Патриот - Гульнур Якупова

Краешком глаза Муса наблюдал за солдатами: многие плакали. Не все ж тут спецы с военным образованием, бывалые вояки. Сколько вчерашних новобранцев – неопытных желторотых юнцов от восемнадцати до двадцати. Даже если им посчастливится вернуться домой из адского пекла целыми-невредимыми, кто поручится за их психику? Недавно группа наших солдат, проезжая на БТР вдоль границы, обстреляла безоружную афганскую семью – старика, тащившего за собой ишака на поводу, и женщину. Разве можно считать их психически нормальными?!

А «чёрным тюльпаном» прозвали АН-12. Этот самолёт доставляет к советской границе трупы погибших. В нейлоновых мешках, в запаянных цинковых гробах… Убитые горем родители лишены возможности взглянуть на свои чада в последний раз, несчастная солдатская мать не может даже порыдать над телом сына, уткнувшись ему в грудь!

Мусе тоже не раз приходилось брать на борт убитых, везти их на базу. Но «Чёрный тюльпан» похож на братскую могилу: гробы стоят друг на друге, испуская тошнотворный трупный запах – такое не забыть. В некоторых гробах вместо трупов – лишь фрагменты тел, отдельные конечности. Какая нестерпимая мука знать, думать и помнить об этом…

А какие только люди не встречаются на войне?! Впрочем, как и в мирной жизни.

После концерта солдаты разделились на группы: одни говорили и спорили о политике, другие пытались поднять настроение известным способом… Муса же предпочёл уединение.

Вскоре к нему подошла хорошо одетая красивая женщина. Она оглядела молодого офицера с головы до ног оценивающим взглядом и кокетливо к нему обратилась:

– Капитан, может, пройдёмся?

– Да я каждую минуту по войне прохаживаюсь, – озвучил он то, о чём только что думал.

– Как поэтично! Будем знакомы. Меня зовут Ника – богиня победы. А вас?

– Капитан Таминдаров, – представился Муса, ещё не вполне привыкший к недавно присвоенному званию.

– Как официально… А чеки герою нужны? Могу устроить.

– A-а, так вы «чекистка»? Нет, спасибо, не нужно.

Иногда военным платили чеками Внешпосылторга, и Ника, по-видимому, имела отношение к этой сфере.

– Неужто не хотите подарок жене привезти? – не унималась она. – Чтобы у такого джигита да не было жены! Вы ведь такой колоритный мужчина! Эти раскосые глаза, а взгляд – пронзительный и острый, что меч булатный. Сражает наповал. О боже, мне точно не устоять… – воскликнула дамочка и, картинно закатывая глаза, прильнула к его груди. – Муса невольно отпрянул, а та, оскорбившись, презрительно хмыкнула: – Что, слабо тебе, да? – И пошла прочь, честя молодого человека на чём свет. А афганский ветер донёс до его ушей: дикарь, солдафон, туземец!

– Да какая ты богиня! Самая обыкновенная пэпэже, – готов был крикнуть вдогонку ей Муса, передёрнувшись от отвращения. А потом ему даже стало жаль эту красивую, но такую неприкаянную женщину.

Наконец экипажу Таминдарова дали новую машину. Вместо их «дуршлага». Да, афганские горы постепенно превращаются в кладбища искорёженных советских вертолётов и самолётов…

И тут же получили боевое задание: разбомбить позиции моджахедов в долине реки Панджшер. На задание вылетели четыре вертолёта. Позиции у неприятеля очень удобные: повстанцы засели в горах, прячутся за перевалами, в крепостях с естественным ограждением из острых камней, за крупными валунами, из-за которых удобно вести стрельбу, перемещаются по неприметным тайным горным тропкам. Их столько, что так и кажется, будто имеешь дело с тысячеголовым монстром: снесёшь одну голову – на месте отрубленной тут же отрастают новые. И так до бесконечности…

Первый удар наших зениток приходится на них и на их логова. После зениток вступает авиация, бомбы-ракеты, потом присоединяются танки, БМП, БТРы, мотопехота. Массированный огонь испепеляет всё подряд без разбора – людей, скот, сады, арыки…

Случившееся в тот день перевернуло жизнь лётчика Таминдарова.

…Муса и его товарищи оказались над широким и длинным ущельем. Судя по всему, когда-то здесь протекала река, а теперь вместо неё сплошные груды камней. Когда над ними взрываются бомбы, они приходят в движение, образуя каменный поток. И тогда высохшее тысячи лет тому назад русло насыщается кровью…

Совершая во время перестрелки манёвр, Муса успевает заметить, как взрывается и сгорает летящий рядом вертолёт. После этого настал их черёд: хвостовая балка хрустнула и сломалась словно спичка. Нос железной птицы резко задрался вверх, машина перевернулась в воздухе и устремилась вниз. Муса отчётливо слышал зловещий свист турбин. «Посадить вертолёт не сможем, мы падаем!» – передал он в эфир и назвал координаты.

