Ракета в морг - Энтони Бучер

цикл исторических романов, посвящённый событиям от основания миссии Долорес[15] до землетрясения 1906 года, ныне интересен лишь собирателям калифорнианы.

Но нет в мире ни единого уголка, где не знали бы коренастую, с бычьей грудью, бородатую фигуру доктора Дерринджера, с его ревущим голосом, седой головой, тростью и разрушительным умом. Стэнфордский университет[16] по сей день получает письма с просьбой дать научную консультацию, адресованные “Гарту Дерринджеру, д-ру философии, физический факультет”, а чудаки-учёные с удовольствием посещают в этом университете Мемориальную библиотеку Фоулкса, чтобы поражать друг друга различными прочтениями рукописных ранних версий.

Рассказывают о сейсмографической экспедиции, после напряжённых месяцев достигшей якобы недостижимых верховьев Кулопангу. Вождь нгутлумби был очарован сложной аппаратурой для регистрации подземных толчков. Он осмотрел её со всех сторон и, наконец, уверенный в ответе, спросил:

— Докка Деринья это дело?

Быть может, именно этому рассказу присуща толика фантастического преувеличения, но, тем не менее, он отражает то уважение, которое мир мудро оказывал мастерскому творению Фаулера Фоулкса.

О другом творении Фоулкса, его сыне Хилари, вы уже кое-что слышали и услышите ещё больше. Собственно говоря, вы станете свидетелями его смерти.

Второй день: пятница, 31 октября 1941 года

1

— А почему, — спросил лейтенант Маршалл Кончу Дункан, когда они под палящим солнцем ехали на запад, — Мэтт так зол на Хилари?

— Я совсем не виню его, — нахмурилась девушка. — Только болтать об убийстве несмешно.

— Убийство подобно самоубийству. Или писательству. Чем больше об этом говоришь, тем меньше склонен сделать. Спусковой клапан. Но каков мотив?

— Это был грязный трюк… Не думаю, что вы знаете Дона Стюарта? В любом случае, он был известным фантастом, а теперь редактор “Удивительных историй” (это научная фантастика) и “Миров по ту сторону” (это фэнтези). Он купил кое-что из вещей Мэтта и, похоже, решил, что тот перспективен. В итоге у Стюарта появилась блестящая идея, что было бы забавно написать несколько новых рассказов о докторе Дерринджере. — Маршалл кивнул. — В этом и состоял замысел. Фоулкс умер лет десять назад, правильно? И даже тогда он слегка, так сказать, отстал от времени. В современной науке полно областей, которых великолепный доктор даже не касался. Представьте, что он мог бы сделать с распадом атома или теориями времени Данна[17]. Смотрите — сколько сейчас доктору Дерринджеру?

— Ты имеешь в виду, как давно эти рассказы написаны?

— Я имею в виду, насколько стар этот великий человек. Первые рассказы вышли на рубеже веков, а ему тогда было лет сорок… Тогда сейчас восемьдесят. Вполне мог бы быть полон сил.

— А разве не полон? В смысле, неужели никто не чувствует, что он существует? Но продолжай.

— Так и говорил Стюарт. Что люди думают, что он реален. Поэтому он написал Остину Картеру, изложил эту идею и сказал, что если тот не хочет, то должен передать ещё кому-нибудь в ЛОМ, и тогда…

— Ого! Просто чтобы прояснить ситуацию, кто такой Остин Картер?

— Самое громкое имя во всем писательском стойле Стюарта. Собственно, думаю, он все три самых громких имени там. И он тоже милый; помог в самом начале Мэтту.

— А ЛОМ?

— Литературное общество Маньяны. Остин Картер стал называть его так, потому что все всегда болтают, какой потрясающий рассказ собираются написать завтра[18]. Типа как вы говорили об… убийстве. Только большинство из них действительно их пишут. ЛОМ объединяет тут всех, кто пишет фэнтези и научную фантастику, а Картер обеспечивает своего рода связь между ними здесь и Стюартом в Нью-Йорке.

— Улавливаю. Хотя у меня ощущение, что я хожу по грани странного нового мира. Продолжай.

— Итак, Картер скинул эту идею про Дерринджера Мэтту. Мэтт, конечно, воодушевился, потому что он говорит, что три величайших литературных персонажа за всю историю — это доктор Дерринджер, Шерлок Холмс и Волшебник страны Оз. Так что он придумал краткое содержание для шести рассказов, Стюарт их одобрил, и он написал наследникам Фоулкса, которые дали разрешение за чисто символические деньги, о сумме которых договорятся по завершении работы, и Мэтт работал как всегда и сдал рукописи в набор. Только тогда Хилари объявил сумму. Пятьдесят долларов за рассказ без права поторговаться. Мэтт получил от Стюарта за них четвертную премию, так что вышло по шестьдесят два с половиной за рассказ. И к тому времени, когда он всё выплатил Хилари, у него осталось всего семьдесят пять долларов прибыли за шесть рассказов. И он ещё не всё выплатил, потому что мы потратили большую часть денег Стюарта, а он говорит, что ни в жизнь не коснётся никаких моих денег, чтобы заплатить свои долги.

Маршалл заворчал.

— Я не слишком его виню. В смысле, за позывы к убийству. Хилари просто милашка.

— Я ещё не рассказала вам худшего. В тот самый день, когда Мэтт получил письмо от Хилари и подпрыгнул до потолка, мы прочитали в колонке сплетен, что миссис Фоулкс только что купила за пятьдесят долларов меховую шубу для своей собаки. Честное слово, лейтенант, если я когда-нибудь увижу эту собаку… Мэтт говорит, что был бы не против, если бы его трудовой пот позволил миссис Фоулкс купить платье, или шампанское, или ещё что-нибудь разумное; но меховая шуба для собаки…

— И, полагаю, это пекинес.

— Возможно… О, поверните здесь направо.

Монастырь Сестёр Марфы Вифанской изначально был большим, официальным поместьем на Вествудских холмах. В разгар депрессии он был щедро подарен монахиням богатым и милосердным мирянином, который не мог больше платить налоги и сборы.

Для монахинь это имущество стало бессмысленным, но прекрасным, нескончаемым источником тревог и восторгов. Солнце, вид на океан с вершины холма и невысказанная, но явная зависть настоятельниц обителей других орденов частично искупали полуторамильную дорогу до автобусной остановки и постоянные заботы о содержании. А богато украшенный бассейн стал прекрасным угощением для мексиканских детишек, каждую неделю приезжавших на школьных автобусов с северного края городка.

Сестра-привратника подозрительно скосила глаза на лейтенанта Маршалла (она наслаждалась своими слегка еретическими взглядами на важность мужчин, будучи склонной представлять Небеса благородным матриархатом, где Дева щедро уступила Сыну определённое положение), но улыбнулась Конче, чья тётушка была одной из самых верных жертвовательниц обители.

— Можете подождать в патио, — сказала им она. — Хотя там сестру Урсулу ждёт ещё одна дама.

Даже в пасмурные дни этот дворик казался ярко-зелёным от словно бы подводного колорита растений. Сегодня, в ярком осеннем солнечном свете, он купался в изумрудном блеске.

— Мне тут нравится, — признался Маршалл, — даже если я не чувствую здесь себя уместным. Раньше у меня