Жена завоевателя - Крис Кеннеди

Марк откинул металлический капюшон, окутывавший голову, и бросил меч к ногам своего человека.

— Надо успевать смотреть всюду, Ричард. Всюду.

Все еще не открывая глаз, рыцарь кивнул. Остальные помогли ему подняться на ноги. Кто-то из них заметил Гвиневру и жестом привлек внимание Марка. Он обернулся.

Его брови взметнулись вверх. Потом он сделал шаг вперед, оставляя отпечатки своих ног на влажной земле и стягивая на ходу перчатки.

— Гвиневра! Что за нечаянная радость! Я смутно припоминаю, что вы что-то говорили… о том, что никогда не переступите порога моего жилища… Что-то изменилось?

— Гриффин Соваж взял «Гнездо».

— Знаю.

Он медленно опустил перчатки.

— А что вы?

— Мы помолвлены.

Он устремил взгляд на грязь под ногами и, казалось, переваривал это известие. Она понизила голос:

— Можем мы где-нибудь поговорить?

Его ястребиные глаза на мгновение обратились назад.

Как бы усердно ни тренировались рыцари Марка, они не шли ни в какое сравнение со своим господином в его способности соревноваться, воспринимать впечатления и приспосабливаться к новым обстоятельствам. Марк обладал умением мгновенно складывать и вычитать достоинства и слабости противников, и они оказывались поверженными этими смертоносными расчетами.

С минуту он смотрел на нее, потом жестом указал на башню. Слуги провожали их взглядами, пока они шли туда, и отводили глаза. Стук их шагов по булыжнику, а потом шелест по. тростнику, казалось, отзывались в ее сердце как удары грома. Какого рода пакт предстояло ей заключить?

Они расположились в темном углу огромного холла. Казалось, в этом помещении нет ничего, кроме темных углов, паутины да тощих псов с торчащими ребрами.

Марк приказал принести еду и выслал слуг из комнаты.

— Какие у вас известия с юга, Марк? — спросила она, как только холл опустел. — У меня в последние дни нет оттуда никаких новостей. В каком мы положении?

Марк перестал жевать хлеб:

— Скажите мне, Гвин, кого вы имеете в виду, говоря «мы», — себя и Стефана?

— Я имею в виду тех, кто присягал королю, — огрызнулась она.

— Ну так вот, Гвин, наши дела таковы: на престол сядет Генрих фиц Эмпресс. Это ясно. Все бароны переходят на его сторону.

— Хотите сказать, что и вы переходите? — заметила она с горечью.

— Я — нет. Пока еще нет. — Он пожал плечами. — Страна будет принадлежать Генриху. Это всего лишь вопрос времени.

— Только если люди, подобные вам, отдадут ему страну.

Он бросил на нее равнодушный взгляд.

— Ваша верность, как и всегда, — проявление отваги, Гвин, но она бессмысленна.

— Она имеет для меня тот смысл, — произнесла она сквозь стиснутые зубы, — что каждое утро, просыпаясь, я могу примириться с собой.

— Хотите сказать, что я на это не способен? Или что я не должен?

Он сунул в рот кусок сыра.

Она бросила на него гневный взгляд:

— Верность не товар, который можно купить или продать.

— Именно товар.

Его глубоко посаженные глаза на худощавом лице холодно оглядывали ее.

— Вы дитя, Гвин. Те, кто пользуется преданностью, о которой вы говорите, только получают выгоду от этой преданности. Выпестованных ими преданных людей используют, а потом отбрасывают прочь, и смрад от этого жертвоприношения разносится быстро и далеко. Неужели я похож на кого-нибудь из них? Право же, вы меня удивляете. Я считал вас умной.

— А я вас порядочным в определенном смысле.

— Ах, Гвин, — сказал он со смехом. — Ничего подобного вы не считали. — Он подался вперед. — Но мы с вами могли бы заключить союз.

Она бросила на него кислый взгляд:

— Что? При полном отсутствии лояльности с вашей стороны и при ее избытке с моей?

— Нет. При условии вашей горячности и моих амбиций.

— Ах это! — Она глубоко вздохнула. Сейчас или никогда. — Вы должны присягнуть мне на верность как вассал зато, что сохраните неприкосновенными земли, отошедшие вам от графства Эверут, Марк. За то, что они останутся вашими.

Он посмотрел на нее как на слабоумную:

— Это Соваж прислал вас ко мне?

— Конечно, нет. Вам повезло, что Гриффин не явился сюда сам и не сровнял Эндшир с землей.

— Гриффин? — отозвался он эхом, пораженный тем, что она столь интимно назвала его по имени, а не использовала его титул или прозвище. — Он у меня в долгу.

Она слегка отстранилась.

— Как это?

— Этот долг восходит к прежним временам. Но мои отношения с вашим женихом, — он произнес это слово так, будто выплюнул его, — вас не касаются и не должны вас беспокоить.

— Вам следует приехать в Эверут и поклясться в верности, — сказала она, стараясь изгнать дрожь из своего голоса. — На нашу свадьбу приедут все остальные бароны. Она состоится через две недели. На следующий вечер будет церемония, на которой все принесут присягу. Вы должны на ней присутствовать.

Марк покачал головой:

— Вы слишком много запрашиваете, Гвин, не предлагая ничего взамен.

— О, я расплатилась, Марк. Вы свое получили. Вы забрали шкатулку моего отца.

Он казался по-настоящему смущенным.

— Какую шкатулку?

— Да будет вам, Марк. Мою наследственную шкатулку. Ту, что забрали у Гриффина, когда ваши люди захватили его недалеко от Лондона.

— А…

При виде его невозмутимого спокойствия ее охватил гнев.

— Неужто вам приятно читать переписку моих родителей? — огрызнулась она. — Читать о их личных делах, чувствах и мыслях?

Он сделал движение назад.

— Нынче мы все должны скорбеть о ваших родителях, да? — Он стряхнул крошки с рук. — Я не принесу Соважу присягу верности.

— В таком случае потеряете свои земли.

Он положил руку на край кружки и смотрел на алый гобелен, прикрывавший стену над господским помостом.

— Не будем говорить глупости, Гвин. Стефан продержится до Святок. Известие о соглашении распространится через несколько недель. У Стефана нет выбора теперь, когда Эсташ мертв.

Она прикрыла глаза.

— Эсташ не мертв. Он у меня.

Выражение лица Марка не изменилось ни на йоту, но пальцы, сжимавшие кружку, напряглись.

— Вот как, Гвин? — сказал он спокойно. — Как быстро все меняется. Поэтому я и не связываю себя никакими обязательствами. Что было, то прошло. И это дает мне серьезные преимущества. — Он усмехнулся: — Расскажите мне об Эсташе.

— Его привезли в «Гнездо» в середине августа, и с тех пор он хворает, не встает с постели.

Он обратил к ней пронзительный взгляд:

— Он болен? Насколько серьезно?

— Достаточно серьезно, — призналась она. — Уже несколько недель его мучает лихорадка. Она продолжается до сих пор.