Новый Мир ( № 7 2009) - Новый Мир Новый Мир

Разные исторические эпохи и разные общества предоставляли людям разные модели коллективного проживания собственного превосходства. В древности — это свободные эллины в окружении варваров. В той же древности — это граждане Рима, тоже в окружении варваров, или богоизбранные иудеи в окружении язычников, ереси Средневековья и секты Реформации. Привилегированные сословия, так называемые люди благородного происхождения. Русская интеллигенция, как ум, честь и совесть (потом КПСС нагло позаимствует эту самооценку). Различные “профессионалы”. “Богатые и знаменитые”. Спортивные фанаты. Этнические диаспоры. Субкультурные тусовки. Всего со всеми и не упомнить.

В современном так называемом “глобализирующемся” мире появился еще один своеобразный способ формирования коллективного избранничества. Вспомнив название одного из абсурдистских музыкальных номеров Бориса Гребенщикова, этот способ можно назвать “ушельским”. На наших глазах формируются сплоченные коллективы, пестующие идеологию “лучших людей” вокруг формулы — те, кто уехал.

Многие приехавшие в города среднего размера из деревень, поселков и городов поменьше и поплоше больны уверенностью такого типа — там (у себя дома) мы были лучшими. Почему лучшими? Потому что мы ушли, вырвались, уехали, а все остальные остались. Большое количество “понаехавших” из городов среднего размера, в том числе и из Иркутска, в столицы убеждены в том, что лучшие — это они. Ибо они нашли в себе силы, амбиции, мотивации для того, чтобы сняться с якорей.

Тут важен один момент. Они считают себя лучшими не только относительно тех, кто окружал их в покинутой провинции. Они — лучшие и относительно тех, кто окружил их в местах новой жизни. Многие переехавшие в Москву иркутяне ставят себя выше оставшихся в Иркутске иркутян, но при этом оценивают себя как людей более высокого качества, нежели коренные москвичи. Отъехавшие дальше на Запад уверены в том, что у себя на родине они были “солью земли российской”. Но и в новых отечествах они круче всех, кто там родился и живет. Мои знакомые, выбравшие для ПМЖ уютную Новую Зеландию, как презрительно величали “кивиками” тамошних чрезмерно улыбчивых граждан, так и величают до сих пор. Как считали их туповатыми, так и считают. А уж как часто приходится встречать бывших соотечественников, осевших в США и уверенных в том, что оставшиеся в России — это существа низшего порядка — например, с непреодолимыми инстинктами рабства, а в России нет места свободному человеку, однако и рядовые американцы — это просто клоны Фореста Гампа.

Записал когда-то себе в блокнотик замечательные слова одной гражданки Франции, бывшей россиянки: “Знаешь, Париж — это действительно лучший город на земле. Особенно, если выселить оттуда всех французов”.

Отрицать наличие описанного явления, наверное, невозможно. В конце концов, мне абсолютно не верится, что есть на земле люди, которые в эпоху столь динамичных трансрегиональных и транснациональных коммуникаций вообще не сталкивались с людьми описанного типа.

Во избежание возможных критических реакций хочу заметить, что специально использовал слово “многие”, а не “все” и даже не “большинство”. Правда, также совершенно сознательно воздержался от более нейтрального слова “некоторые”.

Разумеется, я отдаю себе отчет в том, что не все такие. Но раз уж человек так устроен, что ему трудно обойтись без принадлежности к какому-нибудь сообществу избранных, то пусть уж это будут ушельцы. Они, по крайней мере согласно выбранному им стилю жизни, меняются в составе, а не мельтешат все время — одни и те же — перед глазами.

Золотой век

Интуитивно чувствовал, что “золотым веком” продажной любви стали 2001 — 2003 гг. Общество очухалось от дефолта, это были первые годы “потребительской революции” — по-своему забавные времена, лишенные какого-либо событийного и стилевого колорита (которого было с избытком, что в конце 1980-х, что в 1990-е), но отмеченные стремительным расширением “потребительского” опыта.

В 2001 — 2003 гг. произошла обычная для системы “расширенного капиталистического воспроизводства” конвертация “предметов роскоши” в “массовое товарное производство”. “Предметы роскоши” чуть подешевели, и их стало очень много, масса начала зарабатывать чуть больше — ищущие друг друга одинокие сердца массовых производителей и массовых потребителей нашли друг друга.

