Гольцы - Сергей Сартаков

Василев быстро расстегнул пуговицы, снял пиджак и бросил на руку.

Убийственная жара! — сказал он, отирая платком пот, обильно выступивший у него на лбу. — Я полагаю, вы шутите, Густав Евгеньевич?

Изумляться настала очередь Маннберга.

Почему вы думаете, что я шучу?

Но ведь это значит — нанести удар в спину русской промышленности и торговле, Густав Евгеньевич! — взволнованно сказал Иван Максимович, нервно перебирая пальцами густые кольца своей бороды.

Не вижу столь страшных последствий, — возразил Маннберг. — Взгляните дома на географическую карту. Лента в пятьдесят верст среди океана бесплодной тайги ровно ничего не значит для России. Пусть даже Америка выжмет из этой полосы все, как выжимают сок из лимона, для нас это не опасно. Взамен мы получим прекрасную железнодорожную магистраль. Вы не строитель, Иван Максимович, и вы не знаете, каких усилий России стоило и будет стоить еще прокладывать вот этот путь, — Маннберг притопнул по земле ногой, — пользуясь только отечественными материалами. Мы отклонили предложение иностранной помощи из гордости, но эта гордость нам не дешево стоит.

Отклонили — и правильно сделали, — заметил Василев.

Я, знаете, менее щепетилен в таких вопросах. И я вам скажу: построить своими силами еще одну такую магистраль равносильно самой жестокой и затяжной войне. Нет, я, как инженер, могу только приветствовать проект Лонк де Лоббеля и опасаюсь одного — что он не облечен достаточными полномочиями, чтобы предлагать нам такие великодушные условия. Он, кажется, собирается выступить просто от своего имени.

Да вы в уме ли, Густав Евгеньевич! — возбужденно заговорил Василев. — Вы инженер — это превосходно, по вы взгляните на все это глазами русского промышленника, русского человека, наконец.

Я русский подданный, — обиделся Маннберг.

Да, но для вас, простите меня, непонятны самые простые вещи! — воскликнул Василев. — На деле что тогда произойдет? Концессионеры высосут из отведенной им земли и недр ее — о поверьте! — гораздо больше богатств, чем будет стоить вся ваша железная дорога. Но и это даже не главное. Нет! Главное в том, что они, построив здесь свои заводы, куда потом будут девать товары? А? Как вы думаете, Густав Евгеньевич?

Разумеется, продавать нам, — сказал Маннберг, — и это будет еще и вторая положительная сторона концессий.

Так ведь они задавят своими товарами нашу промышленность, Густав Евгеньевич. Как вы ие понимаете этого! — побагровел Василев. — Пусти свинью за стол, она и ноги положит на стол! И ваших девяносто девять лет не успеют пройти, как от русской промышленности и следа не останется. Мы станем колонией Америки.

Вы сильно преувеличиваете, Иван Максимович, — стал успокаивать Маннберг Василева. — Возможно, появится здоровая конкуренция — и только.

Конкуренция! — уже не сдерживая ярости, кричал Василев. — Да! Знаем мы эту конкуренцию с иностранцами, когда они будут прочно сидеть на нашей земле! Вы хотите примеров, Густав Евгеньевич? Пожалуйста! Сколько угодно! Я делаю, допустим, скипидар и продаю его еле-еле себе не в убыток, по восемьдесят копеек за пуд.

Они будут продавать по семьдесят, по шестьдесят. Кто у меня купит по восемьдесят? Кто мне возместит десять, двадцать копеек на пуд, если я стану продавать свой товар с ними наравне? Значит, для меня выход один: несостоятельность, крах. Лететь в трубу! А тогда они, я знаю, явятся и предложат якорь спасения — продать им завод. И я продам. Что мне другое остается, кроме пули в лоб? И вот один русский завод становится американским, один русский промышленник превращается в нищего, а его американский коллега, задавив своего конкурента, продает скипидар опять по восемьдесят копеек, а может быть, и по девяносто. Да-с! Нужно ли умножать мне примеры, Густав Евгеньевич?

Вы рисуете очень страшную картину, Иван Максимович, — сказал Маннберг, — такие мысли мне и в голову никогда не приходили. Я был прельщен инженерной стороной проекта. Подумайте: туннель под Беринговым проливом! Какая смелость мысли!

Когда я намерен разорить, задавить, стереть с лица земли своего соперника, я всегда обладаю смелостью мысли, — с язвительной откровенностью сказал Иван Максимович.

Америка — деловая страна, — заметил Маннберг, — а вы ей приписываете сложные политические цели.

