Любовь и свобода - Андрей Лазарчук

— …в общем, занят был.

— Смотрите, — сказала девчонка.

Вот ведь интересно: и никакого тумана не было, и горы отчётливо были видны слева и впереди, где им положено, и буро-зелёное пятнистое одеяло Солёного болота стелилось справа, и даже далёкая насыпь, по которой проходила бетонка на Столицу, и та тянулась вдали ровной длинной красноватой чертой — а этот мост, старинный коробчатый мост из чёрных толстых просмолённых деревянных балок, появился впереди близко, внезапно и как бы из ниоткуда, сгустился из воздуха, а ведь только что было пусто.

Тренер притормозил, посмотрел на часы.

— Запиши, Илли: до моста — двадцать пять минут на скорости сорок километров в час.

Девчонка начала быстро чиркать пером в блокноте.

Илли, отметил про себя Лимон. Имя не редкое, но…

Потом спрошу. Если это она, то она меня узнала, а раз молчит — значит, дразнится.

— А мы пока давайте вешку поставим, — сказал тренер.

Теперь Лимон понял, для чего на крыше машины привязаны несколько шестов с большими ядовито-жёлтыми вымпелами.

Они воткнули один из шестов в дёрн и обложили его основание камнями. Лимон подёргал, потолкал — шест стоял крепко.

— Теперь дальше, — сказал тренер.

Они расселись по своим местам, машина тронулась с места, хотя мотор и не был включён.

— Хитрое место, — сказал тренер. — Есть уклон, но глаз его почему-то не видит. Раньше думали, что вон та скала, за мостом — магнитная, машины притягивает. Но получается, что просто обман зрения…

Скала действительно была особенная — будто отлитая из чугуна, даже с какими-то блёстками. В отличие от окружающих скал, на ней не было видно ни трещин, ни расщелин.

Машина медленно выехала на мост; двигатель тихонько заработал. Плахи-перекладины, уложенные так, чтобы между ними оставались заметные щели, ритмично застучали под колёсами. Внизу была мелкая речка — вернее, множество стремительных ручейков, несущихся между мокрыми камнями. Справа, почти рядом с мостом, открылось вдруг озеро — гладкое, сине-серое. У дальнего берега, как показалось Лимону, виднелись лодки, штук пять или шесть.

Сразу за мостом дорога круто поворачивала направо и вверх; чугунная скала не просто вертикально подымалась вверх, а нависала над машиной. Вблизи было видно, что часть её отрубили достаточно грубо — наверное, взрывчаткой.

Поставили ещё две вехи: там, где закончился подъём, и где дорога пересекала глубокую оплывшую канаву.

— Здесь часто бывают туманы, — объяснил тренер. — Стелются над землёй, дороги не видно…

Лимон кивнул.

Первую ферму увидели через четверть часа, обогнув лесистый холм. Сначала появился забор из жердей, и пришлось выходить, открывать скрипучие ворота, потом закрывать их… Почти сразу по обеим сторонам дороги потянулись поля, засеянные плотной светло-зелёной щетиной, потом — поля с какими-то красноватыми широколистыми кустами, растущими ровными шеренгами, потом — длинные гряды с множеством вьющихся стеблей. Наконец появились постройки: высокие сараи, два скрипучих ветряка, жилой дом — одноэтажный, с остроконечной чёрной крышей (Лимон откуда-то знал, что печная труба в таких вот крестьянских домах выходит внутрь чердака, где вывешивают колбасы и мясо, чтобы прокоптились; заодно и доски крыши делаются водонепроницаемыми, долго не гниют, и на них не растёт мох). Дом сначала казался небольшим, но всё рос и рос, рос и рос, и когда машина остановилась, стал уже громадным, обнаружился ещё один этаж, только почти без окон, а на крышу было даже страшновато смотреть — откуда взялись такие доски? И как их затаскивали и ставили?

Тренер потрубил клаксоном, и через минуту на втором этаже открылась дверь, к которой вела довольно крутая лестница; Лимон насчитал восемнадцать ступенек. В дверях возник мужичок в меховой безрукавке, коротких штанах и древней кубической фуражке с заломленным козырьком; на месте кокарды виднелось тёмное пятно. Мужичок что-то дожёвывал.

— О, Руф! — воскликнул он. — Какими судьбами, друг?

— А что, зелёный телеграф ещё не разнёс радостную весть? Теперь мы будем часто встречаться, Валбон. Открываем детский лагерь под крепостью.

— Понятно, понятно… — Валбон стал спускаться вниз — быстро, но как-то очень неловко, и только когда он оказался на ровной земле и стремительно заковылял к машине, Лимон понял, что левая нога у него короче правой — и при этом совершенно не гнётся.

— Отдыхаем, ребята, — сказал тренер и выбрался из машины. Они обнялись с Валбоном и какое-то время так и стояли.

