Солнечное затмение - Андрей Попов

   На палубе впервые послышался звон цепей...

   Двое матросов вывели Дьессара на свежий воздух. Тот закрыл глаза и наслаждался его порывами.

   -- Эй, еретик! -- капитан Бьюти, стоящий позади, глотнул из бутылки рома и продолжил начатую мысль: -- А тебе, сволочь такая, не кажется, что за столь вежливое обращение с тобой на этом судне, ты мог бы хоть раз сказать спасибо? Мы тебя даже ни разу не отстегали плетью. Мне некогда, моим матросам -- лень, а господину ученому, представь себе, тебя немного жаль!

   Дьессар редко на какие вопросы снисходил до ответа. И сейчас любым, даже самым резким словам предпочел презрительное молчание.

   -- Ты, дебильный наш товарищ, все еще думаешь, что мы плывем в Америку? -- Бьюти не выдержал и расхохотался. Когда его одолевал смех, его лицо становилось страшнее звериного оскала, а в широко раскрытой пасти, где каждый нечетный зуб был выбит, подергивался мясистый язык. -- Ой, не могу... Общаться с вами, еретиками, смех и грех...

   На палубе появился старичок Антейро Винатэс. Он держал под мышкой пухлую папку каких-то листов. Подошел к матросам, что-то им взялся рассказывать, но те закричали на него, и тот убрался восвояси.

   -- Поверь мне, еретик! Поверь старой морской крысе! Уж я-то видел Рассеяние собственными глазами. И не раз! -- Бьюти сделал еще несколько глотков. -- Толстый хрен тебе в задницу, а не Америку! Нет ее и не было никогда! Да, впрочем... что я перед тобой распинаюсь? Скоро сам все увидишь.

   Капитан с наслаждением выцедил из бутылки последние капли, несколько раз провернулся вокруг своей оси, как при метании ядра, и закинул ее в пучину неугомонных вод. Море Древних Атлантов, скрытое густым туманом мрака, безвозвратно глотало всякий предмет и всякий звук, к нему обращенный. Даже эха не оставалось.

   -- Во как! -- пьяно воскликнул капитан. -- Сколько не бросал за борт бутылок, назад еще ни одна не прилетела! Хоть бы черт какой-нибудь в меня чем-нибудь запустил... Как ты считаешь, еретик, в этом море черти живут или нет? Воду кто в нем мутит? Я, старая морская крыса, знаю ответ на любой вопрос, но вот на этот -- хоть убей -- ничего не могу сказать. Кстати, если ты хоть раз назовешь меня старой морской мышью -- прирежу на месте. Только крысой, понял?

   Антейро Винатэс вновь подошел к матросам.

   -- Ну послушайте, разве вам это не интересно? -- его старческий голос почему-то походил на детский, только с легкой хрипотой. -- Представьте... Нет, закройте глаза и представьте: весь наш мир движется в плазме сверхтекучего времени. Там нет масштабов и расстояний. Время в кипящем состоянии, лишенное пространства, лишенное покоя и мономерности! Миллиарды эпох там все равно, что здесь одно мгновение. И черная вселенная объята этим огненным океаном темпоральной энергии. Она вращается в нем как в водовороте и совершает бесконечное падение в Настоящее, минуя Прошлое и Будущее. Ибо Прошлое, Будущее, Настоящее, Ожидаемое и Мнимое -- вот оси координат пятимерного времени. В Протоплазме они спутаны в узлы и расплавлены от дикой температуры! Там царит хаос причин и следствий, там рушатся законы логики: часть включает в себя целое, там пустоты тяжелее масс. Эрзац беспорядка и бешено циклирующей темпоральной энергии, не находящей себе выхода, рождает Непостижимое и Невозможное в Принципе! Разве это не захватывает дух?

   Ученый медленными винтовыми движениями поднял указательный палец вверх, демонстрируя насколько все это захватывает его собственный дух. Но пьяные матросы опять начали браниться. И самый вежливый из них сказал:

   -- Умная голова, шел бы ты отсюда пока цел! Вон, лучше солнцепоклоннику протри мозги своими формулами, а нас оставь в покое.

   Старик отошел в явной печали:

   -- Откуда такие черствые сердца? Как можно быть равнодушным к познанию тайного, необъяснимого, экзастсса... экзистицисти... эсзастацарально... Тьфу на вас!

   Антейро Винатэс так и не смог выговорить слово "экзистенционального" и, гордо вскинув голову, удалился к себе в каюту.

   Дьессар стоял и холодно смотрел, как палуба покачивается у него под ногами. Он качался вместе с ней и думал, что своими ногами расшатывает море. Сплошной беспроглядный мрак вокруг вызывал реальное ощущение полного одиночества во вселенной. Только он и черная бездна вокруг. Только он и воющий голос стихий... да еще несколько болтливых недоумков.

