Teologica - Maxim Berns

крылом

Эта нервная дрожь.

Мне безмолвие твое —

Под ребро острый нож,

Были птицами,

Значит умели летать.

Значит кто-то обрезал

Небесную нить,

Значит не долететь,

Ночь пером не покрыть,

Стай придуманных звезд

Простотой не пленить —

Разучили парить,

Теперь учат мечтать.

Погляди, еще есть

Пять минут до зари,

Согреваясь свечой,

Яркий свет подари,

На пороге окна

Мне дороги гори —

Твое тело умело

Страдать и терпеть,

Только в смерть

Теперь смотрят немые глаза

И стекает по перьям

Бессилия слеза,

Только слов в небесах

Не понять, не сказать —

Не летать, так огнем,

Ярким жаром сгореть.

III. («В даль неслась мечта караванами…»)

В даль неслась мечта караванами

И молитвами окаянными,

В ночь ходили Грусть и Тоска моя

Белой лебедью, фата-морганою15.

На руках носили созвездия.

Много виделось, больше грезилось,

До небес взлетала сестра моя —

Песня солнц. И в небе повесилась,

Полюбилась, снам приглянулася,

В сферы-зеркала окунулася,

Думал, что вернется с рассветами —

Зря мечтал – она не вернулася.

Многое ушло за буранами

В эту даль путями с капканами.

Даже небо в воду смотрелося

И терялось фата-морганою.

IV. («Тихо, тихо! Могут ведь услышать…»)

Тихо, тихо! Могут ведь услышать

Мои слезы в буквах черной сказки!

Вижу, как меняют свои маски

Духи зла, заваривая жижу

Тéней на стене и звезд на небе,

И от этого становится страшно.

Пьют солдаты битвы вчерашней

Злую кровь позорной победы.

Осторожно, выси тревожа,

Добираюсь снами до крыши.

Только тех, кто ночью подышит,

Сделают на вечность моложе.

Только в них венчается время.

V. («Мы сто лет не видали людей…»)

Мы сто лет не видали людей,

Но зато каждый день курим с богом

И вдыхаем отравы идей

Словно яд. У чужого порога

Мы могли бы стать Главным в словах

И движениях дивного танца —

Только ветер шумит в головах

И бредем в горизонты скитаться.

Где взвиваются в небо костры,

Где венчаются звезды с луной,

Там сидим над обломками мы

Той мечты, что не стала звездою.

Пронесутся над нами миры

И в великом движении планеты,

Принесут нам вопросов дары —

Мы с поклоном отвесим ответов.

Мы сто лет там, где реки и лес,

Где неясыти криком тревожат,

Может быть здесь когда-то воскрес

Тот, Кто Космос Венчает. И может

Мы смогли бы расплавить песок,

Отменяя пунктиры границы,

Делать то, что и ветер не смог

Сделать с белым безбрежием птицы.

Мы раздали богатства на хлеб,

Мы дома оставляли заблудшим.

Что нам миг – словно тысяча лет,

Счастье только за небом идущим!

Вольск, 21.10.00 года

Арсеналы

I. (Строкой по земле)

Если голос не спел и пропал,

Не сказал и молитв не испил —

Этот голос горел-догорал,

Его кто-то зажег и убил.

Если песня ломалась в аккорд,

Отлетала на рванной струне —

Знать за песней сто тысяч идет

Мерить солнце лучами на дне.

Если с крыши срываются в плач,

Если дни для победы – в стекло,

Своих слез за ладони не прячь —

Это время для шага пришло

В бездну грома, грозы и огня,

В ее тонкий певучий мотив —

Эта бездна спасала меня,

Этой бездной и буду убит.

Если стынет туман ноябрем,

Если нам и под утро не встать —

Не кричи, все равно мы вдвоем

И тебя у меня не отнять.

И ни песня в ночной тишине,

И ни голос, ни этот поход

Не сочтут панихиды по мне —

Я их топи обманывал вброд.

Я сижу на кровать твоей

И считаю круги на стене —

Нету в мире молитвы главней,

Чем молебен во здравие тебе.

Ты мой самый последний причал

И стихи, что когда-то давно

Я мальчишкой за полночь писал

И выбрасывал, скомкав, в окно —

Вот они! Воскресают в тебе

И о самом большом говорят,

Что не маяться дóсветла мне,

А с тобою готовить обряд

Наших сказок строкой по земле,

Песен наших куплетом в траву —

Я как в небе нуждаюсь в тебе,

Я без неба наверное умру.

Что мне старых дорог ремесло —

Начинать и скрывать города.

Мне главней твоих мыслей тепло

И пустых обещаний вода.

