Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии - Cecil Forester

– Старый добрый Хорни! – закричал он. Его голос был слаб от усталости, и звучал как стариковский.

В верховом офицере, проезжающем мимо, Хорнблоуэр узнал одного из лейтенантов Рэмсботтома. Он сидел на своей вяло плетущейся лошади как моряк, и устало вскинул руку в приветствии. Мимо прогромыхало одно из орудий, за ним другое. Те самые пушки Карабобо, благодаря которым была завоевана независимость континента.

Хорнблоуэр вдруг поймал себя на мысли, что до сих пор еще не видел Рэмсботтома, которого ожидал встретить во главе колонны артиллерии, но, едва лишь он это осознал, его внимание привлекло нечто, находящееся рядом со вторым орудием. Это были конные носилки, на скорую руку сделанные из двух шестов и кусков парусины. Они находились между двух лошадей, идущих друг за другом, сверху над ними был натянут тент. В носилках на подушках, подложенных ему под спину, лежал человек, очень маленький, с черной бородой. Каждую лошадь вел под уздцы моряк, с каждым размашистым шагом животных носилки дергались и вертелись, а вместе с ними дергался и вертелся чернобородый человек. И все-таки он еще оказался способен разглядеть группу людей на обочине, и сделал попытку приподняться. Он отдал приказал матросам, ведущим лошадей, те свернули с дороги и остановились перед Хорнблоуэром.

– Доброе утро, милорд, – сказал чернобородый. Голос его звучал резко, почти истерично.

Чтобы узнать его, Хорнблоуэру понадобилось немало усилий. Черная борода, глаза, горящие лихорадочным огнем, мертвенная бледность, благодаря которой кожа выглядела, словно маска, все это усложняло задачу.

– Рэмсботтом, – воскликнул Хорнблоуэр.

– Он самый, только с небольшими изменениями, – ответил Рэмсботтом с резким смешком.

– Вы ранены? – спросил Хорнблоуэр. В тот самый момент, как эти слова слетели с его губ, он заметил, что левая рука Рэмсботтома закутана в лохмотья – он столь внимательно вглядывался в лицо, что рука до этого мгновенья ускользала от его взора.

– Я принес свою жертву во имя свободы, – произнес Рэмсботтом, с тем же смешком. Этот смех мог выражать иронию, а может быть, просто истерию.

– Что случилось?

– Моя левая рука осталась на поле при Карабобо, – хмыкнул Рэмсботтом, – сомневаюсь, что она удостоится христианского погребения.

– Боже правый!

– Вы видели мои пушки? Мои прекрасные пушки. Они разнесли донов на клочки при Карабобо.

– Но вы… Какую помощь вам оказали?

– Полевой госпиталь, конечно. Кипящая смола для культи. Вам приходилась чувствовать, что такое кипящая смола, милорд?

– Мой фрегат стоит на рейде. На борту есть хирург.

– Нет, о нет. Я должен оставаться вместе с моими пушками. Мне нужно расчистить Эль Либерадору дорогу на Каракас.

Опять тот же смех. Это не была ирония – это было нечто обратное. Человек, находящийся на грани беспамятства должен с невероятной силой владеть собой, чтобы не дать отвернуть себя от цели. Не был этот смех и тем, что заменяет иногда рыдания. Он смеялся так, как будто не хотел выглядеть излишне патетичным.

– Но вы не в праве…

– Сэр! Сэр! Милорд!

Хорнблоуэр повернулся. Перед ним был мичман с фрегата, подносящий к шляпе руку в приветствии и крайне взволнованный срочностью своего сообщения.

– Что такое?

– Донесение от капитана, милорд. В море замечены военные корабли. Испанский фрегат и, похоже, голландский, милорд. Приближаются к нам.

Воистину неотложные известия. Он должен поднять свой флаг на «Клоринде» к подходу эти чужаков, однако новости эти подоспели не в самый подходящий момент. Он повернулся к Рэмсботтому, затем опять к мичману, его обычная сообразительность на этот раз отказывалась ему помочь.

– Хорошо, – выдавил он. – Скажите капитану, что я прибуду немедленно.

– Есть, милорд.

Он снова повернулся к Рэмсботтому.

– Мне нужно идти, – сказал он. – Я должен…

– Милорд, – произнес Рэмсботтом. Его лихорадочное оживление спало. Он откинулся на подушки, и потребовалось несколько секунд, чтобы он смог снова собраться с силами и продолжить. Он словно выдавливал из себя слова: – Вы захватили «Невесту», милорд?

– Да, – нужно было заканчивать, ему пора возвращаться на корабль.

– Моя милая «Невеста». Милорд, там, в кормовом лазарете, есть еще один бочонок с икрой. Угощайтесь, пожалуйста, милорд.

Снова хриплый смех. Рэмсботтом все еще продолжал смеяться, откинувшись на спину и закрыв глаза, он не слышал торопливого «До свидания», которое произнес, уходя, Хорнблоуэр. Хорнблоуэру казалось, что этот смех преследовал его до того самого момента, пока он не добежал до пирса и не спустился в шлюпку.

– Отваливай! Навались!

«Клоринда» стояла на якоре, «Абидосская невеста» рядом с ней. А чуть далее виднелись, без сомнения, марсели двух фрегатов, направляющихся к ним. Он взобрался на борт судна, не желая тратить ни секунды на формальные приветствия, которыми его встретили. Он был слишком озабочен оценкой тактической ситуации, близостью берега, положением «Абидосской невесты», приближением чужаков.

– Поднять мой флаг, – резко приказал он, затем, обретя вновь самообладание, обратился с безупречной вежливостью к капитану: – Сэр Томас, был бы признателен вам, если бы пропустили шпринги через кормовые порты по обоим бортам.

– Шпринги, милорд? Есть, милорд.

Тросы, пропущенные через кормовые порты и идущие к якорному канату – позволяли ему, подтягивая один или другой с помощью кабестана, повернуть судно так, чтобы задействовать его орудия в любом направлении. Это было лишь одно из тех многочисленным упражнений, которые Хорнблоуэр заставлял заниматься экипаж во время маневров. Оно требовало напряженной, хорошо скоординированной работы части экипажа. Приказания были отданы, младшие офицеры и унтера во главе своих партий стали тянуть канаты к корме.

– Сэр Томас, прошу вас, передайте на бриг приказ подойти ближе к нам. Я хочу, чтобы они держались у нас со стороны берега.

– Есть, милорд.

Теперь стало ясно, что у них еще было время. Приближающиеся фрегаты, уже прекрасно различимые через подзорную трубу, убавили парусов, а затем Хорнблоуэр, державший их в поле зрения, заметил, как их грот-марсели внезапно наполнились ветром, так как корабли совершали поворот. Они колебались: мгновение спустя он увидел, что с борта голландского фрегата спустили шлюпку, которая направилась к испанцу. Это, скорее всего, означало, что произойдет совещание. Благодаря различию в языках вряд ли можно было ожидать, что они смогут согласовывать свои действия с помощью сигналов или даже рупоров.

– Испанец несет командорский вымпел, сэр Томас. Будьте добры приготовиться салютовать ему, как только они отсалютуют моему флагу.