Не знаю, что вы разумеете в данном случае под политикой, — отрезал все еще не остывший Иван Максимович, — но Америке нужна наша Сибирь и, может быть, еще нечто большее, а не прямое железнодорожное сообщение Вашингтон— Петербург. Вы сами говорите — они даже введут сюда свои войска!

Не войска, а вооруженную охрану дороги, — возразил Маннберг. — Без этого нельзя.

Называйте как хотите, — сказал Василев, — но люди эти будут с ружьями, и командовать ими будут американцы. Превосходно! Поставить целую армию в чужую страну на девяносто девять лет. Кто тогда здесь будет хозяином?

Вы заставили меня, Ивап Максимович, взглянуть на проект Лонк де Лоббеля совсем с другой стороны, — нерешительно сказал Маннберг, — и я, пожалуй, теперь подумаю еще, прежде чем выступить в его защиту.

И прекрасно сделаете, — несколько успокаиваясь, сказал Василев. — И мой вам совет, Густав Евгеньевич, если имеете дело с иностранцами, никогда не считайте, что они вас любят больше, чем себя.

Боже мой! — вдруг спохватился Маннберг. — Мы

так увлеклись разговором, что подошли к самому месту взрыва. Здесь уже опасно. — И громко окликнул впереди идущих и по-прежнему беседующих меж собой Елену Александровну и Лонк де Лоббеля: — Господа! Господа! Ради бога, остановитесь!..

Опасности, конечно, не было никакой. Маннберг, еще направляясь в город за своими гостями, строго-настрого наказал десятнику не начинать взрыв без него и теперь просто несколько рисовался.

Испуганные трагическими интонациями голоса Маннберга, Елена Александровна с Лонк де Лоббелем не только остановились, но даже поспешили вернуться. Василев протянул руку супруге.

Не волнуйся, дорогая. Простая предосторожность.

Мне показалось, что земля уже качается под нашими ногами, — сказала Елена Александровна.

В таком случае причину этого следует приписать мсье Лонк де Лоббелю. — На правах друга дома Маннберг мог так шутить.

О, если бы я это знал! — с истинно французской галантностью поклонился Лонк де Лоббель и сделал это так тонко, что трудно было понять, ответ ли это на реплику Маннберга или секретная почта в адрес Елены Александровны.

Почему? — с некоторым опозданием сказала Елена Александровна. — У мсье Августина очень легкая походка.

Теперь уже все вместе они свернули по узкой тропинке направо. Словно привязанные нитками и отбрасываемые затем центробежной силой, гудя носились вокруг них крупные желтые слепни. Елена Александровна испуганно отмахивалась надушенным кружевным платочком. Маннберг слегка улыбался. Здесь он был хозяином и этого леса, опаленного сейчас нестерпимым зноем летнего дня, и земли, усыпанной жесткими сосновыми шишками и пожелтевшей хвоей, над которой трудились целые легионы остро пахнущих красных лесных муравьев, и даже самого воздуха, где с такой яростью и жадностью бесились и сновали слепни.

Вскоре компанию встретили двое рабочих с сигнальными флажками в руках.

Готово? — вытирая платком клеенчатый ободок внутри своей форменной фуражки и вновь надевая ее на голову, спросил Маннберг.

— Давно готово. Ждем вашего благородия. Маннберг вытянул руку. Все остановились. Тут начинался подъем на довольно высокую гору.

Давайте, господа, решим, — сказал Маннберг. — Взрыв будет не в этой горе, а в скале, что отстоит несколько дальше…

Идти еще? — вырвалось у Елены Александровны.

С этой горы отлично будет виден взрыв, — сделав предупредительный жест в сторону Елены Александровны, поспешил закончить Маннберг, — но, может быть, нам все же предварительно осмотреть скважину?

Нет, нет! Еще сами взорвемся! — **- воскликнула Елена Александровна. — К тому же я очень устала. Давайте лучше посмотрим отсюда.

Превосходно! Но и в таком случае нам все же придется подняться на эту гору.

Иван Максимович стал помогать супруге. Лонк де Лоббель оказался возле Маннберга. Давая указания сигнальщикам, Маннберг задержался п теперь приотстал.

Знаете, мсье Лонк де Лоббель, — сказал Маннберг, пропуская на узкой тропе француза впереди себя, — Василев имеет серьезные возражения против вашего проекта. Вам трудно будет защищать его даже в Иркутске, я не говорю уже о Петербурге, если подобно Ивану Максимовичу выступят многие.

О, это мне понятно! — оглядываясь на Маннберга и безмятежно улыбаясь, сказал. Лонк де Лоббель. — Господин Василев большой бизнесмен. Но я уверен в сильной поддержке инженеров.

Инженеры могут не поддержать ваш проект, — с ударением сказал Маннберг.