Записные книжки - Сомерсет Моэм

Он был профессиональным философом, и поэтому я попросил его объяснить кое-что, чего никогда не мог понять. Я спросил, имеет ли какой-либо смысл утверждение «дважды два четыре». Мне казалось, что четыре — всего лишь удобное обозначение для суммы «два плюс два»- Если посмотреть в словаре синонимов Роже слово «violent» (неистовый), то обнаружишь не меньше пятидесяти его синонимов; они вызывают разные ассоциации, кое-какие из них по числу слогов, расположению букв или звучанию лучше употребить в том, а не в ином случае, но смысл у них один. Примерно один, разумеется, потому что по смыслу синонимы никогда в точности не совпадают; и «четыре» — синоним не только «два плюс два», но и «три плюс один» или «один плюс один плюс один плюс один». Философ ответил, что утверждение «дважды два четыре» имеет, как он полагает, определенный смысл, но какой точно, объяснить не смог, а когда я спросил, не является ли в конечном счете математика всего лишь до крайности усложненным словарем синонимов, он переменил тему.

1936

Сент-Лоран дю Марони. Начальник колонии, приземистый, грузный, с большими блестящими глазами, одет в безукоризненно белую форму, на кителе орден Почетного легиона. Бурно жестикулирует, говорит с сильным южным акцентом. Жизнерадостный, невежественный пошляк, но при этом незлобивый и благодушный. Пост получил благодаря своим политическим связям. Ему платят шестьдесят тысяч франков в год, но, по всей вероятности, он имеет побочные доходы и немалые. Своим местом доволен: жизнь здесь дешевая, можно копить деньги. Мечтает лет через десять уйти в отставку и построить дом на Ривьере. Жена пухленькая, довольно миловидная, но совершенно не следит за собой; ее мать держит табачную лавку в Сете; они с мужем дружат с детства. Она всегда ходит в одном и том же голубом фуляровом платье в белую крапинку. Оно выгодно оттеняет ее голубые глаза. Она простодушная, и хотя не прочь пококетничать, гордится своим толстяком-мужем и влюблена в него,

Комендант колонии. Рослый парижанин с темно-русыми волосами, серьезный, застенчивый, с отличными манерами. По-настоящему увлечен пенологией, начитан. Убежден, что многого можно достичь, воздействуя на лучшие стороны души заключенных. Верит, что они исправятся.

Старый надзиратель в Сен-Жане. Густой ежик седых волос, вислые седые усы. Дочерна загорелое лицо изрезано морщинами. Противник смертной казни: считает, что никто не имеет права отнимать жизнь. Любит рассказывать случай, очевидцем которого он, по его словам, был: врач попросил смертника, после того, как ему отрубят голову, если сможет, моргнуть три раза и уверяет, что тот моргнул дважды.

Смертный приговор утверждается в Париже министром. На воскресенье казни не назначают. Если в один день предстоит казнить двух-трех человек, первым казнят того, кто совершил менее тяжкое преступление, чтобы не мучить его еще и зрелищем смерти товарищей. О времени казни заключенный узнает, лишь когда надзиратель входит к нему в камеру со словами: «Мужайтесь» и т. д. В эти дни все заключенные подавлены, взвинчены.

Когда голова падает, палач поднимает ее за уши и показывает присутствующим со словами: «Во имя французского народа правосудие свершилось». Рядом с гильотиной стоит большая плетеная корзина, покрытая черной тканью, — в нее кладут тело. Нож гильотины падает с быстротой молнии, на палача хлещет кровь. После каждой казни ему выдают новую одежду.

Дом начальника. Большой белый каркасный дом, обставленный казенной мебелью, в каждой комнате со средины потолка свисает люстра, в гостиной — жесткие, неудобные кресла. Просторная веранда служит гостиной. В салу растут буган-виллеи, кротоны, кассии, папайи, иксора; сад запущенный, напоминает пригородный сад отошедшего от дел лавочника.

Карцеры. Длинные, узкие, в каждом деревянная койка, табуретка, прикрепленный к стене столик. В них жарко, свет проникает лишь через отверстие в толстенной двери. Арестанты, приговоренные к одиночному заключению, сидят взаперти, их выпускают на один час утром и вечером. В карцерах, расположенных в конце коридора, тьма кромешная, свет туда проходит только когда открывают дверь в коридор.

