контузило, то это должно отразиться и во всяких прочих отношениях, которые важны для будущего брака. Он не уклонялся от ее забот и ежедневно пил целебные настои, эффект которых сильно проявлялся по ночам, хотя ничуть не проясняя память… И, тем не менее, ускоренно наверстывая, что упустили, оба были несказанно счастливы. Казалось, что все трудности остались позади. Но если заглянуть поглубже в душу каждого, то это счастье было неустойчивым, как фееричный замок на песке. Трагедия их тесного, еще добрачного союза заключалось в том, что Алексей не мог быть абсолютно откровенным со своей невестой. Не мог ей рассказать всего из опасения, что он окажется не тем, кого он плохо помнит. Он должен был тогда сказать и про убийство по дороге из лесу и про «пропажу» времени и про изменения, происходившие с его лицом: по временам кожа на том будто стягивалась, напоминая каменную маску. Причин такой мутации он не понимал. Может быть, он чем-то все же заразился? По общей логике событий это представлялось допустимым, следствием того, что с ним произошло в лесу. Но хуже всего было то, что он не знал, что будет дальше с его внешностью, ни потеряет ли он Вику. Его невеста тоже отмечала эти изменения. Порой бесчувственное выражение его лица она списала на побочное воздействие целебных трав, поэтому решила, что от их приема надо отказаться.

– Вполне довольно и того, что есть!

– Чего, я так тебя измучил?

– Ну, что ты? Нет, конечно! И все-таки давай оставим что-нибудь и про запас.

Да, все ночи, проведенные вдвоем, и без целительных настоев были пылкими. Они любили так, как будто делали это в последний раз, и не могли насытиться. Днем, когда бывал свободен, он помогал Виктории на пляже – позировал перед ее переносным мольбертом, чтобы привлечь других клиентов. А вечером встречал