Смертельный дозор (СИ) - Март Артём

— Команды вольно не было!

Пограничники сразу притихли. Когда шеф с Семипаловым скрылись в здании расположения, кто-то все же тихо заговорил:

— Это он? Богдан сделал?

— Вот сукин сын!

— Зачем это он?

— Так его ж Пальма за жопу покусала.

— А Булата че выпустил?

Я только молчал, старался не замечать, как гудят ноги, а тело еле держится от изнеможения. Вася Уткин, стоявший рядом, тоже молчал. Стас, державший «Смирно», за моей спиной молчал вместе с нами.

— Разговорчики, — строго сказал замполит Строев, оставшийся смотреть за нами во дворе.

Семипалов был у Тарана недолго. Минут через пять он вышел, но уже без противогаза. Солдат пошатнулся, попытавшись сойти со ступеней, оперся о дверной косяк. Волосы его, мокрые от пота, прилипли ко лбу. Лицо искажала гримаса боли. Семипалов держался за живот. Все поняли, что Таран наградил его ударом под дых.

Семипалов с трудом спустился со сходней. Поковылял к строю. За ним вышел начзаставы, поправил шапку на голове.

— Быстрей, Семипалов, стать в строй, — подогнал он, и рядовой, превозмогая боль, ускорился, чтобы присоединиться к построенным бойцам.

— Значит так, — сказал Таран, вернувшись к строю и поправляя ремень, — если все это дело дойдет до начальства — плохо будет всем. Что там с Пальмой, мы еще посмотрим. А вот Булата нужно найти. В связи с этим слушай мои приказания: каждый, кто отправится в наряд с сегодняшнего дня, должен немедленно докладывать на заставу, если увидит на границе пса, хотя бы отдаленно напоминающего Булата.

Таран многозначительно помолчал. Вздохнул.

— Вольно. Разойтись, — скомандовал он и тут же направился в канцелярию.

— Ты что ж, падла, наделал⁈ — Услышал я приглушенные голоса, доносящиеся из сушилки.

— Чего они там? — Удивился Уткин, шедший вместе со мной в расположение, после чистки оружия.

— Жди здесь, — сказал я, — известно что.

Я пошел в дверь направо. Уткин, конечно, не послушался меня и прицепился следом. Когда я попытался открыть дверь сушилки, она оказалась закрыта.

— Э! — Крикнул я и постучал.

Дверь мне открыл Миша Глушко.

— А, это ты, Саша. Ну, проходи.

Мы с Уткиным вошли в небольшую комнатку. Тут набилось человек десять пограничников. Все стояли в тесноте, внимательно следили за тем, что происходило у дальней стены. Никто из парней даже не обернулся на нас с Васей.

— Отвечай! На кой черт ты это сделал⁈ — Кричал на Семипалова сержант Мартынов.

Их обоих я не видел за широкими спинами парней. Потому протиснулся дальше, туда, где чинили самосуд над Богданом. Когда я пробился к ним, увидел, что Семипалова приперли к стенке. Мартынов держал его за грудки. Богдан же виновато опустил глаза, боялся смотреть в лицо сержанта.

— Чего молчишь, падла⁈ — Зло рыкнул на него сержант. — А? Зачем Булата отпустил?

— Ну, — поддакнул кто-то, — на кой ляд?

— А если б он кого на заставе задрал?

— Да! У Булата ж крыша поехала! Если б кинулся?

Семипалов не спешил отвечать. Он только испуганно сутулился и жался к стене.

— А на черта ты подсадил к Пальме Радара⁈ — Не отступал Мартынов.

— А чего она кусается? — только и смог пробурчать Богдан. — Не место ей на границе! Пусть щенят рожает!

— Сучий сын… — гневно раздул ноздри Мартынов. — Я тебя щас так отделаю, что уже никогда кусаться не сможешь! Из-за тебя всю заставу почем зря почти два часа гоняли! Из-за одного тебя!

— А потом еще, из-за этого всего будут заставу трясти!

— Ну! А если особисты узнают⁈ Будет как в прошлом году!

— Узнают, обязательно узнают, если Пальма скотная сделается!

— Где этот сучек⁈ — Вдруг закричали от входных дверей.

Я обернулся. Злобный как черт Нарыв, только вернувшийся от шефа, быстро пошел к Семипалову и Мартынову. Пограничники расступались перед ним, видя искаженное настоящей яростью лицо инструктора.

Нарыв, красный как рак, с ходу кинулся к Богдану, схватил за одежду, отволок его от сержанта Мартынова.