Большинство арестантов содержится в общих камерах на пять-десят-шестьдесят коек, но имеется некоторое количество одиночных камер, часть их размещается на втором этаже над общими камерами, другие — в отдельном дворике, и за примерное поведение заключенного могут перевести туда. Однако бывает и так, что заключенные тяготятся одиночеством и просятся назад в общую камеру. В одиночке нет ничего, кроме гамака и маленького столика, на нем заключенный раскладывает свои пожитки — кисточку для бритья, щетку для волос, одну-две фотографии. На стены они прикалывают картинки, вырезанные из иллюстрированных журналов.

Арестанты. Они одеты в пижамы в розовую и белую полоску, круглые соломенные шляпы, туфли на деревянной подошве с кожаным верхом на босу ногу. Волосы у них коротко и неаккуратно острижены. Их еда — две большие буханки скверного качества хлеба в день, мясной суп с картошкой и серой капустой, говядина, при примерном поведении добавляют немного сыра и вина. Курят они самокрутки, на них идет грубого помола табак в синих пакетах. Они сидят на веранде или на крыльце, чешут языки, курят или слоняются, кто сам по себе, кто в сопровождении надзирателя, или кое-как работают. Несмотря на обильную еду, они измождены, их треплет лихорадка, изнуряют глисты, у них пустые глаза. Вид не вполне нормальный. Ром здесь считается большой роскошью, у всех заключенных есть ножи.

Ночью, после того, как камеры запирают, ни один надзиратель туда и носа не сунет — живым ему не выйти.

Тюремные ворота весь день открыты и заключенные свободно ходят туда-сюда.

Тюремные сторожа, помощники надзирателей, без пяти минут чиновники, из хорошо зарекомендовавших себя заключенных; они живут отдельно и носят не соломенные шляпы, а фетровые. Заключенные их не любят, а случается, что и убивают.

У палача — он из заключенных — две дворняги, их обучили его охранять; по ночам они рыщут по колонии. Палач занимает отдельный домик рядом с домом начальника. Заключенные с ним не разговаривают, помощник приносит ему еду из тюремной кухни. В свободное время он бродит по общественному саду, удит рыбу, рыбу продает жене начальника.

Гильотина занимает тесную комнатушку в здании тюрьмы, но вход в нее отдельный, снаружи. Чтобы гильотина не дала сбоя, ее заранее проверяют на банановом стебле — он такой же толщины, как человеческая шея. От момента, когда смертника привязывают, до момента, когда его голова падает в корзину, проходит всего тридцать секунд. Палач получает по сто франков за каждую казнь.

Предшественник нынешнего палача пропал — в колонии решили, что он сбежал. Его нашли три недели спустя — он висел на дереве, тело его было исколото ножом, нашли его лишь потому, что над деревом кружила стая стервятников, точнее черных грифов. Палач знал, что заключенные хотят его убить, и просил перевести его в Кайенну или вернуть во Францию. Заключенные поймали его, кололи ножами, пока он не умер, потом оттащили в джунгли.

Ссыльных, закоренелых преступников, отправляют в Сен-Жан, но не по приговору, а с тем, чтобы оградить от них общество. Они ловят бабочек и жуков, насаживают их на булавки, помещают в шкатулки и продают или делают украшения из рога буйвола. На одном конце колонии имеется газетный киоск — такие киоски встречаются на вокзалах небольших французских городков — с книгами, которые можно брать на время за деньги, и аккуратно разложенными газетами месячной давности. Над киоском надпись «Кредит умер». На другом конце колонии — маленький театрик со сценой и грубо намалеванным задником кисти одного из ссыльных.

В море кишмя кишат акулы, заключенные с усмешкой говорят, что никаким тюремщикам с ними не сравниться.

Сегодня я весь день расспрашивал заключенных о том, что толкнуло их на убийство, за которое они приговорены практически к пожизненному заключению, и, к своему удивлению, обнаружил, что хотя на первый взгляд причиной убийства можно счесть ревность, ненависть, желание отомстить за обиду или просто приступ страсти, стоит копнуть поглубже и открывается, что в основе всех убийств исключительно корысть. Так или иначе, но мотив каждого убийства — из тех, о которых я расспрашивал, — деньги, за одним-единственным исключением. Исключение составил молодой парень, пастух, он изнасиловал девочку и, когда она стала кричать, задушил ее, опасаясь, что на крик сбегутся люди. Ему всего восемнадцать лет.