Я-то знаю, что прячет гранит —

Он скрывает историю звезд,

Ну а если их смысл не испит,

Я его зачарую до слез,

До твоих поклонений в церквах

Образам и старухам седым —

Может это панический страх,

Но я кланяюсь старым больным.

Я навеки привязан к тебе,

И хоть плачь, хоть засмейся в лицо,

Я зарю отолью в серебре,

И на палец одену кольцом.

Пусть убогий, безверный, хромой,

Пусть в душе сто багрянцев крови,

Я пойду до конца за тобой,

Чтоб погибнуть во имя любви.

II. (Кольцы)

Догорай костром огненных лисиц,

В небесах считай тучи-облака,

Все равно теперь, что возьмет рука —

Медь беспечных слов, серебро страниц,

Что прочтешь теперь – сказку или быль,

Всё тебе в карман, да на все века,

Что придержат, знать, поступь дурака

На путях кривых, где поет ковыль.

Здесь прошли пешком боги за сто лет,

А за ними – смрад, похоронный плач,

Где колеет снег и рассвет горяч

Купят их стихи серебром монет.

К тебе входят в дом пресвятые вряд,

В пояс поклонясь, всё хотят совет.

Ты целуешь крест, молишься в ответ,

Ты им кольцы дай – пусть ведут свой сказ

Про пороги дней, про стекло минут.

Их глаза слепит горе да печаль,

Их века ушли в ледяную даль —

Ты поставь за них, и они уйдут.

Покрестись, прижмись к тонкому стеклу,

Радуйся – их путь труден, но воспет.

Приглянись, в садах, где мелькает свет

За толпой святых грустно я бреду.

III. (В стекло)

Знай мои мысли – страшных таен нет,

В них плач церквей, очарованье роз,

Сонет в размер несбывшихся планет,

И смех совы, и страхи детских слез.

Пой мои песни – ноты в три рядá,

И нервный свет кодóв сигнала SOS,

И их асфальты улиц. Навсегда.

И тишина на выси, где Христос

Венчал миры. И в наши голоса

Войной входили вера и тепло —

Их смех смывала нежная роса

В остатки сновидений. Вдрызг. В стекло.

Тебе – все правды братского венца,

Как долгий сон в предсвадебную ночь,

Пути начала и откос конца,

Чтоб смог бы всё, что мне теперь не смочь.

Чапаевск, 21.11.00 года

Поволжье

Владимиру Алешкову

Беречь два слова «радость» да «печаль»,

Плести сонеты страшным мостовым,

Глядеть в окно, как в ледяную даль,

Вдыхать отраву – сигаретный дым.

Считать круги разбившихся планет

И примечать их взрывы, их стекло,

Брести дорогой, где тревожит свет

Тепло небес. И плакать всем назло.

Запаливать провинций тихий смрад

И пальцы обжигать. Опять курить.

Творить добро и прятать, словно клад,

Придумать зло и сразу позабыть.

Сгорать рассветом. Птицами летать,

Заложникам любви смолчать о том,

Как плавится восход. Как не догнать

Зарю высот отравленным крылом.

Писать тебе письмо. Лизать конверт.

Болеть за встречу. Наши дни беречь.

Не разбирать, что было, а что нет,

И все крестить в дрожании тонких свеч.

Чапаевск, 15.12.00 года

Сердце любви

Осторожное сердце любви

Тихо дышит, идет через солнце.

Ты храни это сердце, зови

В своих снах. Пусть оно рассмеется.

Оно смолвит акафисты слов,

Принесет свои тайны в ладонях,

Беззаветно подарит любовь

Да тоску по земле похоронит.

Знай его голубые глаза,

Утони в них. И сердце растет,

Чтобы летом вернуться назад

К тем губам, что его и не знают.

С ним живи. Оно будет хранить

Все слова и ночные секреты,

Сердце станет безмолвие пить,

Растворяя темницы ответов.

Расцелует, заманит, убьет —

В этой смерти обрящешь спасение,

В славном сердце, что бьется, живет,

В его пальцах, изгибах, коленях.

Растворишься в его голосах,

В нем воскреснешь и станешь моложе —

Юным взглядом в усталых глазах

И мурашками в бархате кожи.

Вольск, 09.01.01 года

Обезьяна Господа Бога

Призмы. И окна.

И ночи огнями

Лопают латекс

Глазницы привычно.

Я примирился

Теперь с чудесами —

Переношу

Паранойю отлично.

Остывшие слёзы – глубокие раны,

Тупыми камнями под пальцами белыми

И восками мягкими, хрупкими мелами

От тела до тела. И