И сгинет все в огне - Андрей Шварц

либо сближаются, и я уже приняла окончательное решение. Я чувствую, как рука Талина обвивает мою талию, как его широкая ладонь ложится на мою спину, когда он притягивает меня ближе, прямо к себе, моя грудь прижимается к его. Я глубоко вдыхаю, когда наклоняюсь вперед, обнимаю его за плечи и прижимаюсь лицом к изгибу его шеи, прикасаясь щекой к его обнаженной коже.

– Я не знаю этой мелодии, – шепчет он, так как обстановка в зале слишком атмосферная, чтобы говорить в полный голос. Я тоже не узнаю ее, но в ней есть что-то глубоко знакомое, как будто это песня, застрявшая в моем сознании. Я закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на словах и одновременно чувствуя биение сердца Талина в его груди, ощущая его дыхание на своем лбу.

– Это старая маровийская история о любви из времен Первых отцов, о двух Волшебниках из враждующих семей, которые полюбили друг друга.

– Какой у нее конец?

– Как и у всех историй о любви. Трагичный.

– Все вы, маровианцы, любите трагедии. Что не так со счастливыми концовками?

Музыка вокруг нас стихает, и я замечаю другие пары. Я вижу Мариуса и Викторию, которые нежно покачиваются с закрытыми глазами и выглядят искренне счастливыми. Зигмунд с мускулистой девушкой из Зартана. А за ними Фил и Десмонд, да благословят их Боги, танцуют вместе, и Десмонд наклоняется и робко целует ее, только один раз, а затем она притягивает его к себе и целует снова, и снова, и снова.

Талин проводит рукой вверх по моей талии, и весь мой живот наполняется тысячей крошечных вспышек молнии. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, и в нем есть что-то до боли честное, что-то открытое и уязвимое.

– Боги, – произносит он. – Ты так красива, что мне немного страшно.

Мое сердце подскакивает к горлу. Мне нужно уйти. Уйти, пока все не зашло еще дальше, списать это на слабость и вернуться к миссии. Но мне нравится, как выглядят его глаза, то, как его рука ощущается на моей спине, то, как его бедра прижимаются к моим.

– Талин, – шепчу я, а затем подаюсь вперед, и мои губы прямо напротив его, все мое тело пылает. Я делаю это. Я правда делаю это. Я…

Затем звучит припев песни, голос певицы превращается в скорбный вопль, и я внезапно вспоминаю, где именно я ее слышала. Это была Сера. Она пела ее сама себе в ту ночь, в свою последнюю ночь, когда мы подъезжали к кабинету, тихо напевала себе под нос, пока мы сидели в тесноте на заднем сиденье фургона. Шепот сказала ей замолчать, и она ответила, что поет просто, чтобы успокоиться, а затем…

Видение заполняет мой разум, жестокий и всюду проникающий образ, который я с такими усилиями пыталась забыть, последнее, о чем я хотела когда-либо вспоминать. Сера, лежащая на полу кабинета фон Клейра, кровь, текущая из ее разбитых губ, рыдающая, когда пламя охватило ее.

Я дергаюсь, как будто меня ужалили, и чувствую пустоту в животе, а сердце ударяется о ребра. Весь мир подернулся красным по краям, словно пульсирующая кровь. Я задыхаюсь, колени слабеют. Нет-нет-нет. Это не может произойти. Не здесь.

– Алайна? – спрашивает Талин. – Ты в порядке?

– Все нормально. – Я заикаюсь, и, когда произношу эти слова, кажется, будто мне в глотку заталкивают горячие угли. Все мое тело хочет в панике свалиться на пол. Я чувствую окружающие меня лица, чувствую, как горят их глаза, и свет вращается, музыка становится все громче и громче, я качаюсь на ногах, и все, что я вижу, – это лицо Серы.

– Воздуха, – выдавливаю из себя я, проходя мимо сбитого с толку Талина. – Мне нужно на свежий воздух.

Дальше все как в тумане. Я устремляюсь прочь из зала, мое платье плащом развевается позади, а тело отказывает мне. Я влетаю в ночь, но и снаружи тоже есть люди. Влюбленные гуляют по площади, взявшись за руки, несколько профессоров неспешно прогуливаются, беседуя, поэтому я бросаюсь за пределы кампуса, в сторону леса на севере. Я продолжаю бежать, пока огни кампуса не становятся слабыми отблесками, пока музыка и болтовня не превращаются в далекие отголоски. Тогда и только тогда я падаю на колени в свежий снег, прислоняясь к толстому стволу дерева.

– Соберись, давай же, – шепчу я, но, Боги, мое сердце вот-вот взорвется, мое дыхание застревает в легких, и я не могу перестать дрожать, не могу перестать дрожать. Я зарываюсь голыми руками в снег, и он холодный, такой холодный, что мне больно, но за эту боль я могу ухватиться, это то, что я могу использовать, чтобы вернуться в мир.

«Отпусти свои мысли. Воспринимай только то, что чувствуешь».

Пробирающий ветер на моем лице.

Запах деревьев, выразительный и глубокий запах кедра.

Боль от холода в моих руках, колкая и настоящая.

Я цепляюсь за это и постепенно могу взять себя в руки, успокоить свое сердце, восстановить дыхание. Я заталкиваю Серу обратно, в глубины сознания, запираю прошлое в прошлом. Собираюсь с силами и прихожу в себя.

Я Ревенант. Я девушка на миссии. Я Алайна Девинтер. Я могу это сделать. Я справлюсь.

Я встаю, резко выдыхая. Мое дыхание повисает передо мной белым облачком. Боги, взгляните на меня. Одна в лесу, мое красивое платье покрыто инеем и грязью, мои руки посинели и искусаны холодом, на щеках дорожки от слез. Я выгляжу, как привидение из ужасов, мстительный дух, бродящий по ночам. Я даже начинаю смеяться, поднимаясь на ноги.

Но затем я понимаю, что ошиблась. Может, я и выгляжу ужасно, но я не одна.

Их трое. Три фигуры, вроде бы мужские, в длинных черных мантиях, превращающие их в темные силуэты. Они стоят в ряд примерно в тридцати футах, молчаливые, жуткие, и просто смотрят на меня в бледном лунном свете. Холодок пробегает по моей спине, и я прижимаюсь спиной к дереву. Я моргаю, пытаясь разобрать их лица, но вдруг понимаю, что не могу, потому что на них маски, бледно-белые, безликие, гладкие, за исключением глазниц.

– Чем могу помочь? – выкрикиваю я, внутренне готовясь к нападению.

Два парня по бокам смотрят на того, который посередине, ожидая приказа. Тот ничего не говорит. Он просто шагает вперед, вынимая руки из мантии, держа в них пару бритвенно-острых локусов. Я втягиваю воздух. Лицо Мариуса, может, и скрыто за маской, но эти оленьи головы на рукоятках я узнаю где угодно. Остальные фигуры замечают это и тоже достают свои локусы.

Стиснув зубы, я тянусь к бедрам, чтобы схватить свои.

И нахожу только гладкую ткань своего платья.

О нет.

Глава 27

Настоящее

– Остановись сейчас же. Не делай глупостей, – говорю я, поднимая вверх свои руки, хотя и знаю, что это не сработает.