Коснулся сей процесс и сферы сексуальных услуг.

В 2001 — 2003 гг. российский человек со средними во всех отношениях доходами неожиданно, с некой смесью удивления и опаски, открыл, что он может позволить себе пользоваться услугами “девушек по вызову”. Открыл, что продажная любовь не распадается на запредельно высшие и отвратительно низшие фракции, — она уже не удел “правящей элиты” и водителей-“дальнобойщиков” с гастарбайтерами. Открыл, что существует продажная любовь для среднего класса, для людей, скажем так, “интеллигентных”. А продажной любови, да и не раз, “интеллигентному человеку” хотелось давно — со времен, когда он читал о ней в советских книжках.

Бесы стреляли в ребра седобородых очередями. Добропорядочные отцы семейств сходили с ума. Женам было лучше не уезжать с детьми в санатории.

В опустевших квартирах поселялась коммерческая любовь. Любовно сваренный на неделю борщ прокисал, ибо он в последнюю очередь интересовал оставшихся якобы в одиночестве “мужеотцов”. Кстати, не знаю ни одной семьи, которая распалась бы из-за того, что “мужеотец” пользовался услугами “девочек по вызову-и-ответу”, хотя шалости сбрендивших нередко выползали наружу. Женоматери как-то сносили все это. Хотя, наверное, где-то и бывали семейные распады. Если честно, я очень боялся в те годы, что какой-нибудь “папаша” совершенно по-мопассановски обнаружит собственную дочь среди вызванных барышень. Тем более слухи про такие ситуации ходили.

А гостиницы, набитые командировочными, прибывшими на разные “конференции”, ночами в те времена тряслись как холодильники советского производства. Тоже пребывавшие в угаре массового потребления проститутки набрасывались табунами в гостиничных холлах и лифтах даже на людей в двухлетних джинсах и с томиком Рильке под мышкой.

Знаменитые “мужские разговоры за баб” сводились в эти годы к разговорам о том, за сколько, с кем, по какому телефонному номеру. Особая мифология возникла вокруг подрабатывающих волшебными телами студенток германского отделения Лингвистического университета и учительниц начальных классов. Почему-то считалось обязательным отметить тот факт, что студентки-германистки приезжали на дело — в очках. Один мой приятель, когда мы вышли из такого многочасового разговора покурить на улицу, заметил: слушай, у меня ощущение, что нашим мужикам бесплатно уже никто не дает.

Годы прошли. “Угар нэпа” несколько спал. Жизнь вошла в обычную колею. Однако в недавней беседе один человек, работавший шофером в сфере сексуальных услуг, подтвердил мои прежде совершенно субъективные догадки: 2001 — 2003 гг. — это были годы скачкообразного роста доходов в этой сфере. “Золотой век” массового коммерческого либертинажа.

В клубе

Пьяненький “бывший студент”:

“Вспоминаю все ваши разговоры про социально-антропологические наблюдения. Вот посмотрите вокруг. Видите, как за последние пять-шесть лет уменьшилось количество геев. И как много стало лесбиянок. А все потому, что геи свалили в Москву и Питер. А лесбиянкам ехать некуда — у лесбиянок нет своей мафии. Поэтому они теперь так бросаются в глаза. Это во всех провинциальных городах такая тенденция”.

Советую ему бросать бизнес и уходить в социальную науку. У него уже целый концептуализированный социальный феномен в кармане.

Рассказывает женщина лет пятидесяти:

“Дедушка с бабушкой у меня были из деревни — из Воронежской области. Я их язык не всегда понимала. Маленькая была, отправил меня как-то дед купить „котЁлки”. Я все магазины обошла, всех продавцов опросила — никаких „котЁлков” нет. Возвращаюсь домой, говорю: нет, дедушка твоих „котЁлков”. Дед развозмущался: как же нет, если они везде продаются? Бабушка в другой комнате почуяла неладное, выходит и объясняет: „котЁлки” это баранки оказались.

Ковшик бабушка называла „корец”. Пришли как-то в гости одноклассники брата, она при них что-то про „корец” и высказалась. Так одноклассники потом брата „корецом” до самого окончания школы называли”.

2008