Туман войны - Алексей Колентьев

Алексей Колентьев

ТУМАН ВОЙНЫ

Определение:

«Туман войны» — военно-теоретический термин (нем. Nebel des Krieges; англ. fog of war). Введен Карлом фон Клаузевицем для обозначения недостоверности данных о положении на театре военных действий, в постоянно меняющейся ситуации на поле боя. Применительно к общей обстановке выражает состояние информационной неопределенности, когда командир вынужден принимать решения интуитивно, по наитию и часто вопреки имеющимся данным разведки.

Короткая справка:

Первое главное управление КГБ СССР (ПГУ) — структурное подразделение Комитета государственной безопасности Советского Союза, ответственное за внешнюю разведку. Отдел «С» — нелегальная разведка. Служба «А» — дезинформация, тайные операции; в т. ч. и советническая деятельность по подготовке личного состава дружественных стран и режимов.

Спокойно, дружище, спокойно,И пить нам и весело петь,Еще в предстоящие войныТебе предстоит уцелеть.

Уже и рассветы проснулись,Что к жизни тебя возвратят,Уже изготовлены пули,Что мимо тебя просвистят…

Земля. 17 февраля 1990 года. Южная Америка, северо-восточная граница республики Колумбия. Лагерь «El frente publico-liberador de Colombia».[1] 16:32 по местному времени. «Товарищ Мигель» — старший лейтенант Егор Шубин, военный советник.

…Преодолевая навалившуюся после ночного выхода усталость, надвинув панаму на глаза, я шел к хижине, в которой нас разместил команданте Рауль — предводитель шайки наркоторговцев, гордо именующих себя повстанцами, борцами за народное счастье. На самом деле этот отряд являлся частью партизанской армии общей численностью до двух тысяч бойцов, не считая глубоко законспирированных подпольных ячеек в городах. А если брать приграничные районы и сельскую глубинку, то были организованы самодеятельные отряды милиции с верными людьми, подчиняющиеся разведотделу штаба армии во главе с лидером EFPLC — Франсиско Вера по прозвищу Снайпер. Как любой уважающий себя наркоторговец, Вера обожал титулы и звания. Когда численность его отряда возросла до полутора тысяч штыков, он провозгласил себя генералом, и даже пошил соответствующий новому титулу мундир. Дону Франсиско было уже под шестьдесят, но он крепко держал все нити управления в своих не знающих дрожи руках. Рауль и его сорок бойцов были лишь небольшим отрядом этой мощной и хорошо вооруженной армии, соперничающей за влияние на наркотрафик с семьями крупнейших колумбийских картелей вроде того, что базировался в Медельине. Снайпер лично получал в среднем по 130 долларов с каждого килограмма продукции, что позволяло ему закупать современное оружие и нанимать лучших военспецов по всему миру. Меня и еще нескольких ребят собрали на подмосковной базе Минобороны и окольными путями забросили сначала в Перу, а потом уже сюда, в эту колумбийскую глушь.

«Герильерос»[2] захватили пленного — молоденького полицейского капрала, и целую кипу документов, включая свежую карту городка Лос-Ниньос. В документах содержались данные по размещению опорных пунктов и расписание патрулей на северной дороге и в окрестностях военной базы, которая прикрывала подходы к городу и в оперативный район батальона Рауля, таким образом перерезая партизанам доступ к трем основным дорогам, ведущим к побережью. Недавно натасканные американцами коммандос перехватили караван с провиантом и лекарствами, шедший в лагерь. Теперь Рауль неистовствовал: самолично прострелил башку назначенного всего две недели назад начштаба, которого сделали крайним во всей этой истории, потом вызвал к себе нашего «батю» и потребовал этот груз вернуть. Команданте через местных индейцев прознал, что военные груз перепродали другой банде «повстанцев» и повезут его к месту встречи через два дня. Маршрут был известен: троп через сельву, по которым смогут пройти груженые мулы, в здешних местах всего три, две из них контролируют люди Рауля. Исправлять положение, как всегда, придется нашей группе. Местные хорошо знают сельву, но вот уже третий поисковый отряд партизанских разведчиков бесследно пропал, и в поиск на этот раз предстоит идти нам.