— Ты, скотина, знаешь, что меня из-за тебя теперь посадить могут⁈ — Гневно заревел Нарыв, — тебя кто, суку такую, просил лезть к собакам⁈

Семипалов, прижатый к сапожным полкам, зло глянул на Нарыва.

— Надо было лучше свою псину воспитывать, товарищ Сержант! — Выпалил Богдан.

— Ах ты мразь… — зашипел Нарыв и схватил его за грудки, — щас я тебя разукрашу!

Он замахнулся на солдата. Семипалов испуганно закрылся руками. Я среагировал мгновенно: подскочил, одной рукой вцепился инструктору в предплечье. Все в сушилке ахнули.

— Слава, — спокойно сказал я, — не надо. Богдан еще свое получит. Ты только не усугубляй.

Нарыв медленно обернулся. Злым взглядом уставился мне прямо в глаза.

— Селихов, — неприятно искривил он губы, произнеся мою фамилию, — ты на кой черт не в свое дело лезешь?

Глава 4

— Это мое дело, — возразил я холодно. — Так же как и дело всех на заставе. Если ты ему сейчас морду набьешь, всем нам хуже будет.

— Да куда ж еще хуже? — прошипел Нарыв, — мне, сука, срок грозит! Пусти!

— Так и знай, Слава, — я заглянул Нарыву в глаза, — я тебе бить его не дам.

— Пусти, сказал!

— Нет.

В глазах Нарыва пуще прежнего забегали злые искорки.

— Защитничек, значит, нашелся, — угрожающие протянул он сквозь зубы, — решил заступиться за этого подонка?

— Попробуешь ударить, не посмотрю на звание, так и знай, Слава.

— Да пошел ты! — Нарыв внезапно кинулся на меня.

Он попытался схватить меня за ворот ХБ, но я тут же вцепился ему в руку, выкрутил запястье так, что он аж застонал.

В следующее мгновение сержант Мартынов набычился, подступил ко мне, чтобы ударить. Боковым зрением я видел, как трое или четверо погранцов тоже шагнули в мою сторону, но на их пути внезапно возник Вася Уткин.

Вася был высок и крепок. Только молодое лицо, на котором еще читались кругловатые детские черты, выдавали в нем восемнадцатилетнего пацана. Телом он был крепче почти всех, кто служил на заставе. А рукопашный бой Вася всегда сдавал в учебке на отлично.

— Кто кинется на Сашку, — угрожающее низким басом начал Уткин, — того тут же приземлю. Поняли?

— Пусти руку… — Провизжал Нарыв, — пусти…

— Отпущу, Слава, если пообещаешь, что не тронешь Семипалова.

— Кого? Эту мразь? Да я его…

Нарыв недоговорил, потому что я сильнее нажал ему на запястье. Еще полсантиметра в сторону, и получит инструктор если не разрыв связок, то сильное растяжение.

— Ладно, не трону, только пусти… — стиснув зубы так, что скрипнуло, проговорил Нарыв.

Я отпустил. Нарыв тут же схватился за запястье. Потом посмотрел на перепуганного Семипалова так, будто собирался просто сжечь рядового заживо одним только взглядом.

— Зря ты его защищаешь, Саша, — сказал Нарыв тихо.

Остальные бойцы застыли вокруг, не зная, что им делать: бросаться на нас с Уткиным или отступить.

— Мало вам собак? Подавай еще массовую драку? — Громко сказал всем им я.

Нарыв не выдержал моего взгляда и отвел свой. Сухо сплюнул.

— Смирно! — Заорал вдруг прапорщик Черепанов.

Внезапно в сушилку ворвались старшина с Тараном и замполитом Строевым.

— Чего тут происходит⁈ — Крикнул Таран, — чего столпились⁈

Все солдаты, кто был внутри, вытянулись по струнке. Однако Таран сразу понял, в чем дело. Глянул на нас с Семипаловым, Уткиным и Нарывом с Мартыновом, стоящих у сапожной полки.

И без того мрачный шеф помрачнел еще больше, чем раньше. Видел я по его взгляду, что понимал начзаставы: вспылил он не по-детски. Перегнул палку с «воспитательным моментом». Допустил неустанные отношения к Семипалову, а тем самым развязал руки всем остальным солдатам. За это я мысленно ругал начальника еще в тот момент, когда увидел битого Богдана, сошедшего со ступеней расположения.

— Прекратить балаган, — сказал шеф строго, — свободные командиры отделений все ко мне в канцелярию. Сейчас же. Остальным — разойтись. Выполнять свои обязанности.