Плозия - Александр Геннадьевич Рындин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это твое, похоже, ты обронил, – говорит знакомый голос, я пытаюсь приподняться, чтобы посмотреть на нее, но она сама оказывает любезность и наклоняется, чтобы я мог ее разглядеть. – И тут ты не справился, бедный простофиля, а сердечко-то беречь надо, – произносит она, улыбаясь, и кладет мне мое сердце в ослабевшую руку.
Последние мгновенья этой жизни я провожу, лежа посреди городской улицы, окруженный зеваками и застреленный простофилей-постовым. Мои глаза постепенно закрываются, а кровоточащая мышца в руке перестает пульсировать.
Когда я вновь открываю глаза, обнаруживаю себя на полу общей комнаты психиатрической лечебницы, на меня смотрит старик, просивший рассказать о снах, санитар, голова-горшок и пара пациентов, которых я до этого никогда не видел.
– Ну что, ты как? – спрашивает Вергилий.
– Отвали отсюда! – прикрикивает на него санитар-надзиратель, после чего обращается ко мне, – идти можешь?
– Да, – говорю я, немного погодя.
– Хорошо, сейчас мы отведем тебя к доктору, пошли, вставай. – санитар берет меня под руку, откуда не возьмись появляется еще один, берущий меня под другую.
– А что случилось? – спрашиваю я.
– Ты отключился, пока рассказывал, – говорит старец.
Меня ведут по длинным лабиринтообразным коридорам к нужному кабинету. Я уже ожидаю увидеть знакомое лицо главврача, пока меня подводят к самой двери. Санитар стучит свободной левой рукой, одновременно поддерживая меня правой, хотя я уже несколько раз промямлил, что в помощи не нуждаюсь, ведь ноги-то у меня не атрофировались.
Дверь открывается, передо мной девушка-доктор.
– Проходите, – произносит очень красивый голос. Меня слегка подталкивают, и я говорю:
– Правда, парни, можете меня не поддерживать, я справлюсь. – руки отпускают меня, когда я уже переступаю порог кабинета, и за мной закрывается дверь. Леди-врач смотрит на меня и улыбается:
– Прошу, присаживайтесь, – говорит она, указывая на небольшой диван, стоящий у стенки. Я сажусь. Она садится в кресло, стоящее напротив дивана в центре комнаты, – итак, о чем вы хотите поговорить?
Я не ожидаю такого вопроса, а потому на какое-то время теряюсь, пока от легкого остолбенения меня не пробуждает все тот же ласковый голос:
– Эй, вы как? – спрашивает меня дама-психиатр.
– Все в… кхм, все в порядке, – отвечаю я.
– Хорошо, ну так о чем вы хотите поговорить?
– Прошу прощения?
– Вы о чем-то говорили с другим пациентом, когда случился припадок. – она произносит это спокойным и ровным голосом без какого-либо признака эмоциональной оценки.
– Припадок?
– Ну да, или как бы вы это назвали? – спрашивает она, улыбаясь и глядя мне прямо в глаза, взгляд зачаровывает меня, почти гипнотизирует, не сразу я замечаю, что у нее один глаз зеленый, другой – карий. Я вдруг вспоминаю про идущий между нами разговор и решаю ответить:
– Я не знаю, не помню, как это произошло… – говорю я, слегка увлекшись воспоминанием о смерти.
– О чем вы задумались? – спрашивает дева-целитель.
– Да так, ни о чем, – говорю я, словно опомнившись.
– Хорошо, можете не отвечать, если не хотите, – улыбается она, после чего приподнимается с кресла и подходит к книжным полкам, висящим за спинкой кресла на противоположной от меня стене матового серо-голубого цвета. Там она отодвигает пару книг и извлекает небольшую шкатулку. Меня это заинтересовывает, так что я даже пару раз порываюсь приподняться, чтобы разглядеть, что же у нее там, но вовремя сдерживаюсь. Тем временем докторша ставит закрытую шкатулку на стол, подходит к входной двери кабинета и защелкивает замок. Грациозно и непринужденно разворачивается и направляется к окну напротив. Возле окна она приподнимается на цыпочки, и только сейчас я замечаю, что она босая. Пока я смотрю на ее обнаженные ступни, она приоткрывает самую верхнюю створку окна, потом закрывает жалюзи, из-за чего комната погружается во мрак. Она включает лампу, стоящую на столе, и в кабинете воцаряется комфортная и уютная атмосфера. Все это время я сижу в недоумевающем оцепенении. Еще пару манипуляций, и вот откуда-то на столе старомодный радиоприемник с кассетником. Стоп, откуда я знаю, что он старомодный?
Она извлекает из открытой шкатулки небольшую самокрутку, подносит ко рту и поджигает, одновременно затягиваясь. Я наблюдаю за всем этим, как зачарованный.
– Вам разрешено курить? – выговариваю я.
– Не знаю, если честно, я никогда не спрашивала, – говорит она, вновь пронизывая меня улыбкой. Запах от зажженной самокрутки кажется мне странным, она выпускает клуб дыма и вновь затягивается.
– А что это?
– То, что помогает мне немного расслабиться и лучше вникнуть в проблемы пациентов, – произносит врач, делая очередную глубокую затяжку, после чего аккуратно тушит курево о внутреннюю сторону крышки шкатулки. Закрыв шкатулку, она достает из ящика стола освежитель воздуха и все такими же непринужденными движениями распрыскивает содержимое в воздух, после чего закрывает верхнюю дверцу окна, вновь приподнявшись на цыпочки босыми ногами и запустив руку под закрытые жалюзи. Я наблюдаю за каждым ее движением уже не столько зачарованный, сколько сбитый с толку этой женщиной. Как будто я мог еще больше сбиться с толку!
– Все хорошо, – спокойно произносит она. – Знаете, вы мне нравитесь, с вами комфортно проводить сеанс. Вы не обременяете меня ненужной болтовней, но вроде бы ничего и не скрываете: все видно по вашим глазам и лицу.
Заявление приводит меня в шок, я не знаю, что и говорить. Лишившись дара речи, я задумываюсь о том, что все предметы, использованные терапевтом в ходе нашего сеанса, были мне очень знакомы, не вызвали недоумения или вопроса. До сих пор я о таких вещах не думал, а ведь я же действительно хорошо знаком с объектами материального мира вокруг. Я же не появился из воздуха, не может быть, чтобы воспоминаний о прошлой жизни просто не было! Почему я смирился с этим? Волнение, учащенное сердцебиение, пот выступает на коже, сбитое дыхание.
– Не волнуйтесь, – говорит доктор, и вдруг я вижу, что она меняется: передо мной не девушка-терапевт с разноцветными глазами, а Она, та самая она. Та, что позаботилась о том, чтобы сердце было при мне. Это пугает меня, но и успокаивает. Я просто в одночасье принимаю свою судьбу, какой бы она ни была. – Привеет, – говорит уже другой голос, я хорошо знаю этот голос. – Как ты тут, соскучился?
– Я не успел соскучиться, – говорю я, – ты везде, ты меня преследуешь, а