Парило совершенно непереносимо, а мелкие, злющие мошки вились вокруг головы и незащищенных участков кожи. На мне был американский «тигровый»[3] камуфляж, который поставляли партизанам местные контрабандисты, — чтобы не выделяться среди людей Рауля. Его, с легкой руки нашего командира подполковника Серебрянникова, спецы называли «зебра». У группы военных советников были только свои мелкие отличительные признаки, по которым мы распознавали друг друга: широкая, тоже в разводах, бандана да закатанные по локоть рукава. Мошки зло пищали, но не кусались: состав из местных трав, который готовил знаменитый на всю округу курандейро,[4] покрывал руки, лицо и шею, придавая коже зеленовато-коричневый оттенок, делающий человека малозаметным на фоне густой листвы сельвы. Ботинки у меня были британские, а не американские, как у всех тут. Британская кожаная обувка была с хорошей вентиляцией ступней и ортопедической подошвой. Она гораздо лучше хваленых амеровских «коркоранов» с быстро промокающими брезентовыми вставками. Ходить удобно и комфортно, потому как только местные могут расхаживать по сельве босиком, не слишком боясь укусов змей и насекомых. Белому человеку всегда приходится тяжелее: прививки и курс выживания дают едва ли треть необходимых здесь знаний. А по субъективным ощущениям гринго кажутся местной фауне вкуснее аборигенов, может быть, даже считаются деликатесом.

Многому приходилось учиться у индейцев, которые охотно делились своим опытом, в свою очередь жадно перенимая у нас приемы рукопашного и ножевого боя, обучаясь стрельбе из понравившегося им АКМ. Один парень, худющий, как черенок от метлы, до того полюбил выданный ему автомат, что не расставался с ним даже во сне. Взамен индейцы показывали, как слушать лес, находить незараженную воду, какие корешки и зверье можно употреблять в пищу. И — самое главное, — как тихо и неслышно срубить пиндостанских[5] диверсов. Янкесы в последнее время действовали почти в открытую, не скрываясь за легендами, как мы. Лишь изредка утруждали себя испанским в радиопереговорах. По идее, среди американских военспецов должны были преобладать испаноговорящие парни, не шибко выделяющиеся на общем фоне местных, с подходящим фенотипом. Этнические кубинцы, например, или испаноязычные выходцы из Флориды вполне бы сошли за колумбийцев. Однако по какой-то причине треп в эфире я слышал исключительно на английском. Преобладал так называемый «южный» говор, когда слова растягиваются, иногда сбиваясь на маловразумительную скороговорку, в которой еле улавливается общий смысл. Видимо, «испанцев» берегли или просто выбраковывали по каким-то своим внутренним стандартам. На моем личном счету были уже две большие стычки с амерами. В последнюю из таких «встреч» мы подошли к расположившимся на дневку диверсантам, миновав развешанные чуть ли не повсюду мины и растяжки, практически вплотную. Бой получился коротким, почти всех удалось взять в ножи, без единого выстрела, лишь одного Серебрянников приложил из пистолета в упор. Там я второй раз в жизни сошелся в рукопашную с живым противником. Страх был, только помня свой предыдущий опыт, он застрял где-то на задворках сознания, временами только подстегивая рефлексы. Выпад — блок, уход вправо — удар! Его глаза… Вот, пожалуй, единственное, что запомнилось мне в тот момент: удивленные серые глаза американца, с уже затухающей искрой жизни в них…

…Науку ножевого боя я постигал в специальной режимной воинской части, больше напоминавшей студенческий городок. Тут стажировались только офицеры и прапорщики Первого главного управления КГБ СССР, срочников, служащих по призыву, не было вообще. Нас, штатных сотрудников отдела «С», перебросили сюда с целью освежить базовые навыки и кое-чему подучиться. В нелегальной разведке много граней, узкая специализация — большая редкость. Нас готовили как диверсантов, что при базовых навыках и физической форме занимает три месяца интенсивного тренинга. Прыжковая и горная подготовка, приемы нелегально-конспиративной работы, ориентирование на местности и выживание, стрельба из оружия стран региона пребывания, рукопашный и ножевой бой. Все это так или иначе уже закреплено где-то в рефлексах, дремлет, дожидаясь своего часа. Но в жизни нет застывших навсегда догм. Многое приходится освежать, многому учиться заново. Особенно это касается прикладных дисциплин вроде того же ножевого боя или рукопашки: застоялся, упустил время — и в реале лежишь в расселине какой-нибудь забытой Богом и людьми «Банании». Без тренировки и закрепления на практике почти наверняка из очередной командировки можно не вернуться.