Ян (не) для Янки (СИ) - Гордеева Алиса

– Тут больше не ёкает! – ладонью касаюсь груди. – «Нас» нет. Никогда не было. Теперь вижу. «Мы» не важны!

– Ты же ничего не знаешь! – Ян грубо хватает меня за плечи, в секунду преодолев оставшееся расстояние между нами, и начинает трясти. – Ничего не знаешь!

Его пальцы обжигают кожу, а отчаяние в серебристо-стальных глазах выворачивает наизнанку.

– Отпусти! – я все же срываюсь в слезы. Непослушные и едкие, они, как всегда, совершенно не вовремя заволакивают обзор.

– Я дождался экспертизы! – наплевав на мои попытки освободиться, вопит Шахов. – Еще вчера я обнимал тебя и знал, что никакие мы с тобой не родственники! Это все фальшь! Слышишь? Нет никакого нельзя!

Глупая! Я думала, что больнее некуда. Оказывается, есть! Это же каким нужно быть подонком, чтобы так искусно врать? Перестаю брыкаться и закрываю глаза. Видеть Шахова сейчас выше моих сил…

– За что ты со мной так? – из груди вырывается глухой стон, а тело непослушно обмякает. Ноги ватные и едва удерживают меня рядом с Шахом. Руки безжизненно висят вдоль тела. Еще вчера я молила небеса о чуде! Готова была на все, лишь бы не быть Яну сестрой! Сегодня же чертова правда окончательно добивает меня. Он знал! Он все знал! Но все равно выбрал не меня!

– Я не мог поступить иначе! Не мог! – Ян перестает меня трясти, но из рук не выпускает. – Посмотри на меня, Даяна! Позволь мне все объяснить!

Не сопротивляюсь, на это просто нет сил. Я раздавлена. Сломлена. Теперь понимаю все оттенки глупого «неважно», столько раз произнесенного за день.

– У меня не было ни единого шанса отказаться от свадьбы! Видит Бог, я пытался! – сбивчивое дыхание Яна касается моей щеки. Впервые его близость раздражает! Я ничего не слышу! Не хочу слышать! Все, что мне нужно сейчас, чтобы Шахов вместе со своим отцом исчез из моей жизни. – Я тебе ничего не сказал, поскольку был уверен, что так тебе будет проще меня отпустить. Одно дело, знать, что нам нельзя, а другое…

– Твоя цель достигнута, Ян! – перебиваю Шахова и резко отталкиваю парня от себя. – Я тебя отпустила!

Хватаю с пола рюкзак и, не разбирая дороги, несусь к выходу.

– Даяна! – диким зверем ревет в спину Шахов.

– Я понятливая, Яник! – замираю у двери, растирая по лицу соленую влагу. В груди тесно. Горло дерет от слез. – Мне не нужно повторять сто раз! И врать мне не нужно было!

– Все не так, – надрывно шепчет Шахов.

Через силу оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Яна в последний раз. Шах стоит все там же, в гостиной возле дивана. Он нервно покачивается на пятках, беспорядочно дергает на голове волосы и продолжает лихорадочно смотреть на меня воспаленным взглядом. Ему больно, но свою боль он заслужил сам.

– Как ты там написал? Пообещай, что постараешься стать счастливой? – голос дрожит, уступая место волнению.– Я обещаю, Ян! Стану! Только не с тобой!

Глава 31. Даяна

– Ну! Рассказывай! Сдала? – Маша дёргает меня за рукав, старательно вырывая из рук зачётку. – Какой билет достался?

– Зайцева, угомонись! Если Талеева не сдала, то нам всем и пытаться не стоит, – бурчит Митя, проталкиваясь мимо нас к аудитории. Полный решимости сменить меня на зачёте у Мухомора, Зюзев лишь на пару секунд замирает возле массивной двери и, глубоко вздохнув, заходит в кабинет. – Здравствуйте, Степан Леонидович!

Смотрю в спину рыжику и до сих пор не могу поверить, что самое страшное осталось позади. Впереди у всей группы ещё два экзамена до долгожданных зимних каникул, но все мы не без основания больше всего боялись именно зачёта у Мухова.

– Сдала! – наконец улыбаюсь Маше от уха до уха.

Зюзеву невдомёк, что Мухомору до моих знаний дела не было: у старика со мной личные счёты. Все мои опоздания, прогулы и замечания сегодня вылились в допрос с пристрастием! А потому вдвойне рада, что профессор сумел задвинуть личную неприязнь в дальний угол и скрепя сердце всё же вывел заветное «зачёт» и размашисто расписался напротив.

