Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии - Cecil Forester

– Думаю, генерал Морильо проиграл сражение, – завил Хорнблоуэр.

– Правда, милорд? – откликнулся Фелл, крайне заинтересованный.

– И еще я думаю, что в Пуэрто-Кабельо есть достаточно много людей, которые не горят желанием, чтобы их нашли, когда Эль Либерадор[9] войдет в город, – добавил Хорнблоуэр.

Ему приходилось слышать о том, что война за независимость ведется с чисто испанской яростностью, так что даже репутация Боливара оказалась запятнана казнями и массовыми убийствами. То, что он видел, подтверждало слухи. Но эти переполненные лодки служили доказательством также и того, что Пуэрто-Кабельо вот-вот падет перед Боливаром. Он выиграл битву при Карабобо, победа в полевом сражении, разыгравшемся так близко от Каракаса, что означает почти верную гибель дела короля. Карабобо станет Йорктауном[10] южно-американской войны за независимость, в этом нет никаких сомнений. Скорее всего, Рэмсботтом расценивал потерю «Абидосской невесты» как пустяк по сравнению с приобретением целого континента.

Тем не менее, необходимо было окончательно развеять всяческие сомнения. Кабинет будет рад получить скорую и достоверную, из первых рук, информацию, касающуюся событий в Венесуэле.

– Сэр Томас, – сказал Хорнблоуэр, – я отправляюсь на берег.

– Вы возьмете с собой вооруженную охрану, милорд?

– Как вам угодно, – ответил Хорнблоуэр. Дюжина моряков с мушкетами вряд ли защитит его от отрядов победителей, но согласие избавляло его от споров и досадливых взглядов.

Когда Хорнблоуэр вступил на пирс, залитый ослепительно ярким солнечным светом, гавань была пуста. Не видно было ни одной рыбачьей лодки, также как и ни одной живой души. Он двинулся вперед, охрана затопала следом, Джерард держался сбоку от него. Длинная, извилистая улица оказалась не совсем пустой: можно было заметить нескольких женщин, стариков, детей, выглядывающих из домов. Затем вдали справа раздался звук мушкетных выстрелов. Эхо далеко раскатывалось в тяжелом, душном воздухе. Потом показалась жидкая колонна больных и раненых: полураздетые, босые, они брели вдоль дороги. Некоторые падали, поднимаясь потом с трудом на ноги, а некоторые, прямо на глазах Хорнблоуэра, валились, чтобы никогда уже больше не встать, кое-кто из таких ухитрялся откатиться на обочину, другие же продолжали лежать, пока изумленные товарищи перешагивали через них. Раненые, полуголые, босые, обезумевшие от лихорадки или согнутые пополам невыносимой болью, они плелись по дороге, тем временем как треск мушкетных выстрелов становился все ближе и ближе. Прямо на хвосте колонны с ранеными появились первые солдаты арьергарда, лохмотья, в которые они были одеты, лишь отдаленно напоминали белые с голубым мундиры испанской королевской армии. Хорнблоуэр заметил про себя, что королевские силы еще способны выставить организованный арьергард, то есть не обратились в повальное бегство. Однако арьергард был до смешного мал – пожалуй, сотни две солдат. Они не хранили четко строй, но держались твердо: надкусив патрон, забивали заряд в ствол шомполом, сплевывали пулю в ствол мушкета, и, разбившись на пары или по одиночке, поджидали в укрытии возможности сделать по своим преследователям прицельный выстрел. Среди них находилось около дюжины офицеров, чьи обнаженные шпаги блестели на солнце. Старший по званию, офицер, сидевший верхом на лошади, заметил Хорнблоуэра и его отряд и в изумлении натянул поводья.

– Кто вы? – закричал он.

– Англичане, – ответил Хорнблоуэр.

Но прежде, чем они успели обменяться следующими репликами, стрельба усилилась, кроме того, внезапно из переулка, выходящего к улице там, где находились сейчас силы арьергарда, появилось около дюжины всадников, вооруженных пиками, острия которых сияли в лучах солнца. Арьергард пришел в полный беспорядок, солдаты бросились бежать вдоль по улице, чтобы не оказаться отрезанными. Хорнблоуэр видел, как наконечник пики вонзился между лопаток одному из бегущих, видел, как тот упал навзничь, проскользил по дороге еще несколько ярдов, прежде чем пика была выдернута, оставив беднягу трепыхаться, словно скотину с переломанным хребтом. Над ним пронеслись застрельщики из авангарда повстанцев – кучка людей всех цветов кожи, они бежали, заряжали, стреляли. Воздух в этот момент был буквально напоен пулями.

– Милорд… – проворчал Джерард.

– Все в порядке. Все уже кончено, – сказал Хорнблоуэр.

Схватка миновала их и переместилась вверх по улице. Никто не обратил на них ни малейшего внимания, за исключением того вопроса, который задал им верховой испанский офицер. Вслед за застрельщиками показалась небольшая пехотная колонна, марширующая в полном порядке. Их, конечно, заметили, благодаря сверкающей позолоте, эполетам и шляпам с перьями. Снова верховой офицер направился к ним, чтобы задать тот же самый вопрос и получить точно такой же ответ от Хорнблоуэра.

– Ingleses? – повторил офицер. – Англичане? Ха, Вы – британский адмирал!

– Командующий британской эскадрой в вест-индских водах, – уточнил Хорнблоуэр.

– Рад видеть вас, сэр. Уильям Джонс, бывший капитан Двадцать третьего пехотного полка, ныне майор, командир батальона армии Великой Колумбии.

– Счастлив познакомиться с вами, майор.

– Простите, но я должен исполнять свой долг, – сказал Джонс, разворачивая лошадь.

«Да здравствует Англия!» – выкрикнул кто-то из проходящих мимо рядов, и крик этот был поддержан негромким «ура». Не менее половины из этих оборванцев должно быть, были англичанами, хаотично перемешанными с неграми и южноамериканцами. За ними следовала кавалерия, полк за полком, поток людей и лошадей заполонил улицу, словно река, выпирающая из берегов. Копейщики и легкоконные, лошади со стертыми спинами и хромые лошади, у большинства всадников к седлу были прикреплены свернутые лассо, и все они были оборваны и качались в седлах от усталости. С самого своего появления и люди и лошади маршировали и сражались, и теперь, победив врага, они достигли предела выносливости. По оценке Хорнблоуэра мимо них уже прошло около тысячи человек, насколько он мог судить по колонне, когда его ушей достиг новый звук, прорезавшийся сквозь монотонное цоканье копыт. Постукивание и позвякивание, громкое и неравномерное. Вот и пушки, влекомые вперед усталыми лошадьми. Лошадей вели люди – оборванные и обросшие, на них было надето то, что осталось от голубых свитеров и белых брюк. Это была команда «Абидосской невесты». Один из них поднял голову и узнал группу людей, стоявших на обочине.

– Старый добрый Хорни! – закричал он. Его голос был слаб от усталости, и звучал как стариковский.