Нарисуем - Валерий Попов

– И она это видела?

– Нет, – Пека с сожалением произнес. – Так догадалась.

– Так чего мы идем?

– Так а ты на что? Разберись!

Поручил мне ответственный участок. Я-то думал, что я на нем еду. А фактически – он на мне.

– Так ты с той поры не показывался, что ли, ей? – какой-то я нездоровый интерес ощутил к делу.

– Почему? Заезжал к Кузьмину по делам.

Понимаю: шнеки, резцы.

– И дочерью интересовался, – подсказал я.

– Ну – когда время было, – скупо подтвердил. – Сейчас она фу-ты, ну-ты… искусствоведша вся! – Пека повертел костлявой рукой. Неужели такая страшная? – Только ранний Ренессанс интересует ее. Когда он был, кстати? Ну ладно. Разберись.

Большие полномочия дает.

– Во ВГИК этот поганый она направила меня!

На «поганый» я обиделся.

– А другой дочери, попроще, у него нет?

– Для тебя, что ли? – добродушно спросил.

– Да нет. Для тебя.

– Нет, – произнес грустно.

– Тогда, может, выждем? Закончим ВГИК…

– Да понимаешь, какое дело… – стал репу чесать.

Производственная необходимость?

– Тут еще нарисовался жених.

Задача осложняется.

– Кто такой?

– Да сам же я его прислал!

– С какой целью?

Пека мучительно чесался, – затрудняясь, видимо, назвать цель.

– Ну, поступила к нам жалоба… в партком, на руднике.

Издалека идет.

– От Виолетты, ночной уборщицы нашей. Обидел ее молодой специалист. Виолетту любили у нас. Вызываем. Раньше не видел его – сразу после института к нам в рудоуправление прислан. Надо б мягче с ним. Спрашиваю его в шутку: «Что же ты? К тебе ночью подходит дама – и ты не знаешь, как с ней вежливо обойтись?» «Отстаньте от меня с вашими ночными дамами!» – вдруг закричал. Вижу – не вписывается паренек. Находится вне компании. В наших условиях так не проживешь. Дано не каждому. Ладно, написали направление в аспирантуру ему. Свою тему ему отдал, «горение руд», и все наработанные связи мои, Кузьмину письмишко… И вот – притулился он, мелкими услугами промышлял. Защитился, в министерстве работает… И тут место забил.

– Пробился, значит?

– Так у него родни тут полгорода! Коренной москвич. Знатного рода. Тут у него целый клан. Оказывается, ночью тогда, в раздевалке, он сценарий писал. Ну… когда Виолетта подъехала к нему.

Еще один сценарист?

– Да ты видел его, – вздохнул Пека.

– Я?!

– Да возле сортира приставал к тебе.

– Возле какого сортира?

– Во ВГИКе же! Ну ты тупой.

– Ланской?!

– Сообразил наконец-то!

Да… Крепких он себе подбирает соперников!

– А она что?

– Да говорю тебе – только ранний Ренессанс интересует ее.

– Да-а. Надо было, видимо, до Ренессанса брать.

– А ты на что? Разберись.

Поставил, считай, начальником участка.

Мы прошли Кожевенную слободу, свернули в Сыромятническую. В простое место Пека не поведет!

– И на руднике голова кругом, а тут еще эту проблему надо решать! Ну ты, в общем, прикинешь тут все.

Спецзадание! Мы прошли Сыромятническую слободу, свернули в Сыромятнический тупик. Только еще этого тупика нам не хватало!

– Явился! – радостно закричал хозяин, увидев Пеку.

Я почему-то представлял Кузьмина маленьким и надутым, а он был сутулый, веселый, с кустистой бородой. Дом был деревянный, старый – несколько неожиданный для большого человека.

– Он же ведь каторжник! И отец каторжник его! Думаешь – чего он сюда пришел? Ограбить кого-нибудь! – радостно сообщил Кузьмин, почему-то мне. – Инка, выходи!

И вышла она… Царевна!

Да-а. Теперь мою музу уже не Риммой зовут.

Пека бодрого тона не поддерживал, свесив косую прядь, играл желваками. Но и она, что меня безусловно порадовало, Пеку встретила значительно холоднее, чем ее отец. Мать ее была, оказывается, северянка, прожила недолго… Ну почему все не в те руки идет?! Кроме Пеки, тут еще и Ланской, блистательный наш теперь сокурсник. И Кузьмина, как я понял, правая рука. А Пека о нем: «Стоял у сортира!» У сортира, скорее всего, нам придется стоять… Ланской сочувственно мне кивнул. Но хозяин почему-то гадкого Пеку предпочитал.

– Так что, Инка, берегись! – ликовал папа.

– А с чего ты выдумал, что он ко мне? – холодно произнесла она. – Это у вас, кажется, дела?

Крепкая дочурка.

– Дела у нас, да! Он у нас такой – парень жох! Криво не насадит! – любовался хозяин неказистым, на мой взгляд, Пекой. Я испугался, что при словах «криво не насадит» она зардеется… но не дождался.