Перед тем, как потерять сознание, услышал, как Ильфат и стрелок вскрикнули одновременно: «Ани!», «Мама!», и почувствовал, что в тело его разом вонзилось множество свинцовых пуль…

Очнулся Муса в полутёмной пещере, освещаемой горящим очагом, со стороны которого доносились мерные металлические звуки – как будто кто-то ковал железо на наковальне… Хотел подняться – сил не хватило, и он со стоном откинулся назад. Стоявший возле огня человек приблизился к нему.

– Ассалямагалейкум, шурави, – приветствовал он гостя и знаком дал понять, чтобы тот не двигался.

– Ваалейкум ассалям, нике, – ответил ему Муса, еле ворочая языком.

– Имандари, аскари шурави! – воскликнул старик с удивлением вперемешку с радостью и тут же спросил: – Дари, пушту?

– Узбек, пушту, – сказал парень и добавил: – Я – башкорт, муслим.

– Альхамдуллилах! – с удовлетворением произнёс хозяин и, прошептав молитву, попросил раненого не разговаривать.

Как оказалось, Муса лежит не на холодном каменном полу, а на деревянном ложе на ножках наподобие нар. Других лежаков нет. Стало быть, хозяин уступил чужаку своё место, выказав ему тем самым уважение.

После того как старик напоил гостя горячим чаем, тот заснул. И увидел сон. Как будто плавает он в прекрасном озере и поглядывает на девушку, сидящую на берегу. Расчесав волосы, она стала заплетать их в косы. Тут к нему подплывает какое-то чудище, хватает за ноги и тащит вниз. Да так крепко держит, что невозможно вывернуться. Парень сопротивляется, хочет плыть к берегу, а чудище не даёт, увлекает вниз. Девушка же так занята своим делом, что даже не смотрит в его сторону. И тут он узнаёт в ней Зухру и вопит что есть мочи: «Звёздочка моя! Зорька утренняя!»

– Кунак, кунак!(гость) – позвал его хозяин, прерывая странный сон. Муса приподнялся, чувствуя, что стало полегче – не иначе как от чая. Старик подсел к нему, отломил лепёшку и снова напоил чаем. После этого, не дожидаясь расспросов, сам рассказал, каким образом тот попал в его каменное обиталище.

Как понял Муса из рассказа дедушки, вертолёт упал не в ущелье, а чуть в стороне – в арык. Наверное, потому и не загорелся. Старик случайно его нашёл, когда незадолго до восхода солнца пришёл за водой. Осмотрев «аскари шурави», то есть советского солдата, он увидел, что тот не убит, а только ранен, и приволок его к себе.

Три дня пролежавший без сознания Муса решил проверить, насколько серьёзны его раны, и принялся себя ощупывать. Стоило коснуться голени, вскрикнул от резкой боли. Тут же подоспел бдительный хозяин. Попросив его догола раздеться, он вытряхнул как следует одежду, вывернул наизнанку и повесил рядом с очагом. После этого налил в медный таз подогретую воду и предложил гостю вымыться. Вначале Муса вымыл руки и лицо, потом омыл тело, в последнюю очередь – ноги. Старик в это время стоял поблизости, одобрительно кивая головой.

После того как Муса помылся, хозяин подвёл его к огню, где посветлее, и внимательно обследовал, прощупывая тело сантиметр за сантиметром. Парень с любопытством следил за каждым его движением и не только не сопротивлялся, но даже подбадривал: «Смотри, нике, смотри». В переводе с пушту «нике» означает «дедушка». Хозяину пришлось по нраву такое обращение, потому что он был пуштуном.

После тщательного осмотра «нике» вдруг как сдавит голень левой ноги всей пятернёй да с такой силой, что его подопечный от боли чуть сознания не лишился. Эх, разве разглядишь при таком скудном освещении, где что. Когда старик ударил ладонями по рёбрам с обеих сторон, Муса закашлялся, после чего ощутил во рту вкус крови.

Военным преподают основы медицины, учат приёмам оказания первой помощи, поэтому он сообразил, что в голени у него, под кожей, гнойная опухоль и что ему угрожает гангрена, а в грудной клетке, похоже, пострашнее рана – не исключено, что пробито лёгкое. Нике-олатай показал вначале на затянувшуюся рану между рёбрами, потом – на нож, затем на огонь, никогда не гаснувший в очаге пещеры, давая понять, что каленым лезвием ножа остановил кровотечение. Когда он объяснил, что надо бы вскрыть опухоль на ноге и тоже прижечь, парень, не раздумывая, согласился.