Туман войны - Алексей Колентьев

Вебер перевел дух и знаками показал на меня и Дугу, давая понять, что имеет в виду гринго. Я посмотрел пленнику в глаза и спросил:

— Кто был в лагере, кроме Сильверо, из… наших?

— Только инструктор по радиоделу, но… — губы Вебера тронула едва уловимая презрительная усмешка, — он ничего не мог сказать, напился сразу после прилета и с тех пор не выходил из вашей казармы.

Нет, связник не врал: так тонко знать обстановку в лагере и среди советников мог лишь побывавший там, хотя я никогда этого парня не встречал. Его слова косвенно подтверждались данными по общей обстановке, сложившейся на сегодня. Перво-наперво, поиски не прекратились, это говорит о том, что Симон либо был замечен и ушел, либо убит при попытке его захвата федералами. Случись иначе, поисковый невод сместился бы к северо-западу от болот, ближе к расположению партизанских баз. В случае, если паренька удалось задержать и допросить, сюда не стали бы посылать одного провокатора. Американских друзей сейчас в штабе поисковиков нет, а местным и так досталось от нас, чтобы загонять в болото роту-другую ради призрачного шанса взять нас живьем. Перемешают остров с болотной жижей, и вся недолга. Поэтому важно послушать, какие вести принес нам этот мутный гонец. Однако внутренне я уже чувствовал скорое избавление от местного колорита в лице пиявок и надоедливой мошкары. Поднявшись, я подхватил снарягу и оружие, изъятые у Вебера при захвате, и демонстративно положил все это возле ног связника:

— Излагай, амиго, как выводить нас отсюда станешь.

Связной кивнул, без усилий поднявшись на ноги, и начал излагать, одновременно рассовывая свои вещи по отведенным им местам. Получалось это у него сноровисто, чувствовалась многолетняя практика.

— Про минометы и замаскированные посты вы уже знаете, — гость сделал паузу, посмотрел на меня и, дождавшись утвердительного кивка, продолжил: — El cobarde graco[90] Рауль не пошлет своих людей вам на помощь. Ваши начальники не дают столько денег, чтобы заставить команданте рисковать. Это осложняет ситуацию, но не делает ее безвыходной. Мы выйдем через час, чтобы подгадать время пересменки дозоров возле южной тропы. Вы пойдете вдоль нее, держа направление на юго-восток, чтобы выйти к партизанским передовым постам у перекрестка Ди Мадре, на юге. Если держаться тропы, то это всего два дня до точки рандеву. Координаты точки встречи — 34'69, ориентиры — два больших белых валуна, мимо не пройдете. Там еще неделю будут дежурить люди Рауля, это единственное, на что он дал согласие. Каждый из них так или иначе знает кого-то из вас в лицо, поэтому двигайтесь аккуратно, дайте себя разглядеть… Если получится дойти.

— Это ты верно заметил, уважаемый: если получится. А ты не забыл, что после пересменки постов по берегу ходят два встречных мобильных патруля и они заметят наши следы?..

— Все предусмотрено, команданте Мигель, — Вебер успокаивающе поднял правую ладонь, как бы защищаясь от моего возражения. — Я с вами не пойду, отвлеку на себя внимание патрулей, имитируя прорыв в северном направлении, к предегорам, так правильно говорю, понимаете? Они подумают, вы идете к горам. Впереди вашего передового поста, кроме пары секретов, сидит полторы сотни паратрупер… Десантников, да? Рассредоточены они вдоль тропы по обеим ее сторонам, в сельве. Пройти сквозь них незамеченными не удастся. Я понял, что вы задумали, это смелый план. Но обмануть командиров минометных батарей не получится, они точно знают расположение своих частей у тропы, затребуют командиров взводов, чтобы удостоверить ваши целеуказания. Поэтому я буду делать шум, федералы подумают, что вы прорываетесь к горам, и снимут людей с тропы, тогда вам останется только тихо пройти мимо вскрытого первого поста наблюдения. Второй секрет оборудован западнее, и вам не придется связываться с тамошними сторожами, поскольку основные силы уйдут, с тем чтобы отрезать мне путь к отступлению. Второй раз федералы не захотят упустить тех, кто им так напакостил. Окно будет небольшое, и фору я дам, сколько смогу, но более чем на пару часов не рассчитывайте. Местные солдаты не дураки, обман вскроют, как только… Но лучше не будем о грустном, правильно я сказал, нет? В любом случае, уходите по возможности очень быстро и тихо, компренде?

Такой поворот событий меня несколько обескуражил: человек, пришедший от Бати, вот так запросто говорил о том, что идет на верную смерть, причем совершенно добровольно. Пристально посмотрев в глаза чилийцу, я спросил:

— Шансов вырваться нет и в твоем случае, верно мыслишь — в том направлении развернуто до двух батальонов пехоты, хорошо натасканных на войну в лесу. Зачем ты это делаешь?