– Я же говорила! – скачет от радости Зайцева и переплетает наши пальцы. – Теперь не отвертишься! Да, Медвежонок?

В глазах подруги тут же разгорается азарт и нетерпение!

– Теперь точно! – поддакивает на автомате Егор, судорожно бегая глазами по конспектам.

– Ты главное – сама зачёт не завали, – хихикаю в ответ, хоть и понимаю, что попала на все сто. Мухомор был моей единственной надеждой улизнуть от поездки с Зайцевой на небольшой горнолыжный курорт в соседнюю область. Ну какой из меня лыжник? Я не так давно научилась вновь ходить на ногах! Но разве ребят переспоришь? Егор чуть ли не каждый день на протяжении последнего месяца нам расхваливал это волшебное место, а Машка мечтательно вздыхала, пока Мишин на Новый год не подсунул нам под ёлочку сертификаты на отдых.

«Ты едешь с нами и точка!» – заявил мне тогда Машкин медвежонок в ответ на мой отказ: «Зайка тебя одну не оставит! Боится, что опять затопишь слезами соседей. А мне, Яна, позарез нужна романтика! "

И чтобы не быть голословным, Егор показал мне аккуратное колечко с двумя капельками из драгоценных камней, чем-то напоминающими заячьи ушки. И, конечно, мне пришлось согласиться на эту авантюру, дабы не быть ответственной за ещё одну развалившуюся семейную жизнь.

– За это не переживай! – на полном серьёзе заявляет Машка, но вижу: волнуется. – Билеты на поезд куплены, места в отеле забронированы. Сдам зачёт или нет – неважно! Всё равно поеду! Но лучше, разумеется, осваивать горные лыжи без мухоморной нагрузки на сердце.

– Зайцева, – доносится голос старосты. – Хватит болтать! Ты следующая!

И пока Маша старательно доказывает Мухомору, что не зря последние полгода числилась среди студентов престижного вуза, стою возле окна чуть поодаль от одногруппников и смотрю, как огромные хлопья снега, медленно кружась в воздухе, опускаются на землю. Сказочное начало января, что ни говори! С упоением разглядываю, как разноцветные крыши авто на университетской парковке укрываются белоснежными пушистыми одеялами, и ловлю себя на мысли, что в суматохе даже не заметила, что наступила зима.

Первые дни после несостоявшейся свадьбы Яна и вовсе стёрлись из памяти. Я не хотела никого видеть, ни с кем не могла нормально общаться. Почти не ела и забила на учёбу, а ещё хотела сбежать, да только наученная опытом знала, что от себя спрятаться невозможно. А потому, свернувшись клубочком на диване, задыхалась от отчаяния и обиды, злилась на Яна, но тут же его прощала, а потом непрошенными воспоминаниями снова и снова разрывала себе душу. И так по кругу. Когда отпускало, отчаянно наплевав на гордость, хватала в руки мобильный и набирала номер Шахова, но, не дождавшись гудков, скидывала вызов и ненавидела себя за слабость.

«Не я виновата в том, что Ян всё разрушил! Не мне звонить первой!» – как оголтелая повторяла себе эту фразу с утра до вечера, а сама каждую минуту ждала звонка и постоянно выглядывала в окно в надежде, что Ян придёт… Одно его слово, и я готова была простить! Одно прикосновение, и смогла бы обо всём позабыть! Только Шахов больше так и не появился в моей жизни. И если поначалу я корила себя, искала в его молчании подоплёку, то со временем поняла, что в принципе была права: это не любовь! Зависимость, проклятие, да что угодно, только не любовь! Разве позволил бы Ян мне уйти, если по-настоящему любил?

Я вернулась к учёбе спустя неделю. Да и то, благодаря Машкиным заверениям, что ни Шаха, ни Бельской я больше в стенах универа не застану: Диана забрала документы и улетела с матерью в Париж, а Ян… Ян перевёлся на заочное, видимо, чтобы больше никогда не видеть меня. Зато каждый день перед глазами мелькал Фил…

– Янка! Зачёт! – невольно вздрагиваю от звонкого голоса подруги. Подлетев ко мне со спины, она крепко обхватывает меня за плечи и изо всех сил сжимает. – Мы это сделали! Сделали!

Разворачиваюсь в тесных объятиях Зайцевой и искренне радуюсь вместе с ней, а после, наспех повязав объёмный шарф и накинув пуховик, тащу подругу к дому.