История Фрэнка - Эрик Нёхофф

Его мягкость была обманчива. Его сладкий голос был производным от всех демонов, что сидели у него внутри. Его улыбка могла дарить самые противоречивые обещания. Его голубые глаза говорили женщинам, что он готов их защитить. В то же время женщины могли в них прочесть его желание отыметь их по полной программе. Рука об руку с ним всегда шло насилие. Тех, кто его оскорблял, по пути на стоянку за машиной таинственным образом избивали неизвестные. Жертвы этих подвигов, как по мановению волшебной палочки, забирали свои жалобы. Не забывайте, что мать этого комка нервов делала подпольные аборты еще во времена, когда ни одна женщина не имела права выходить на улицу с обнаженными руками.

Неизвестно было, как себя вести с Синатрой. Человек, выступавший с «Голливудским Квартетом», — тот же, кто плел махинации с Сэмом Джанканой. На сцене стоял некто трогательный, чудесный, его вы отдали бы Господу Богу без всякой исповеди (что было бы неправильно). Однако всегда найдется такой, кто скажет: Да, но...

Он делал щедрые подарки различным ассоциациям. Иногда в ход шли наличные. Они предназначались на самые малопохвальные цели. Секунда — и он вас радует душераздирающей балладой, которую сопровождает его ни с чем не сравнимая улыбочка. Следующая — и он приказывает своим охранникам отметелить охотника за автографами. Улыбка превращается в оскал. Прелестный принц становится злодеем из второсортного кино.

Его старый сообщник, композитор Джимми Ван Хёзен, говорил: «Если я напишу о нем книгу, он попадет в тюрьму на тысячу лет».

Хороший сын? Без сомнения: Нэнси его выдрессировала, и он стал кротким.

Хороший отец? Совсем не очевидно. Он занимался своими детьми, но издалека. Его стиль был таков: не мешкая подписывать чеки, но чтобы со всем остальным его не доставали. Он безумно баловал двух своих дочерей (преимущество отдавалось Нэнси, Тина была не самая любимая), но игнорировал сына. Первых он засыпал мехами и драгоценностями. Второй на Новый Год довольствовался подтяжками. Фрэнк-младший просто грыз удила.

Отвратительный супруг, само собой. Нэнси плакала на кухне. Она терпела выходки мужа и согласилась на развод лишь через много лет. Ава ушла от него, хлопнув дверью перед носом: Да пошел ты, Фрэнки! Миа вытерпела тысячу и одно оскорбление. Барбара глотала обиду с горькой уверенностью, что ее никто никогда не заменит. Четыре свадьбы и одни похороны.

За войну Фрэнк изменился. Барабанная перепонка — из-за нее его приняли за уклониста. А это плохая реклама. Синатра не упускал из виду такие детали. Он совершал турне по солдатским столовым, пел для войск повсюду, наскоро угощал концертами призывников. Неплохо, по сути: барабанная перепонка не мешала ему быть самым популярным певцом свого времени и в то же время позволила ему избежать мясорубки. Бог о нем заботился. Фрэнк мог сказать спасибо акушерским щипцам того врача, что руководил его рождением. Доктор, скажите, ребенок, по крайней мере, кричал правильно?

В жизни он избежал службы в армии, но на экране ему случалось напяливать военную форму. Белая морская шла ему больше всего. В фильме «Один день в Нью-Йорке» (1949) они с Джином Келли получили увольнительную на сутки. Они прыгают от радости, ступив на набережные Бэттери-парка. Город слишком велик для них. Этот день будет наполнен до отказа. Надо обойти все достопримечательности. Они одновременно повсюду. Катаются на лошадях, ездят в метро, ходят по Рокфеллер-центру. У Синатры оказался старый путеводитель 1905 года, в котором все адреса давно устарели. Ипподрома, который ему советовал посетить отец, больше не существует. С ним заигрывает таксистка. Джин Келли влюбляется в афишу, на которой изображена миниатюрная блондинка: Айви Смит, «Мисс Турникет». Поиски ее на Манхэттене — вот что станет для них основным занятием. В Музее естественной истории они разбивают на кусочки скелет динозавра. Полиция гонится за ними по пятам. Встреча на вершине Эмпайр-стейт-билдинга, как в фильме «Она и он». Они танцуют, поют, они созданы для этого. Все на седьмом небе. Музыка Леонарда Бернстайна. «Нью-Йорк, Нью-Йорк», «Какой прекрасный городок!» Мы целиком и полностью согласны с ними. Хэппи-энд на ярмарочном празднике на Кони-Айленде, где они переоделись в восточных танцовщиц, чтобы спрятаться от преследователей. Но скоро шесть утра. Пора возвращаться на корабль. Хотя они отлично провели время. Они не стесняли себя ни в чем.

Кино похоже на военную службу в Швейцарии. Сверхсрочная продлевается по несколько раз. Другие случаи, когда Фрэнк оказывался на голливудской военной службе: «Отныне и навек», «Дьяволы солнца», «И подбежали они», «Так мало никогда», «Манчжурский кандидат», «Только храбрецы», «Экспресс полковника фон Райана». Для офицера запаса лучше и не придумать.

