Щепа и судьба - Вячеслав Юрьевич Софронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не знаю как у других, а у меня защемило внутри, словно в родные места попал. Подсел к дремлющему деду на лавочку, выведал у него, что несколько домов стоит у них в конце деревни без хозяев, несколько лет назад навсегда перебравшихся в город и наверняка мечтающих продать их по сходной цене. Сделал на этот счет зарубочку у себя в памяти и, попрощавшись, потопал обратно. Не оглядываясь, чтоб не вернуться, не попроситься к кому на ночлег, не продлить неожиданно накатившее очарование увиденного. Не верил тогда, что вернусь сюда и надолго, поскольку пути своего еще не знал и мечтал сколько-то там побродить, помотаться по миру, надеясь, что дорога моя сама выведет туда, куда требуется. Ан нет. Оказалось, что выбор свой уже сделал, а все остальные скитания и поиски лишь отсрочка от того, что должно неминуемо произойти.
Предсочинительские хлопоты
Деревеньку, облюбованную мной, нельзя было назвать заброшенной и окончательно вымершей. Но и жилой тоже посчитать трудно. Поскольку уже в конце осени в ней обычно никто из жителей не оставался. С первыми морозами все спешно перекочевывали в благоустроенные зимние квартиры. Зато в благодатную летнюю пору то там, то сям вился дымок из труб крепких еще изб, сообщая о наличии внутри них хозяев.
Наверняка мой поступок вызвал немалое удивление среди местных жителей. Но никто и вида не подал, тем более большинство из них к моменту появления нового обитателя в стоящем на отшибе домике или уже покинули свои деревенские жилища, или готовились к тому. Так что, как вскоре выяснилось, всю зиму мне предстояло провести в полном одиночестве среди давно не паханных полей и вековых лесов, что, честно сказать, меня вполне устраивало.
Это было как раз то, чего добивался неосмысленно, но целенаправленно. Одиночества.
Как повода для занятия главным делом моей жизни — СОЧИНИТЕЛЬСТВОМ.
Честно? Тогда я просто не мог произнести вслух слово: ПИСАТЕЛЬ!!!
Да, мне несказанно хотелось им стать.
Может, потому и сделать это вознамеривался тайно от всех.
Вдали от присутствия чьих-либо глаз и неуместных вопросов.
Ведь и процесс зачатия ребенка происходит без чьего-либо присутствия.
И порвав со всем, что связывало меня с миром, заполучил то самое одиночество.
А значит — свободу!!!
Вот она, долгожданная…
Раскинь руки — лети, загребай воздух горстями!
Танцуй!!!
Пой!!!
Ори в голос!!!
Обходи пустующие поля и по-хозяйски оглядывай каждый кустик.
Ни души кругом!
Свобода и воля до одури.
И полная независимость.
И не нужен тебе ни герб, ни флаг и тем более гимн.
Незачем!
Мой герб — облака на небосклоне.
Флаг — ветка березы у дома.
А гимн — свист ветра в ушах!
Я теперь Государь, Правитель, Главный Консул!
Фараон, если хотите!!!
В моем подчинении цельная деревенька!
Пусть и безлюдная до Весны.
Зато всю зиму я буду полноправным правителем.
И никто не в силах помешать мне в том.
* * *
И все бы ничего, даже замечательно, не начнись ранние холода…
Вначале морозец радовал. Щекотал ноздри, пощипывал щеки. Выдохнешь из себя воздух и выпустишь маленькое облачко, уносимое к небу. Но… скоро забавы наши с ним, морозом, закончились, и он взялся за меня всерьез.
Тут-то я понял, кто здесь главный хозяин и правитель. Рано я возомнил себя царствующей особой. Погорячился. Мороз-воевода быстрехонько охолонил мое не в меру разгулявшееся воображение. И тягаться с ним было бесполезно. Понял, не позволит он мне править беспредельно. Даже в моих несусветных фантазиях…
Стало как-то не по себе…
Выдюжу ли?
Хватит ли сил и терпения?
Не сбегу ли опять в город?
Нет, отступать мне было просто некуда. Иначе… Крах всему…
Всем моим замыслам.
А как же тогда мои герои, что уже готовы выпрыгнуть на чистые листы бумаги?
Они мне этого не простят…
Да и сам себе не прощу.
Лишусь собственного уважения.
Значит, будем бороться! Противостоять!
Морозу. Вьюгам. Снегам.
Я и мои пока нерожденные герои.
…Обрисовался и второй противник моей свободы: банальная пища. Еда.
Привезенных продуктов хватало на несколько дней.
Потом рывок до ближайшего магазина.
И еще три беззаботных рабочих дня.
…А еще вода…
Для питья и хозяйственных нужд.
За день — ведро воды. Не меньше.
Помыть руки — ковш.
Вскипятить чайник — два.
Три — на посуду.
К вечеру ковш уже скребет по дну ведра.
…И главная моя защитница и заступница — могучая, пузатая печь.
Сложена на века.
Добротно!
На нее вся надежда.
Ненасытная и вечно голодная, как серый волк по весне.
Требует заботы каждый день.
За один присест может слопать полвоза дров.
Поди напасись.
Зато тепло и даже уютно.
Пока не налетит ветер.
Неуемный и беспощадный.
Дров мало.
Но рядом лес.
Сырые поленья шипят и швыряются угольками.
В заледенелое оконце заглядывает глазастая луна.
Ей тоже холодно, просится на постой…»
И я уже не одинок и относительно свободен.
С морозом сдружился. Снегу рад. Даже радует.
Когда надо в город, выбираешься к дороге.
По колено в снегу.
Иногда на лыжах.
Их прячешь в сугроб и ловишь лесовоз.
Если у лесорубов выходной, топаешь пешком.
Кто я? Отшельник? Странник?
Нет, я свободный человек.
Живу в ладу с собой и со всем миром.
Так нужно.
Жить и творить.
Когда в доме тепло и есть вода в ведре.
И никто не придет вдруг, не спросит: чем занят?
Да я даже не занят, я просто живу, как мне давно хотелось.
И на душе спокойно, и число исписанных листочков растет.
Медленно. С потугами. Но растет…
И крепнет уверенность — это мое. То, что мне нужно…
То, что я задумал, должно рождаться в тишине и при полном одиночестве.
Как зачатие детей. И… их рождение…
* * *
А вот интересно, почему человек не помнит момент своего рождения?
Это же наиважнейшее событие для каждого!
Помним что угодно: первую школьную линейку, первый поцелуй, первый развод… Да мало ли чего хранится в нашей перегруженной памяти.
Кроме самого-самого главного.
Момента своего появления на свет…
Почему Господь освободил нас от воспоминаний о том?
Значит, так надо… Богу видней.
Так и я не могу вспомнить, как появлялись на свет мои герои.
Помню походы за водой на речку.
В лес за дровами.
Часы сидения за столом.
А потом вспышка, и вот уже твой герой обрел жизнь, дыхание, речь.
Еще одно таинство, недоступное для понимания…
Зато осталось ощущения сотворения образа.
Кто же я тогда?
Творец?
Нет! Он один. И