Случай на станции Кречетовка - Валерий Владимирович Рябых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Далее инженер задержал взор на столь же величавом памятнике Вождю. На площадке перед клубом стоит Сталин, в длиннополой шинели до пят, возвышаясь на мраморном постаменте, обратил руку в сторону железнодорожной станции. Лидер страны как бы указывал местному люду центральное направление и смысл жизнедеятельности. Много памятников и скульптур вождя раскинуто по просторам советской страны, но в каждом месте — свой Сталин, сроднившийся с окрестным пейзажем, почитаемый обыкновенным народом за близкого, родного человека. Ширяев знал не по книгам, эту нигде в мире неповторимую, и даже трогательную, черту нового русского человека — обожествлять каменных истуканов, наделять памятники могущественной сверхъестественной энергией, видеть в них оберег здешнего места, селения, города, — считать центром окружающего микрокосма.
* * *
И тут же перед глазами встал другой патетичный монумент — бронзовый памятник прусскому королю Фридриху Вильгельму I, выполненный по проекту Кристиана Даниэля Рауха в честь столетия основания Гумбиннена. По указу короля в 1724 году родной город Ширяева получил официальный статус. Фридрих, обернутый в тогу-плащ, горделиво, как и сегодняшний визави, стоял с простертой рукой на Королевской площади перед старым зданием правительства (Аlte Regierung). Кстати, Кристиан Раух — автор знаменитых скульптур: конного Фридриха II на Унтер-ден-Линден в Берлине и одетого в пальто Эммануила Канта в Кенигсберге, у дома философа.
Инженер напряг память, пытаясь вспомнить заученные с детства слова, начертанные на пьедестале статуи. Но в голову пришли только общие сведения, что памятник королю Фридриху Вильгельму I, основателю Гумбиннена, установлен Фридрихом Вильгельмом III, внуком короля в 1835 году. В возведении мемориала использовались средства благодарных горожан, собранные по подписке. Kороль-солдат славился популярностью среди местных жителей, и памятник монарху стал признанным символом Гумбиннена. Фридрих Вильгельм I хотел сделать новый город центром прусской Литвы, так как здесь с давних пор обитало много выходцев из того края. Для этого учредили Литовскую депутацию — орган управления этой провинцией и прообраз будущего правительства Гумбинненского округа.
— «Да, хоть здесь память не подвела, — резюмировал Ширяев, а затем в голову втесалась каверзная мыслишка. — Немцы под стать русским, испытывают такой же пиетет к памятникам великим людям. Одно, правда, отличие — в Германии предпочитают памятники умершим деятелям истории и культуры. Но опять-таки, о памятниках Гитлеру и соратникам фюрера слышать не приходилось».
И потом как кинокадры пошли картинки далекого детства:
Эркер с башенкой и барочный фасад родового особняка на Goldaperstrasse. Застекленная веранда, где в летнее время, раскрыв фрамуги окон, близкие всей семьей садились за обеденный стол. У него маленького — долговязый стул с перильцами и наставным сиденьем, укрепляемым по росту, чтобы ребенок ощущал себя вровень с взрослыми. Запах свежесваренного какао, манная каша — размазня, которую мальчик так не любил, яичные запеканки. Булочки с маком, желтое густое сливочное масло в серебряной масленице. Картина настолько свежая в памяти, что закрой глаза, и опять окажешься в кругу близких, в запахе какао. Опять станешь маленьким мальчиком в коротких штанишках на помочах, в курточке матроске, в длинных чулочках, ножки в яловых ботиночках, стянутых алыми шнурочками с блестящими наконечниками.
Вот, уже столько лет Ширяев в Кречетовке, но мужчину постоянно удивляла схожесть здешнего рельефа, да и пейзажа с Восточной Пруссией. Такая же бескрайняя равнина, изредка прорезаемая поймами тихих рек и извилистых ручейков, с берегами, заросшими порослью ветвистых деревьев и непроходимого кустарника. Леса, да и рощи крайне редки, кругом поля и поля, а, то и пожухлые пространства болотистых неугодий.
В лаковой коляске дедушки домочадцы частенько отправлялись в путешествие (так это и называлось) по окрестностям Гумбиннена. Если выбранный путь пролегал на запад по Friedrichstrasse, то никак не миновать еще не потускневших красных казарм фузилерского полка. Там вечное движение серой солдатской массы, раздаются четкие громкие команды капралов. А офицеры, встретившись на пути, отдают честь, но скорее милой мамочке, а не отцу или старому дедушке. Если приходилось ехать через «Большой мост» и далее по стильной Tilsiterstrasse, то проезжали опять приметное место — военные были страстью мальчугана. Справа рядом с дорогой стояло офицерское казино, похожее на приземистый замок с башенкой. Там по вечерам собиралось избранное общество: уланы, фузилеры, артиллеристы — в красочных пикелхаубах с золочеными имперскими орлами, в парадно-выходной форме с аксельбантами. Выехав на тильзитское шоссе, опять полями, доезжали до заболоченных низин речушки Нибудис, и затемно возвращались обратно, через горящий ночными огнями город. Если отправлялись на юг, в сторону Даркмена, то доезжали до намного большей реки Анграппы, с заливными лугами и лесистыми берегами. Ну, а коль путь лежал на юго-восток в сторону старинного Голдапа, основанного еще тевтонцами, начинали путь с привычной глазам Goldaperstrasse и традиционно ограничивались речкой Роминтой, впадающей в Писсу. Здесь пейзаж гораздо увлекательней — всхолмленная лесистая местность с кирхами вдоль дороги. А вот, если ехать по Wilhelmstrasse, обыкновенно этим путем выезжали в воскресенье утром, то добирались до городка Шталлупенена — пограничного места с Российской империей. Там размещалась диковинная ярмарка колониальных товаров, привезенных с Востока.
Ну, а самым долгожданным праздником, точнее днями полного счастья, для малыша считалась июльская поездка на Выштынецкое озеро и примыкавшую к нему с запада Роминтенскую пущу — старинный королевский заказник. Какое вдохновенное состояние души — глазеть на смежные особняки резиденции Вильгельма II (Kaiserliches Jagdschloss), в надежде увидеть монаршью фигуру. А вдосталь погуляв по парку, сфотографироваться на фоне гигантской скульптуры лося возле часовни Хуберта (потом похожий бронзовый сохатый оказался в Гумбиннене). Дедушка снимал на неделю уютную дачу в прибрежном лесочке, пропетляв по извилистой грунтовой дорожке, вдоль берега озера, выходишь на купальное место — прибрежный песочек. И без лишних раздумий погружались в купель — вода как парное молоко, вылезать ни капельки не хотелось, это впрямь земной рай — «paradiso terrestri», мальчик как профессорский отпрыск чуточку знал по латыни.
А еще, Ширяев помнил себя маленьким ребенком в оживленном городском пространстве. Держа мамочку или отца за ручку, миновав ажурный мост через Писсу, по брусчатке Bismarckstrasse (эту улицу постоянно переименовывали) семейство выходило к строгому четырехэтажному строению, с рустованными стенами и обилием зеркальных окон. Наверное, еще c тех давних пор здание врезались в детскую память, как символ незыблемости прусского могущества. Да и памятник Фридриху Вильгельму I перед входом в «Аlte Regierung» был тому прямым подтверждением.
Дом правителей построили в самом центре старой рыночной площади (Marktplatz), в плане придав очертания колодца. А вот новое здание правительства возвели, когда он
