Эм + Эш. Книга 1 - Елена Алексеевна Шолохова

Да, это тот самый парень, который «простил» меня на линейке. Теперь мы уже знаем о нём кое-что. Например, зовут его Эдик Шаламов. Приехал к нам из Железногорска и живёт… та-дам — в моём доме, на моём этаже, только я во втором подъезде, а он — в третьем. Как я поняла, он — сын того противного дядьки, что переезжал в августе.

В общем, живём мы с новеньким через стенку. Благодаря этому маленькому обстоятельству дружба со мной для некоторых стала очень ценной, и мои одноклассницы буквально одолевают меня визитами. То гулять зовут, то в школу за мной заходят (причём даже те, кому не по пути), то из школы провожают. И среди дня по сто раз забегают. Поводы самые разные — то книжку просят почитать, то водички попить, а то принесут из дома печенье или кусок пирога — бабушка, мол, отправила угощенье.

Светка Черникова и вовсе у меня обосновалась. Даже уроки делать приходит ко мне. Это смешно — уж передо мной-то могла бы и не пускаться на всякие уловки, как будто непонятно, что ей дела нет до уроков. Мне, в общем-то, Светка не особо мешает. Засядет в моей комнате с учебником и затаится — слушает звуки за стеной. Когда там раздаются голоса — слышимость в нашем доме прекрасная — она аж каменеет с открытым ртом. Неловко становится тогда, когда приходит Алька.

Обе старательно делают вид, что друг друга не замечают, но сидят при этом, поджав губы, и тягостно молчат. Я тоже молчу. Правда иногда, если уж их молчание совсем невмоготу, играю на фортепиано, а то и пою потихоньку. Это немного разряжает обстановку.

Обычно Светка мне подпевала, иной раз мы даже играли в четыре руки, но теперь, когда нас кое-кто за стеной может услышать, она стесняется петь! Светка и стесняется! Это что-то новенькое. Правда, если бы там жил Боря, я бы тоже, наверное, стеснялась. Хотя пою неплохо, голос у меня сильный, правда, немного низковатый и с лёгкой хрипотцой. Но мой учитель по вокалу уверял, что это наоборот хорошо, что есть в этом особая притягательность и что некоторые специально осваивают технику драйва, а я сама по себе так могу.

Петь мне нравится, только папа это дело не одобряет. «Распыляешься», — говорит и недовольно хмурится. Зато и Алька, и Светка чуть ли не аплодирует со слезами на глазах и просят ещё что-нибудь сыграть, но это когда мы с каждой из них наедине. Если же втроём — в лучшем случае натянуто улыбаются. Идиотизм!

Только раз их визиты не совпали по времени. Как-то Алька примчалась почти сразу после уроков, но у неё был важный повод — сегодня она, как дежурная, убиралась в кабинете химии и в парте нашла забытую кем-то тетрадь. И тетрадь оказалась не чья-нибудь, а Петрова! Она так разволновалась, что после школы побежала ко мне показывать находку. Мы просмотрели всю тетрадь, а она даже её понюхала. Но вообще, кроме того, какой у него почерк (кстати, мелкий и корявый) ничего нового о нём не узнали.

— Я её себе на память оставлю! — с придыханием сказала Алька.

— Как Желтков перчатку, — провела я ассоциацию. Алька действительно к Петрову относится со священным благоговением.

Мы ещё минут двадцать обсуждали это происшествие, и потом она ушла взволнованная. А ещё через полчаса ко мне заявилась Светка. Как всегда — «делать уроки».

— Что, Зимина ещё не приходила? — спросила она.

— Только что ушла.

Я оставила Светку в своей комнате, сама пошла готовить чай. А когда вернулась позвать её на кухню, увидела, что Светка с недоумением листает тетрадь. Тетрадь Петрова! Я подскочила, вырвала её из Светкиных рук. Наверное, слишком поспешно, потому что она сразу захихикала:

— О! Так вот, значит, кто покорил наше неприступную Эмилию? Неужто Петров? Петров?! Что ты в нём нашла?

— Да ничего я в нём не находила.

— И зачем тогда тебе его тетрадь?

— Да ни за чем. Я просто нашла её сегодня в парте.

— И почему не оставила там же? Или не отдала училке? Зачем домой тащить? — Светка иронично выгнула бровь. — На память?

— Ты бредишь. Нашла и взяла, что такого? Отдам завтра лично, вот и всё.

— Ну ты так её вырвала у меня, чуть не с руками…

— Не говори глупостей.

Светка посмотрела на меня как-то странно, с прищуром.

— А может, это Зимина оставила? Она же только что к тебе заходила. И это она сегодня дежурила в кабинете химии…

— Да прекрати уже сочинять! — Меня и вправду стала раздражать её навязчивость. Что она нос суёт куда не надо? И Алька тоже молодец, разбрасывается тут своими сокровищами. Но тут за стенкой загремела какая-то иностранщина, рок или металл, я в этом не смыслю. Светка сразу же и думать забыла про тетрадку и Петрова, подобралась вся и обернулась в слух. И слава богу. Первый раз я мысленно благодарила соседа за то, что врубил свою жуткую музыку. Потому что от Светкиных расспросов мне стало не по себе. С ходу достоверно врать я никогда не умела и попросту испугалась, что сейчас невольно выдам Алькину тайну. Светка, к счастью, к этому вопросу больше не возвращалась. Она с блаженным лицом слушала невнятный грохот за стенкой и даже не заметила, по-моему, что я ушла в другую комнату. Там тоже грохотало, хоть и меньше, так что я включила телевизор. Потом музыка (если эти звуки можно так назвать) смолкла, и Светка вскоре ушла домой, хихикнув напоследок:

— Фигню какую-то слушает.

На другой день я отдала Альке тетрадь Петрова, но о том, что её увидела Светка, говорить не стала. Вернее, собиралась, но не смогла. Алька, взяв свою реликвию, так страшно вытаращила глаза и прошептала:

— Её ведь твои не обнаружили? Я вся вчера изнервничалась!

И у меня просто язык не повернулся признаться, что обнаружили, только не мои, а Черникова. Альке и так моя дружба со Светкой как кость в горле. Каждый день нудит и высказывается в духе: «Повадилась коза в огород ходить». От меня Алька ждала, наверное,