– Ну пойдем, – жадно сказал Кузьмин Пеке. – Намурлыкаться успеешь еще.

Но тот, похоже, мурлыкать и не думал.

– Момэнт! – Пека поднял костлявый палец, жест этот, как понял я, адресуя невесте.

– Гуня, развлекай гостя пока, – приказал хозяин Ланскому.

Да, судя по обращению – он совсем домашний у них.

– Пека, конечно, – усмехнувшись, Гуня сказал, – вам рассказывал свою версию моего появления тут?

Это «конечно» мне жутко не понравилось, мол, «о чем же вам еще говорить с Пекой, как не обо мне? И, конечно, Пека не из тех благородных людей, что умеют хранить сокровенное…» Нехорошо так оценивать моего соавтора!

– Не припоминаю, – сухо проговорил я. Но его высокомерие даже не заметило моего.

– Эти люди… – еще один неслабый тычок! – удивляются, почему мы не глушим их бормотуху и не заримся на их уборщиц? Им это кажется непонятным – и мы автоматически попадаем в разряд чужих. И наступает реакция отторжения. – Он вздохнул.

Вербует меня в сторонники!

«Но для тебя эта «реакция отторжения» неплохо прошла!» – враждебно подумал я.

– И в последнее время такое хамство чуть ли не пропагандируется официально!

И у него, видимо, наболело на душе. Раньше бы я с ним и согласился – но на конкретном этом примере согласиться не мог.

– Да я и сам не из дворян, – буркнул я.

Ланской понимающе усмехнулся – мол, не в титуле дело, мы с вами прекрасно понимаем, о чем речь.

Из открытого окна вдруг донесся гогот Пеки.

– Мне кажется, – тонко усмехнувшись, произнес Ланской, – Кузьмин сознательно его держит таким дикарем. Такой ему время от времени и бывает нужен.

Странно, что разговор этот при Инне идет и она не реагирует. Согласна с ним?

– Этим людям, – второй уже раз термин такой, – нравится жить там и так, как они живут. И Кузьмин пользуется этим.

Такой тонкий и доверительный разговор – он был явно в этом уверен – должен был полностью очаровать меня… но я очаровался не полностью.

– Но если бы они не жили там, мы, – хотел грубо сказать «ты», но не решился, – не могли бы жить здесь.

– Полностью с вами согласен! – Он развел руками: мол, о чем тут спорить?

Она, однако, недолго терпела его «соло».

– Скажите, вы любите живопись? – жестко спросила она меня. Экзамен?

– Обожаю! – воскликнул я. – Особенно раннее Возрождение, Джотто!

На мою любимую тему вышла!

– Тогда давайте напишем об этом книгу. Геннадий, – довольно сухо назвала Ланского (хорошо хоть Гуней не обозвала!), – сказал, что вы замечательно пишете.

Быка за рога!

– Необходимые материалы, а также издание в лучшем издательстве я гарантирую… Вы в общежитии? Я вам позвоню.

Повод для встречи? Или – на самом деле? Сердце заколотилось. Вот как тут делаются дела! У Кузьмина с Пекой дела тоже, видать, шли неплохо – гогот в доме нарастал.

– А можно, мы с Пекой напишем? – пробормотал я. Соавтора не могу бросать!

Она резко поднялась.

– Что-то стало холодно! – произнесла и пошла в дом.

Навстречу, хохоча и обнимаясь, вышли друзья-горняки.

– Ну ты, Пека, липкий, как плевок! – восторженно говорил хозяин. – Будет тебе насос.

При слове «насос» лицо ее исказилось.

– Извини, папа, хочу покинуть твоих гостей.

– Так что Петрович, младенцем еще, напрыгался на коленях у вождей, пока те портфели свои ждали…

– Это ты уже говорил.

Мы в лучших наших нарядах валялись на истоптанном, мусорном берегу извилистой Яузы.

– Дед его кожемякой был…

– Но твои дети кожемяками не будут! – вдруг вырвалось у меня.

– Думаешь?

– Уверен. Зачем ты так долго про насосы там говорил?

– Так думал: после насосов – к ней.

– Надо было, видимо, в обратном порядке.

Да, тупик.

– А как тебе Гуня наш?

– Ну… – я старался быть осторожным, – знающий человек.

– Прям в ж…е лампочка! – Пека вспылил.

Вечером кто-то постучал. Пека, рванувшись, отворил дверку лбом.

Прекрасная комендантша!

– К телефону, – надменно проговорила она.

– Меня? – произнес Пека.

– Вас! – Длинным янтарным мундштуком она указала на меня.

Я энергично выполз. Поглядел на нее. Да-а, наряд… Похоже, звонок – лишь повод. Судя по тому, как она, играя ногами и изредка оборачиваясь, шла по коридору, так и было оно! Хотя и звонок, конечно, имелся: как часто бывает в жизни – все качается, еще не зная, куда упасть. Наполовину уже войдя к себе, лаская рукой ручку двери, она смотрела на меня… Тупой? Да, пожалуй. Не успеваем тут. Строить сюжет сценария из жизни в этой общаге ни к чему.