Синатра не был способен оставаться один, но в Палм-Спрингс на его половике было написано «Уходите». В саду бассейн имел форму пианино. На стенах были развешаны картины Пикассо, Дюфи, Коро, Будена. Все комнаты заполняла коллекция примитивного индейского искусства. Каждое утро он поднимал американский флаг перед своим домом. Он был демократом, поддержал ФДР, Трумана в 1943-м, Стивенсона в 1952-м и 1956-м. Потом все изменится: он станет голосовать за Никсона и Рейгана. На приеме в честь Никиты Хрущева на студии «Фокс» 19 сентября 1959 года ему довелось быть церемониймейстером. Службы безопасности помешали ему увезти мадам Хрущеву в «Диснейленд»[7]. Он встречался с Брежневым. Он встречался с Бегином. Он встречался с Садатом. Он пел у подножия Пирамид. Он пел перед Королевой Англии. Норман Рокуэлл написал его портрет (кстати, не такой и ужасный). Он хранил в кармане ключ, который открывал двери всех его резиденций. С собой он носил только стодолларовые купюры. Никакого бумажника: пачки купюр были скреплены золотой скрепкой (никаких кредитных карт, естественно). Он всюду оставлял невероятные чаевые, которые часто превышали сумму самих счетов, — как если бы деньги служили только для того, чтобы их тратить, приносить в жертву судьбе. А еще у него была мания наполнять стаканы всех и вся, при этом говоря: «Не надо бояться отдыхать каждый миг!» В его шкафах хранились сотни костюмов и пятьдесят пар обуви. Он всегда был против наркотиков. Какие нагоняи он устраивал Дэвису, когда тот погружался в свой кокаин! Он пил шампанское с кусочками льда (еще большая деревенщина Дин Мартин мешал его с пивом). Он любил пиццу и пироги с черникой, не забывая про пироги с лимоном и безе, его любимый десерт. На Новый год он всегда выбирал самую уродливую елку. Он был крестным отцом одной из дочерей Орсона Уэллса. Страдая головокружениями, он всегда заказывал комнаты в отелях на первом или на самых нижних этажах.

Этот Стрелец был маниакально-депрессивным типом (так говорят). В 1954 году он условился о встрече с Ральфом Гринбаумом, психиатром Мэрилин. Сеансы длились три месяца. Он прекратил их, получив «Оскара»: «Я никогда не верил всем этим глупостям». Диваны предназначены совсем не для того, чтобы рассказывать о своем детстве какому-то шарлатану.

Дела с прессой у него не ладились никогда. Он совершенно не умел поставить себя, как Дин Мартин, который даже не читал того, что о нем писали, и имел репутацию человека, в жизни открывавшего лишь одну книгу — «Черного жеребца». Фрэнк Синатра не любил того, что писали о нем. Он не любил, чтобы писали о нем. Пусть они проваливают, все! Пусть деньги текут, фанатки хлопают дверьми его гримерной, а остальное никого не касается. Малейший укол заставлял его ощетиниться. Легкая оговорка — и вот он уже вне себя. Послушать его, так он милый итало-американец, которому нравятся спагетти, приготовленные его мамочкой, обычный парень — an average guy, — который заботится об окружающих, делает свою работу как можно лучше, и для него семья — это святое. Наиболее развращенные знаменитости уже давно привыкли к подобным проделкам. Его самая большая проблема: он не умел контролировать свой язык. Молчание не относилось к достоинствам его родного Хобокена. И действительно, чтобы заставить его замолчать, следовало вызвать его в суд и принудить давать показания под присягой. В этих случаях, он говорил крайне мало и вдруг становился подозрительным. А достаточно было неожиданно столкнуться с тем, кого он не мог вспомнить, — и начинались низкопробные оскорбления, язык извозчиков. Прощай бархатный голос и нашептанные клятвы. Во всем этом не было ни грамма гламура. Синатре вовсе не требовались сценаристы «Клана Сопрано», чтобы уснащать речь матюками. Человек, певший песню «Однажды», мог осыпать незнакомца какими угодно словами, забросать ужасными расистскими оскорблениями, смешать с грязью неосторожного беднягу, имевшего несчастье подвернуться в неподходящий момент. Скандалы набирали обороты.

Для него любая правда черным по белому была недостаточно хороша. Имела место тенденция смешивать журналистику и рекламу, интервью и полицейские новости. Все началось с Эльзы Максвелл в 1943 году. Видимо, «девочки в гольфах» не нравились светской хроникерше, эти «неуравновешенные создания щеголяли без всякого стыда голыми, чтобы услышать сладкие и отупляющие песни человека, похожего на второразрядного баскетболиста». Она стала первой в длинном списке. У Синатры все было просто: мужчинам он угрожал переломать ноги бейсбольной битой, а с женщинами ограничивался тем, что обзывал их проститутками.