Бифуркатор (СИ) - Алекс Белов

— Совсем один?

— Со Стёпкой и Серёжкой.

— Ну в смысле, без взрослых же вы, — удивляется брат.

— Да, совсем без взрослых. Мы едем по особому маршруту, через два крупных города, а в Питере нас встречают твои похитители, надевают мешки на голову и везут в своё убежище.

— А зачем мешки на голову? — тихо спрашивает Андрюшка, а на лице совсем детское изумление, жажда услышать продолжение. — Так и правда было?

— Так не было, — отвечаю. — Но просто по всему этому делу обратятся в полицию. Те будут спрашивать адреса, а я нашёл вот отмазку.

— А зачем в полицию обращаться? — не унимается Андрюшка.

— Ну как… Стёпка. Ведь его в конце убили в перестрелке. Нас посадили в подвал, где было окно в сеточку. Ну я нашёл лазейку и мы сбежали. Нас заметили и принялись стрелять, и в Стёпку… — я закусываю губу и внимательно смотрю на Андрюшку. Вот-вот заплачу.

— А его правда так и убили? — тихо спрашивает брат.

— Я потом расскажу тебе как его правда убили, — отвечаю. — Пока помни, что ты сидел в подвале все эти дни, тебя кормили из миски всякой баландой, а потом затащили туда меня. А я нашёл выход. Понял, что говорить?

— Понял, — интенсивно кивает Андрюшка.

— Главное, я тебя спас. Родителям, думаю, будет плевать, с кем-то там разбираться. Главное, они узнают, что ты жив. В полицию обратится, скорее всего, папа Стёпки.

— А телефон? Твой телефон. Вдруг они решат проверить звонки.

Я вытаскиваю аппарат из кармана и некоторое время оглядываю его.

— Чёрта-с-два, — говорю и швыряю телефон на асфальт. Корпус разлетается вдребезги, а я ещё наподдаю сверху близлежащим камнем. — Пусть проверяют. А теперь… пойдём домой.

— Пойдём! — восклицает братишка. — Скорее. Я хочу домой.

И мы идём. Солнца уже нет, небо сгущает сумерки, а две фигурки медленно ковыляют к дому мимо мрачных коттеджей, которые уже не отбрасывают тени, они все погрузились в неё. На середине пути в окнах зажглись лампы, а мы молча держим путь к нашему кварталу. Сердце щемит, страх дрожит где-то под солнечным сплетением. И молчим. Я хочу побыть с собой наедине, а Андрюшка, видимо, до сих пор не верит в своё возвращение.

Путь пролегает мимо дома Герундовых. Отец семейства сразу замечает нас, вскакивает и бежит.

— Тёмка! Тёмка! — голос у него плаксивый, а когда мужчина приближаются, замечаю его бледность и грусть, будто за несколько дней он превратился в глубокого старика. Он обхватывает калитку и сбивчиво говорит: — Что такое? Что с вами было? Где вы пропадали четыре дня, чёрт возьми? Сергей вернулся утром один, без Стёпки, и молчит. Твои родители сегодня…

Потом мужчина осекается. Видимо, узнаёт в моём спутнике Андрюшку.

— Я спасал брата, — говорю. На этих словах Андрюшка, которого я веду, обхватив за спину, обнимает меня и затравлено глядит на главу семейства Герундовых. — А где пропадал Сергей, думаю, он вам сам всё со временем расскажет. А теперь, извините, можно отложить переговоры до завтра? Я очень хочу снова увидеть родителей!

— Но где Стёпка? — спрашивает мужчина.

Его больше нет, — хочу сказать я, но вижу перед собой растрёпанного старика с глазами полными надежды, и слова тугим комом застревают в горле.

— Я… думаю, что Сергей знает. Спросите у него, — говорю и старательно удаляюсь от калитки Герундовых. Братишка хромает справа.

— А знаешь, — вдруг говорит он. — Нога уже не так сильно болит. Даже наступать немножко могу.

— Богатырь, — усмехаюсь.

Андрюшка открыто улыбается и бросает вперёд жадный взгляд. Через дорогу теплится огонёк окон нашего дома.

— Тёмка, а я… больше не пропаду вот так в одном дне? — спрашивает Андрюшка.

— Больше никогда. Ни разу в жизни, — отвечаю, и мне кажется, что не вру. Вряд ли Твари захотят вновь сделать бифуркатором одного и того же мальчика.

— Пошли быстрее, — требует Андрюшка.

Мы пересекаем дорогу — скорость брата заметно увеличивается — и входим в прохладный сад нашего двора. Пара десятков шагов до крыльца, две ступеньки, и вот мой кулак зависает над дверью. Надо стучать, но всё равно страшно.

За меня стучит Андрей.

В глубине гостиной что-то громыхает, тяжёлые шаги бегут к двери и на пороге прорисовывается силуэт отца.

— Тёмка! — восклицает он, глядя прямо на меня, а потом переводит взгляд на Андрюшку и застывает. — Андрей.

