Странник по духовным мирам - Гвидо Франчецце

свою возлюбленную, совершенно невероятно, что она оказалась бы в Аду, даже ради того, чтобы встретиться со мной. Она выглядела как все смертные, и, если она стояла коленопреклонённая около моей могилы, значит, я, без сомнения, всё ещё на Земле. Неужели мертвые никогда не покидают Землю и беспрестанно бродят вблизи тех мест, где протекала их земная жизнь? С такими и подобными мыслями, роившимися в моей голове, я сделал попытку приблизиться к той, которую я так любил, но обнаружил, что не могу этого сделать. Казалось, незримый барьер окружил её, не пуская меня. Я мог при желании ходить вокруг неё, удаляться и приближаться, но прикоснуться к ней я не мог. Тщетными были все мои усилия. Тогда я начал говорить. Я звал её по имени, я говорил ей, что я рядом, в полном сознании и всё тот же, что и прежде, хотя и мертвый. Но казалось, она совсем не слышит меня и не видит. Печальная и молчаливая, она всё так же плакала, всё так же нежно перебирала цветы, тихонько бормоча, что я всегда любил цветы и, конечно же, узнаю, что это она положила их здесь для меня. Снова и снова я взывал к ней так громко, как мог, но она меня не слышала. Она была глуха к моему зову. Она только беспокойно вздрогнула и словно во сне провела рукой по лицу, потом медленно и печально побрела прочь.

Я сделал рывок, чтобы последовать за ней. Напрасно. Я не мог и на несколько шагов оторваться от своей могилы и своего бренного тела, и тут я увидел — почему. Меня удерживала и привязывала к моему телу цепь, похожая на нить из темного шёлка, которая казалась не толще обычной паутины. Никакая сила духа не могла разорвать её. Если я двигался, она растягивалась как резиновая, неизменно притягивая меня назад. Что хуже всего, я начал ощущать пагубное воздействие на мой дух этого гниющего тела, как это обычно бывает на Земле, когда заражение, которое началось в одной руке, заражает ядом и заставляет страдать всё бренное тело. И новая волна ужаса наполнила мою душу.

Затем голос, принадлежавший, несомненно, какому-то царственному и высшему существу, раздался в тишине и сказал: «Ты любил это тело более своей души. Смотри и знай теперь, как превращается в прах то, что ты так боготворил, чему с таким рвением служил и за что так цеплялся. Познай, каким тленным оно было, каким мерзким стало, и взгляни на своё духовное тело. Смотри, как ты истощил его и иссушил, как пренебрёг им ради удовольствий земного тела. Узри же, какой жалкой, отвратительной и уродливой твоя земная жизнь сделала твою душу, бессмертную и божественную, обрекая её на страдания».

И тут я взглянул и узрел себя. Словно в зеркале я увидел перед собой собственное отражение. О, ужас! Без сомнения это был я сам, но — о! — Каким ужасным образом я изменился, каким мерзким, порочным и гадким я себе казался, какими отталкивающими были мои черты. Даже фигура моя деформировалась. Я отшатнулся в ужасе от собственного безобразия и начал молить о том, чтобы земля разверзлась под моими ногами и поглотила меня, скрыв навсегда. Ах! Никогда более не обращусь я к моей возлюбленной, никогда не пожелаю, чтобы она увидела меня. Лучше, гораздо лучше, если она будет по-прежнему считать меня мертвым, ушедшим от неё навсегда. Пусть лучше у неё останется только память обо мне таким, каким я был в своей земной жизни, чем она узнает об этой страшной перемене, о том, каким ужасным был я на самом деле.

Увы, увы! Мое отчаяние, моя мука были предельно велики. Я громко стенал, осыпая себя ударами, в диком и неистовом ужасе от себя самого я рвал на голове волосы. И затем, утомленный взрывом своих чувств, я упал, снова лишившись чувств и сознания.

___________________

Опять я очнулся, и опять своим пробуждением я был обязан ей, моей возлюбленной. Она снова принесла цветы и, раскладывая их на моей могиле, снова тихим голосом нежно говорила обо мне. Но я уже больше не пытался привлечь её внимание. Нет, я отшатнулся и попытался укрыться, моё сердце ожесточилось даже против неё, я сказал: «Пусть она лучше плачет о том, кто ушёл, чем узнает, что он все ещё жив», и позволил ей уйти. Но как только она ушла, я начал неистово звать её, чтобы она вернулась. Пусть лучше вернется, вернется, как бы то ни было, пусть лучше увидит весь ужас моего положения, чем оставит меня в этом месте, где я никогда больше не увижу её. Она не слышала, но чувствовала, что я зову её, и я увидел, как, уже будучи далеко, она остановилась и слегка повернулась, словно желая пойти назад, но передумала и покинула меня. Дважды, трижды она приходила, и каждый раз с её приходом я чувствовал ту же стыдливую робость и каждый раз, когда она покидала меня, меня обуревало то же безумное желание вернуть её, удержать около себя. Но я не взывал к ней больше, ибо я знал, что живые не слышат мертвых. Я был мертв для всего мира, и только для себя и своей злосчастной судьбы я был жив. Ох! Теперь я знаю, что смерть — это не бесконечный сон, не спокойное забвение. Лучше, гораздо лучше, если бы это было так, и в своем отчаянии я молился о том, чтобы мне было ниспослано это забвение, в то же время, зная, что так не может быть никогда, ибо человек — это бессмертная душа и живет вечно: в добре и во зле, в счастье и в горе. Его земная оболочка разрушается, превращаясь в прах, но дух, истинная сущность человека, не знает тлена, не ведает забвения.

С каждым днем — а я чувствовал, что дни идут — моя душа всё более пробуждалась, я начинал яснее видеть события моей прошлой жизни, которые длинной чередой проходили передо мной, сначала как туман, который постепенно сгущался и принимал четкие очертания. И я, сокрушенный, беспомощный в своих муках, чувствуя, что уже поздно хоть что-либо изменить, склонил голову.

Глава 3. Надежда — Странствие По Земному Уровню –

Дверь в Духовный Мир

Я не знаю, как долго всё это продолжалось. Мне казалось, что прошло очень много времени. Я сидел, погруженный в отчаяние, когда вдруг нежный голос тихонько позвал меня. Голос моей возлюбленной!