Вебер приладил мачете за поясом так, чтобы рукоять была внизу и слева под рукой. Высказав все, что ему казалось важным довести до меня, он совсем успокоился, движения вновь приобрели некую плавность, голос стал звучать ровнее. Подогнав амуницию и попрыгав на месте, проверяя ее «на звон» в совершенно знакомой мне по «учебке» манере, он просто ответил:

— Все мы выполняем свой долг, камрад Мигель. Сильверо вытащил из Чили мою беременную жену и двух малолетних племянников. Им всем грозил расстрел за мою принадлежность к компартии, семьи коммунистов тогда, в семьдесят третьем, вырезали сотнями.[91] А Сильверо рисковал собой, получил пулю под сердце ради моих родных, хотя мог уйти, списав все на экстремальные условия. Теперь, благодаря тебе, я могу вернуть долг. Но даже если бы мне просто приказали умереть, спасая товарищей, я тоже бы не колебался. Дело, за которое мы тут сражаемся… Свобода очень дорого стоит, компадре Мигель. Мы в Чили это очень хорошо помним и не стоим за ценой.

В голове у меня сложились разрозненные кусочки мозаики, бередившие сознание на протяжении всего разговора с Вебером. Передо мной явно стоял человек, прошедший горнило чилийского путча семьдесят третьего года. В силу обстоятельств я лишь понаслышке знал о трагических событиях той осени, когда был убит Сальвадор Альенде. В зарубежной прессе писали, что чилийский президент проявил слабость духа и застрелился, но кое-какие прочитанные мной газетные статьи и рассказы бывавших в тех краях коллег свидетельствовали о другом. Человек, отказавшийся сдаться и в первых рядах сражавшийся с многочисленным и хорошо вооруженным противником, не мог быть малодушным трусом. Часто мы интуитивно чувствуем правду, хотя ничто не подтверждает нашей убежденности. И вот теперь передо мной сидел человек, способный прояснить давно мучивший меня вопрос.

— Понимаю, что прошу слишком много, но эта наша встреча первая и последняя, нам обоим это хорошо известно.

— Спрашивай, компадре.

Выражение лица у чилийца было невозмутимым, чувствовалось, что не в первый и даже не в сотый раз он идет на верную смерть. Мне же стоило определенных усилий сохранять спокойствие, наверное, потому, что рейд слишком затянулся и шансы выжить были абсолютно призрачны. Сглотнув ком, вставший в горле, я спросил:

— Как умирал президент Альенде?

— Ты проницательный человек, Мигель, — легкая улыбка мелькнула на губах чилийца и спряталась в курчавой бороде. — Но раз уж Судьбе угодно было свести нас вместе и ты спросил о том, что уже никого в мире, кроме горстки людей в моей несчастной стране, давно не волнует… Ладно, я расскажу, что знаю. Альенде убил гринго, командовавший одной из штурмовых групп. Это были парашютисты, которых тренировали американцы. В пылу боя один из них забылся и часть команд своим людям отдавал по-английски. Президент помогал нам как мог: подбадривал солдат, стрелял сам… Первый этаж дворца несколько раз переходил из рук в руки, в какой-то момент «контрас» снова прорвались. Наш президент был храбрым человеком, но он не был солдатом. В его автомате закончились патроны, и он на секунду замешкался. Двое его телохранителей отстреливались от наседавших солдат, но тут один из прорвавшихся грингос отбросил свой опустошенный карабин, выхватил вот такой же, как у меня, пистолет, перекатом вышел прямо к ногам Альенде и три раза выстелил в него. Я был в десятке шагов от президента, дворец уже бомбили… — Взгляд чилийца затуманился, меня он больше не замечал, мысленно вновь переживая тот страшный для него миг. — Гринго пристрелил Ансельмо Руис — мутный парень из личной охраны Альенде, его убили час спустя, но президент был уже мертв: одна пуля попала в висок, две другие в шею и грудь. Но мы еще дрались…

Связник замолчал, а я больше ни о чем не спрашивал его. Одна из загадок прошлого была решена, и на душу снизошло какое-то небывалое облегчение. Что было тому причиной: рассказ ли о смерти человека, до последнего защищавшего то, во что верил, или осознание сопричастности к войне с людьми, которые по всему миру ищут и убивают таких, как Альенде или Че Гевара, — не знаю. Трудно принять подобные вещи с ходу, требуется осмыслить и утрамбовать все в голове, адаптировать душу, что ли. Кивком головы я поблагодарил Вебера за рассказ. Потом мы сверили часы и еще раз осмотрели снарягу друг друга. Я последний раз оглядел комнату: не оставили ли чего? Кругом только пыль и темнота. Подойдя к дыре в потолке, я три раза дернул сигнальную веревку, теперь Славка будет знать, что мы доберемся к нему через полчаса с небольшим. Важно действовать синхронно, чтобы рискованный план чилийца не потерпел фиаско в самом начале и все не оказалось напрасной потерей времени. Я махнул Дуге, и мы стали поочередно выбираться из подземелья. Поверхность встретила нас хмурым утренним полумраком, на трясину пал клочковатый удушливый туман. Чилиец хлопнул меня по плечу и, крепко пожав на прощание руку, пошел на северо-восток. Через пару шагов его скрыл туман. Я мысленно пожелал новому другу выбраться из этого переплета живым.