— Привет, пап, — улыбается братишка.

— Я пообещал, что всегда буду защищать его, — говорю. — И я всё-таки спас его.

За спиной отца появляется тоже постаревшая растрёпанная мать, только что спустившаяся с первого этажа. Андрюшку, кажется, она ещё не видит, зато видит меня.

— Тёмка! Тёмочка! — причитает она, пересекая прихожую неслышно, словно эльф.

— Иди сюда! Дорогая, иди сюда! Ты посмотри, кого он привёл! — Отец отходит в сторону, и мать будто натыкается на невидимую преграду.

— Андрюша. Андрюшенька, — охает она, и откидывается на столешницу. — Петя, мне плохо. Я сейчас упаду.

Отец кидается к матери и хватает её за плечи.

— Сердечных накапать?

— Капель пятнадцать, — просит мама, и губы у неё и правда какие-то синевато-бледные. Тем временем, мы с Андрюшкой входим, и я тихо закрываю дверь.

— Мама! Папа! — восклицает мелкий. — Ну чего вы такие грустные все! Я же вернулся! — потом он открыто улыбается и раскрывает объятия, совсем как Николай Басков после очередного эпичного концерта. Мне самому хочется обнять брата и потрепать по холке.

Мама хватает протянутый отцом стакан и залпом выпивает капли. Не дожидаясь пустой посуды, папа бросается к нам и обнимает Андрюшку. Тот смеётся, но пару раз вскрикивает от боли, потому что косяк задевает его больную лодыжку.

— Боже мой! Боже мой! Мои дорогие! Мои родные! — Мать кидается обнимать отца с Андрюшкой.

Ну вот, начались обнимашки и целовашки, а я, улыбаясь, неслышно проскальзываю мимо родителей в гостиную. Там хватаю конфетку со стола, разворачиваю её уже у окна, глядя в темноту. Передо мной на стекле мысленно вырисовывается силуэт Стёпки.

— Я всегда с тобой, — шепчу. — Пожалуйста, найди выход. Выберись из этой ситуации. Ты можешь! Пожалуйста.

В гостиной тишина, недопитый чай в кружках давно остыл, конфет съедено не много. На одном кресле сижу я, на другом — Андрюшка с задранной штаниной на правой ноге. Мать обработала опухоль какой-то мазью. Обнимашки и целовашки закончились. После них позвонил отец Стёпки, попросил всё ему объяснить, но рассказывать тогда было нечего. Потом заварили чай и вот…

Родители держаться за руки на диване и смотрят на нас разными взглядами: отец хмурится, мать изумлена. Пока я рассказывал выдуманную историю, отец Стёпки позвонил ещё раза два, а последний звонок вообще вывел моего папу из себя, и он ответил резко.

— Собственно, вот короткая история о случившемся, — пожимаю плечами и отхлёбываю холодный чай.

— Ты безбашенный, — говорит отец. — Кто хоть тебе написал? Ты помнишь номер? За этих тварей можно зацепиться?

— Ничего нет, — пожимаю плечами. — Телефон у меня отобрали, а письмо я удалил. Адреса в Питере не знаю. Они везли нас с мешками на головах.

Отец вздыхает и потирает лицо руками.

— Боже. Что мы теперь скажем Николаю? Он Маринку потерял две недели назад, а тут ещё и сын. Ты уверен, что Стёпку убили насмерть?

Поджимаю губы.

— Да, — киваю. — Попали в голову потому что.

— А как обратно возвращались? — спрашивает отец.

Вот тут у меня слабинка. Обратной дороги по сути не было. Твари переместили меня мгновенно, но я придумал, что в тот же день уехали прямым до Саратова. Существует ли такой рейс, и прокатит ли отговорка с полицией?

— Надо было сказать нам, — говорит мать. — Ты подверг опасности себя и друзей. Видишь, во что это вытекло!

— Вы бы не поверили, — отвечаю. — И тут я не виноват. Они стреляли нам в спины. Могли попасть в кого угодно… Это мог быть не Стёпка, а я или Андрей. Я не хотел брать Серёгу и Стёпку, но они сами напросились. Тем более, билеты было купить проще Серёге. В общем, пусть Стёпка и погиб, но мы сами решили пуститься в это путешествие. Мы знали, что можем погибнуть в любое время.

— Да, но как я Николаю это скажу? — вздыхает отец. — Ты представляешь, сколько проклятий он пошлёт нам в спину?

— Для меня было главное — спасти Андрюшку! — отвечаю.

— Петя, — вдруг вставляет мать. — Твой старший сын спас жизнь младшему. Он вернул счастье в семью, неужели ты не сможешь отплатить ему тем же? Поговори с Николаем. Не отправишь же ты Тёмку на это дело. Мальчик и так пережил много. Я с тобой потом ещё серьёзно поговорю.

— Да не надо со мной говорить, — вздыхает отец и смотрит в сторону. Ночник освещает лишь половину его лица, кажется, и оно постарело. — Я всё сделаю. И нужно делать прямо сейчас.