Красные и белые - Олег Витальевич Будницкий

через неделю после моего приезда в Париже появилось известие об оставлении Врангелем Мариуполя; здесь начались волнения, что Врангель побежден, потерпел крупную неудачу. На самом деле, как Вы видите, это была удача, и очень крупная, ибо он оставался там больше двух недель. Но впечатление на некоторое время сохранялось. Во-вторых, другое неудобство – материальное. Хотя все эти столкновения с уничтожением живой силы и клонятся к выгоде Врангеля, ибо потери противника бесконечно больше, но все-таки же это изнашивает его силы, а главное, подвергает мирное население тех местностей, откуда он отступает, всем ужасам террора. Все это, конечно, большие неудобства, но выхода из них нет; поход на Москву потребовал бы тех расходов, которых у него нет.

Его система войны предполагает некоторые процессы в самой большевизии; он предполагает ослабление центральной власти большевиков, результатом которого получится то состояние, при котором может быть и с теми небольшими силами, которые есть у Врангеля, можно будет, если не начать поход на Москву, то водворение в близлежащих местностях, казачьих областях, Кавказе и т. д.

Теперь, во-вторых. С того момента, когда Врангель отказался от похода на Москву, конечно, на очередь ставится вопрос о прочной организации тыла, о внутренней политике и о создании внутреннего управления. Это вторая забота Врангеля, которой у Деникина, в сущности, не было. Именно в этой области и сказываются, как, с одной стороны, трудности, так, с другой, и государственные интересы. Посылаю Вам брошюры, в которых сущность и той и другой изложены. Хочу тут же Вам указать и на ту критику, которую это встречает; критика против аграрной реформы идет главным образом в том направлении, что она происходит слишком медленно, что ее саботируют люди, которым она поручена… замечу Вам, что тот, кто хотел бы саботировать эту реформу, рисковал бы, как только это обнаружится, вызвать на себя такой гнев Врангеля, который небезопасен.

А медленность реформы объясняется не только техническими условиями – сейчас трудно найти землемеров, планы, документы, – и близостью военных действий (все-таки факт, что в одно из заседаний земельного совета попал большевистский снаряд), но и тем еще, что вся техническая, практическая сторона дела переложена на земельные советы. Это был очень умный шаг. Благодаря этому разговоры о саботаже действительно до такой степени явно клеветнические, что на местах им никто не верит; с другой стороны, население мало-помалу захватывается комплексом тех практических вопросов, которые сами по себе всегда лучшая защита против предвзятых обвинений, но зато и оборотная сторона медали, что работа идет медленно. Эта почва и не так важна; медленность – упрек, которым пользуются враги Врангеля перед заграницей, там же, на месте, никто их в медленности не упрекает, а напротив того, благодаря публичности работы земельных комитетов, всем ясно видно, что, несмотря на медленность, реформа все-таки совершается, поэтому с этой стороны я считаю, что дело благополучно. Конечно, думать, что реформа непременно должна была состоять в том, чтобы передать землю даром, то она многих не удовлетворит, но, опять-таки, на местах никто на это не претендует.

Сами земельные комитеты, которые отдают землю одному, отказывая другому, были бы поставлены в бесконечно более трудное положение, если бы земли раздавались даром; тогда сейчас нашлись бы охотники, и развелась бы спекуляция. А так как в этой реформе вознаграждение помещиков поставлено совершенно вне связи с разделением земли и отнесено комитетом в будущее, причем даже сами основания этого вознаграждения не выработаны, то пока создается даже как будто бы иллюзия, что никакого вознаграждения нет. Все это делает реформу в общем приемлемой.

…Чтобы ни о чем не умалчивать, упомяну здесь о произведшем целую сенсацию назначении Климовича 12 заведующим полицией.

У Деникина шпионаж и контрразведка были привилегией всякого отдельного ведомства; разведка была и при военных, и при морских ведомствах, и даже при Осваге, чтобы не говорить о Министерстве внутренних дел. Все это дело объединено и поставлено под власть одного заведующего полицией и внешней, и внутренней. На эту должность, к ужасу Запада, был назначен Климович. С той добросовестностью, которой отличается всякая полемика, здесь распустили слух, что это вовсе не полицейская должность, а непосредственного помощника Кривошеина, т. е. его политического вдохновителя; это, конечно, ложь, речь шла только о назначении техника, профессионала и, как говорит Кривошеин, нужно было выбирать: либо признать, что Россия пришла в то состояние, когда можно управлять ею на нормальных началах, т. е. без сыска, без административного произвола, так, как она управлялась при Львове и Керенском; если же такое управление в момент гражданской войны признается невозможным, то на должность заведующего разведкой, конечно, приходилось ставить не профессора, не либерала, а полицейскую собаку. Из всех пород собак этой породы Климович казался еще наилучшей… Поэтому, хотя я к этому отношусь спокойно, отмечая с грустью только повод к политической инсинуации безответных критиков, однако не могу скрыть от себя, что я вижу в этом все-таки опасность; мы хорошо знаем ту роль, которую может играть в политике тайная полиция и агентура; знаем те очки, которые она вставляет своим начальствам, знаем и то, что она не умеет различать между отдельными течениями, наконец, знаем маневр, которым она запугивает и застращивает власти перспективами комплотов и заговоров. Все это крайне опасно, но единственное средство борьбы с этим, как мне кажется, все-таки же в том, чтобы эту опасность видеть и держать Климовича в руках. Это все, что я могу им посоветовать.

Следующий по важности вопрос или даже, вернее сказать, несравненно более важный, чем какой бы то ни было, – это вопрос экономический.

Менее всего, конечно, нужно настаивать перед Вами на трагическом значении экономического вопроса в Крыму; но кое-чего Вы, может быть, не знаете. Прежде всего, Вы не знаете, вероятно, того, что хотя Франция и обещала нам помогать, и хотя она действительно помогает, но не делает этого даром. На золотой фонд в 300 миллионов 13 она не покушается, в этом Вы ошиблись; но простого кредита, ничем не обеспеченного, она нам тоже не дает. И если бы Вы представляли себе ее финансовое положение, и в особенности невозможность сейчас удовлетворить законные претензии опустошенных местностей, и недовольство жителей этих опустошенных местностей, которые требуют, чтобы о них заботились в первую голову, и то давление, которое оказывают именно эти недовольные на французское правительство в смысле большей требовательности к Германии, настаивать на немедленной уплате обещанной по Версальскому миру контрибуции и вознаграждения; если бы Вы,