Всё на свете, кроме шила и гвоздя. Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове. Киев – Париж. 1972–87 гг. - Виктор Кондырев

Французы оказались чудом!

Мы с Некрасовым таскали их за собой по хвостатым очередям в префектурах, тянули с собой в магазины, мэрии, школы и издательства. Заставляли обзванивать всех бюрократов, искать ключи к влиятельным персонам, писать ходатайства и быть нашими гарантами, выслушивая наши стенания или похвальбу. Даже сейчас, через тридцать пять лет, мы поражаемся, как наши милые французские приятели не послали нас тогда в заветное место, а терпеливо и безропотно, как с парализованной бабушкой, возились с нами, не пытаясь придумать хоть какие-нибудь благовидные отговорки…

У мамы появилась первая близкая подруга.

Галина Никитична, бывшая дягилевская балерина, жила по соседству и однажды, придя в мясную лавку, обнаружила привязанную к ручке двери скулящую собачку. Ты чья, поинтересовалась добрая старушка, а мясник ответил, что собачка по-французски не понимает, она русская, её забыла хозяйка и сейчас, вероятно, вернётся за ней.

Но Галина Никитична привела Джульку прямо к нам домой. Так и познакомились.

В первый день она страшно удивилась, когда мама спросила у неё, кто в Париже может вставить молнию мужу в штаны.

– Зачем вашему мужу молния в штанах? – поразилась она и тревожно уставилась на маму.

Старая эмигрантка, она не знала, что такое застёжка-молния.

Некрасов первое время долго беседовал с ней, расспрашивал о знаменитой балетной труппе Дягилева «Русский балет», о Нижинском и Фокине, Карсавиной, Спесивцевой…

– С Бакстом я была очень хорошо знакома, – мило улыбалась Галина Никитична, – а вот Бенуа был холоден со мной…

Вика очаровывался и выспрашивал подробности, приносил из кабинета книги и альбомы…

Переехав в Ванв, мама перезванивалась с ней всё реже и реже, и Галина Никитична как-то потихоньку, в безвестности скончалась. Мы узнали об этом из третьих уст…

Приехали мы в Париж в конце апреля, и Вадик был устроен в школу, чтобы не болтался без дела и учил язык. Некрасов позвонил кому-то, и нам нашли школу на один месяц, мол, никаких особых документов там не спрашивают. Заведение было для детей арабских и португальских эмигрантов, хуже некуда, но тогда мы обрадовались счастливому выходу из затруднения.

И начал Вадик ездить в школу на автобусе до самого моста Пон-нёф.

Каждый день дядя Вика сопровождал и забирал внука. Относился он к этому поручению со всей серьёзностью. Перед школой они заходили в кафе, Вика пил кофе, а Вадику оплачивалась партия на игорном автомате, хотя малым детям играть запрещалось.

– Главное, обходить запреты! – весело поучал он Вадика, и тот охотно соглашался…

В первое лето нашей эмиграции во Франции разразилась свирепая засуха. Жара стояла невообразимая. А так как приезжие израильтяне внушили Миле, что если на улице жарко, надо закрывать окна и задёргивать занавески на окнах, мы обливались потом в плотном полумраке.

Для Вадика начались первые школьные каникулы. Ему надо куда-то поехать, не оставаться же всё лето в вонючем Париже, суетилась по телефону бабушка.

Вадик был отправлен в русский скаутский лагерь, к «Соколам». Добрые люди из первой эмиграции сказали Некрасову, что там очень интересно. Дети, мол, ходят в походы, вечерами разводят костры, а по утрам разучивают молитвы.

Отправлялся он в скаутскую неизвестность скромно, за ним просто заехали домой, но встречали через месяц с помпой, всей семьёй. На вокзале Виктор Платонович насмешливо поинтересовался, как обстоят дела с молитвами.

– Ничего не выучил! Времени не было! – иронично улыбнулся Вадик.

Хотя они часто и протяжно пели «Фольксваген наш Господь в Сионе», добавил он. «Коль славен» для Вадика было слишком заумно.

Кроме того, сын наш в лагере обовшивел!

Панику в семье в корне подавили знающие люди. Не волнуйтесь, успокоили, все дети летом привозят домой вшей. Это милые, безобидные вши, идите в аптеку и купите брызгалку.

После войны бабушка, мечтательно вспоминал я, тщательно вычёсывала из моих волос гнид. Частым, из белого рога гребешком. Вши падали на расстеленную на столе газету…

Вика поддержал меня и рассказал жуткую историю о смерти от тифа их соседского мальчика во время Гражданской войны.

– Мальчика звали Нолик, – скорбно уточнил он.

И пошёл в аптеку за средством для изведения вшей.

Начали подумывать о работе для Милы.

Галина Никитична увидела в какой-то витрине подходящее приглашение на работу. Подходящим оно ей показалось потому, что работа не требовала ни знания французского, ни особых навыков – надо было красить шелковые платки. С восьми утра, работа сдельная. Одевшись понаряднее и наведя обольстительный марафет, Мила потянула с собой Вику как переводчика.

Трудоустройство увенчалось фиаско. Хозяйка, увидев красавицу Милу, в новом платье и туфлях на головокружительной высоты шпильках, с улыбкой поинтересовалась, какая у неё профессия. Инженер-электрик, ответила простушка Мила. Некрасов попытался было расхвалить деловые качества своей невестки, но хозяйка шутливо всплеснула руками. Она не позволит, чтобы такая образованная красотка губила свою жизнь в красильном цехе!

– Поверьте, дорогая, вы не то, что я ищу!

Очень гордый этим отказом, Виктор Платонович оповестил о событии весь интеллектуальный Париж.

Первый парижский день рождения Милы решили отгрохать на славу и устроить полноводный праздник, хотя на вечер были приглашены всего лишь малочисленные знакомые, оставшиеся на лето в Париже.

Гвоздём должен был стать роскошный подарок.

– Пошли, Милка, купим тебе что-нибудь! Любое желание, без купеческих замашек, естественно! – торжественно сообщил Вика после утреннего кофе.

Девичьей скромностью желание не отличалось. Мила захотела туфли, настоящие, иными словами, дорогие.

Через дорогу был обувной магазинчик, хозяйка принесла коробки, и началась примерка.

Виктор Платонович искренне считал, что чем быстрее делается покупка, тем она удачнее. Поэтому когда Мила примерила вторую пару и в раздумье промолвила, что эти вроде ничего, он схватил туфли и полез за деньгами.

– Покупаем! Бери! Пошли отсюда!

Опешившая от такой прыти хозяйка сделала даже книксен, а Мила опомнилась уже на улице, прижимая к груди роскошные туфли.

– Ну, как! – ликовал В.П. – Как мы это провернули! Это тебе и есть Париж! Захотела и купила, раз-два, и всё!

И только дома Мила с ужасом осознала, какого маху дала. Ведь за эти деньги можно было примерить десятки пар в шикарнейших магазинах Парижа! А тут таинство приобретения роскошной обуви свелось к бездушной сделке купли-продажи! Мила чуть не заплакала от досады.

Виктор Платонович долго ещё похвалялся своим умением ходить в магазины, а Мила до сих пор, спустя тридцать пять лет, вспоминая, вздыхает: боже, какая она была дура…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});