   "Любимец ветров" на всех парусах рвался в мертвые объятия полнейшей неизвестности...

   Король Эдвур сидел за столом и с хмурым лицом раскладывал перед собою карты. Он не был суеверен, но терпеть не мог плохие приметы, в особенности, если они повторяются. Вот, к примеру, сейчас уже в третий раз подряд разрисованный красками карточный король (кстати, чем-то похожий на него) выпадал в окружении черных мастей, пророчествующих ему то ли болезни, то ли несчастья, то ли черную любовь со смертельным исходом. Он был так увлечен гадательным ритуалом, что вздрогнул от голоса собственного консьержа:

   -- Ваше величество, прибыл герцог Альтинор.

   -- Да, да... Зови! Зови немедленно! -- Эдвур спешно сгреб карты и кинул их на полку.

   Старший советник явился пред лицо монарха в парадном камзоле, не поймешь только -- в честь какого праздника. Может, свидание с королем само по себе для него являлось торжеством?

   -- Вы подумали над моей просьбой, герцог?

   -- Именно по этому поводу я и пришел, ваше величество.

   -- О... -- Эдвур выразил благодарное изумление. В этом выражении лица у него почему-то правая бровь всегда уползала выше левой. -- И что же? Садитесь, кстати.

   Альтинор бесцеремонно развалился в кресле, он повернул голову в сторону Эдвура и вдруг вспомнил, что вот так запросто сидит наедине с правителем самой могущественной державы в черной вселенной. Может говорить с ним на равных. Может даже выражать свое недовольство. От его слов зависят решения этого человека, а следовательно, от его слов во многом зависят и развивающиеся в мире события. Уже близко... Как он близко к своей заветной цели! Казалось, сделать еще один маленький шаг -- просто убрать короля с дороги, вычеркнуть его имя из списка ныне живущих, поставить крест на его образе в каталоге зримых восприятий. И какое-то жгучее нетерпение загорелось в душе советника, так что даже сморщилось мрачными тенями его лицо.

   -- Ну же, говорите, сьир герцог!

   -- Ваше величество, я хорошо обдумал ситуацию. Во-первых: вы абсолютно правы. Нам необходимо поддерживать добрые отношения с царством Рауссов. Далекий и надежный союзник всегда будет неплохим резервом во всех наших военных походах. Это раз. Теперь два: нужно придумать надежный способ, чтобы доставить дочь царя Василия к ее отцу, в Москву. У меня было несколько вариантов, почти все, размыслив, я отклонил... Понимаете, у царя Василия действительно в окружающих миражах много врагов. Но хуже всего то, что его дочь Ольгу многие знают в лицо. Простите меня, но она, как товар, стоит неплохих денег. Калатини наверняка уже разослал своих лазутчиков, чтобы найти ее. В общем...

   -- Ну? Делать-то что?

   -- Есть одна идея. Риск присутствует в любом деле, но здесь он наименьший. -- Альтинор небрежно пощелкал косточками пальцев и покрутил нанизанные на них перстни. Уже давно вошло в моду, что ношение перстней являлось для франзарских сюзеренов признаком "крутизны" духа. Не столь важна даже одежда, главное, чтоб перстни были подороже...

   -- Говорите же, сьир! Что за треплющие нервы паузы? От отношений с царем Василием зависит все наше будущее.

   -- Короче, внешность Ольги нужно изменить до неузнаваемости.

   -- Конкретнее: изуродовать ее, применить какое-нибудь колдовство, переодеть в мужскую одежду... Что?

   Альтинор похмурился.

   -- Шутки у вас какие-то... некоролевские. А насчет колдовства скажу: как истинный пасынок темноты, я не приемлю его ни в каких формах.

   -- Ну ладно, ладно...

   -- Есть у меня одна знакомая, которая умеет накладывать искусный грим, и он очень долго сохраняется. Она почти волшебница. Меняет любого человека до неузнаваемости. Не то, что родная мать, он сам от себя откажется, едва глянет в зеркало. Только все это будет стоить некоторых издержек...

   Король поднялся на ноги и принялся их разминать неспешной прогулкой от кресла к камину и обратно.

   -- Идея принимается, а что дальше?

   -- Все продумано, ваше величество. Готовьте эскорт человек двадцать. И, если не трудно, пошлите за ней. Прямо сейчас.

   Через совсем незначительный промежуток времени перед глазами Даура Альтинора предстала девушка, красота которой была еще не тронута скверной окружающего мира. Она была слегка напугана и застенчива, с опущенным взором и играющим на щеках румянцем. Именно эта милая застенчивость тронула сердце герцога. Он не находил ее в своих буйных авантажных дочерях и всегда полагал, что скромность -- самое драгоценное украшение для женщины. А скромность облаченная в красоту -- так это вообще живой самородок.