Мой худший друг - Мария Николаевна Высоцкая

И не забудь запереть комнату не только на ключ, но и на защелку. Всякое может произойти.

– Это угроза?

Ее вопрос звучит глухо и абсолютно без вызова. Она сейчас потеряна не меньше моего, и если я успел собраться за эти секунды, то она все еще в раздрае.

– Дружеский совет.

– У вас все нормально? – голос Даниса застает врасплох.

Откидываюсь на спинку стула, удостаивая его лишь кивком головы.

– Вы в хоккей играть пойдете? – голосит подоспевший Королев.

– Иду, – перевожу взгляд с Громовой на него.

– Дан?

– Воздержусь. Арин, ты идешь?

Кайсаров расплывается в улыбке, на которую Громова отвечает легким кивком и поднимается из-за стола. Теперь она явно не так рада его предложению. Ну что ж, я просто хотел, чтобы она знала правду, которую мне рассказала Катька, пока мы болтались с Дюшей в спортзале.

Катрин первая написала, что попросила Даниса приглядеть за Аришей. Возможно, я показал Громовой это немного под другим углом, но ей полезно. Пусть встряхнется.

Или она думала, что кто-то здесь упадет ей в ноги? Как этот ее Антошка?

– Ты есть не будешь?

Королев наяривает вилкой жюльен, а меня тошнит от одной мысли о еде.

– Воздержусь, – копирую недавний ответ Кайсарова и поднимаюсь из-за стола. – Жду тебя в раздевалке.

На хоккейной площадке, которую каждую зиму заливают на уличном футбольном поле, поочередно загораются прожекторы. Девчонки уместились на первом ряду трибуны. Суток не прошло, а Янка уже успела настроить всех девок в классе против Громовой, поэтому они сбились кружком и демонстративно отползли в сторону, когда Ариша села на скамейку выше, прямо над ними.

Катьки нет, чтобы разогнать эту шайку, а Громова новенькая, которая в первый же день дала понять, что если не знает меня, то готова вступить в открытый конфликт. Обратить на себя внимание. Ну и с подачи моей неумной сестры все видели, как Кайсаров с Аришей нянчился, а на него, между прочим, виды тоже у многих имеются, даже несмотря на то, что кроме Катрин он женский пол здесь вообще не замечает.

Так что одним своим появлением Громова нажила себе полкласса врагов.

Королев дает мне пас, который я с успехом пропускаю, засмотревшись на Аришу, сидящую с телефоном в руках и активно что-то в нем печатающую.

– Тим!

– Все, все. Щас соберусь.

– Они нас так всухую сделают.

Девки из параллели взвизгивают, потому что их пацаны ведут, и если обычно это вызывает прилив адреналина и злости, то сегодня мне больше интересно, кому написывает Громова. Неужели до сих пор со своим Антошкой?

Как итог мы и правда проигрываем почти всухую.

Стягиваю перчатки и откатываюсь к трибуне. Янка, увидев меня, оживает, начиная телодвижение навстречу.

Вскидываю взгляд на Громову, которая собирается уходить, и, ускорившись, успеваю схватить ее за руку через открытую зону отбойника.

– Я же говорил, – подмигиваю ей. – Одна, – развожу руки в стороны и с улыбкой откатываюсь назад.

Ариша злобно наблюдает за тем, как я еду в направлении выхода задом, и, накинув на голову капюшон, торопливо идет в корпус.

Улыбка на моей роже становится еще шире.

А уже перед отбоем весь жилой корпус вздрагивает от громкого крика Громовой. Кто-то подкинул ей на кровать дохлую крысу.

Глава 4

Ариша

Зачем он это сделал? Как сильно нужно ненавидеть человека, чтобы устроить такое?

Мы с Тимом всегда не ладили, но я не думала, что настолько. Нужно было слушать маму и сто раз подумать, прежде чем сюда ехать. Она же предлагала подыскать еще варианты школ, а я…

Постельное мне уже сменили, но даже сейчас воображение все равно продолжает дорисовывать эту бедную мышь.

Я вернулась в комнату после улицы и прекрасно помню, что ничего на моей кровати не было, зато, когда минутами позже вышла из душа уже в халате, чуть не сошла с ума от ужаса. С детства боюсь мышей, а эта еще и неживая.

– Завтра будем разбираться. Ложись спать, – заведующая жилого корпуса напоследок придирчиво осматривает комнату и, тяжело вздохнув, выходит за дверь. С ее уходом мне снова становится не по себе.

С опаской кошусь на кровать и отхожу к окну. Выключать свет не поднимается рука, а ложиться в эту «могилу» – тем более. Забираюсь на подоконник и, подтянув колени к груди, упираюсь в них лбом.

Он же открыто сказал, что меня ждут неприятности. Это была прямая угроза, которую я проигнорировала. Думала, что это лишь слова. Но нет. Азарин в этот раз превзошел сам себя.

Время близится к часу ночи, а я так и сижу на этом чертовом подоконнике. Словно в детстве, когда ты воображаешь, что пол – это лава и на него ни в коем случае нельзя ступать.

Вот он, первый день в новой школе. Если так пойдет и дальше, то с легкой подачи Азарина меня положат в психушку.

Перебираюсь на пустующую Катькину кровать, но уснуть не могу. Прислушиваюсь к каждому шороху в страхе услышать шаги. Мотнув головой от бессилия, вскакиваю на пол и, как советовал Азарин, защелкиваю врезанный по Катькиной просьбе шпингалет.

Уснуть этой долгой ночью толком не получается. Я постоянно ворочаюсь, мне то становится жарко, и приходится даже приоткрывать окно на проветривание, то холодно, и я заворачиваюсь в одеяло с головой. Еще и сны дурацкие снятся. Я либо от кого-то бегу, либо прячусь. В общем, жирный отпечаток этого гадкого дня засел в моей голове гораздо глубже, чем я предполагала.

Утром, абсолютно не выспавшаяся, еле разлепляю глаза. В ванную тащусь с разлохмаченной шевелюрой, видимо, во время своих бегств во сне, я сильно ерзала по подушке, даже расческой все это сложно продрать. Приходится мыть голову, а так как встала я с четвертого будильника, завтрак пропускается автоматом. Спортивная двадцатиминутка – тоже.

На выходе из здания милый дядечка-охранник жует