Лимон тоже решил потоптаться снаружи, но не потому, что устал сидеть — просто хотелось послушать, о чём будут говорить тренер и хозяин фермы. И тут же со своего сиденья вылезла Илли.

Мифологические герои-близнецы остались в машине.

— Ну, и как тебе пейзанство? — спросил тренер. — Процветаем?

— Держимся на плаву, и то довольно, — сказал Валбон. — Хозяйство велико, народу мало… Ну да ладно, чего я тебе плачусь… выкладывай.

— Сразу всё не выложишь, рассказывать долго буду — и не сейчас. Как-нибудь специально заеду на денёк-другой. Кваску попьём… Нет, с теми делами всё нормально пока — но интересно закручивается и ещё интереснее может закрутиться потом. И твоя голова будет не лишней, да. А пока два слова про насущное: нам нужны будут мясо и мука, овощи, молоко, масло… да, в общем, всё, что можно сожрать без фабричной обработки. Оплата деньгами, но можно придумать и кой-каким имуществом. Хорошая тентовая ткань, например, сапоги, ботинки…

— То, что я продам — пойдёт в счёт обязательных поставок — или сверх лимита?

— По идее в счёт, но ты же знаешь, как это муторно оформляют.

— Знаю, до будущего года провозятся… А ребятишек на покос и на прополку дашь?

— Это не я решаю — но спрошу обязательно.

— Кормлю от пуза.

— Не сомневаюсь.

— А то они у тебя какие-то совсем заморыши.

— Не скажи. Вон, Джедо сегодня кубов десять грунта поднял. Они только на вид мелкие…

— Ладно, теперь смотри: мне лимит в город так и так надо гнать, и я почти без свободного товара остаюсь. Вам продавать — хорошую цену не возьмёшь. Так?

— Ну… так. Да.

— Вот и остаётся, что попытаться производство нарастить, а для этого мне рабочие руки нужны. Ты видишь, я ведь не то чтобы торговался, я тебе говорю, как оно есть…

— А что ты имеешь в виду под хорошей ценой?

— Ну, ту, что я возьму на рынке в городе.

— Мы меньше заплатим, зато сами приедем и заберём. У тебя лишние руки освободятся.

— Ну, этот момент посчитаем, подумаем. Ладно, к собакам разговоры, давайте-ка я вас сейчас чем-нибудь покормлю-попою…

— Нет-нет-нет, никакого этого вашего фермерского гостеприимства! Знаю я тебя, до ночи не отпустишь. А мы, во-первых, пообедали, а во-вторых — хотим ещё несколько мест посетить. Кстати, может, подскажешь кого?

— На предмет продовольственных поставок?

— Ну конечно.

— Дай подумать…

Лимон сбоку рассматривал Илли. Та или не та? Как спросить? И надо ли спрашивать? И вообще…

— А обещал, что пялиться не будешь, — сказала Илли, не поворачиваясь.

— Что? — не понял Лимон. — Ах, это… Я не пялюсь, я задумался. Я, когда сильно думаю, ни на что не смотрю, а людям кажется…

— Ну, извини. Не думала, что могу быть ничем.

— Я не это имел в виду… — Лимон вдруг почувствовал, что краснеет. — Но тебя не поймёшь: то не смотри, то почему не смотришь… как-то так.

— Смотреть можно, но искоса.

— Хорошо, буду искоса. Вот так?

— Примерно. А это твоя мама в магазине Тай-Берчи торгует?

— Да. То есть раньше торговала.

— А теперь?

— Только в школьном буфете.

— Хорошая тётенька, она мне нравилась. Добрая.

— Да. Добрая…

Добрая она стала после того, как попыталась зарезать отца разбитой бутылкой, и её положили в госпиталь Горной стражи, и там доктор Барта сделал ей какой-то укол прямо в голову. После этого мать перестала пить, буянить, драться… но только это была уже не совсем она. Чужая тётка. И Лимон слышал, как отец судорожно плакал ночами.

— А вы с отцом вдвоём живёте?

— Вдвоём. Заметно?

— Не то чтобы сильно…

— Мама жива, и они не в разводе. Просто мама в Гиллемтаге осталась, чтобы место на работе не потерять, а папу сюда… перевели. И я с ним поехала, потому что ему одному было бы трудно.

— И давно?..

— Уже четыре года. Ещё год остался, даже чуть меньше.

— А где это — Гиллет… Гиллег…

— Гиллемтаг. На западе, на Каскадных озёрах. Большой город, большой порт. Там до сих пор корабли плавают, потому что вода чистая.

— Красиво, наверное.

— Очень. Город весь белый, а крыши синие. А песок на пляже чёрный. И много деревьев. И вообще…

— А я нигде ещё не был, — сказал Лимон. — Правда, здесь всё облазил…