Управдом - Андрей Никонов

Кац рвет и мечет, у нас за пять лет никто такого не делал, теперь поднимают дела всех, кто помер за это время, чтобы городское имущество возвернуть.

— Это плохо?

— Еще как, — Филькин хихикнул, — Поляков из земельного подотдела глотает капли сердечные и грозится всех поувольнять, так что ты теперь, почитай, его личный враг.

— Кто ж знал, — озадаченно протянул Сергей. — Я ж не со зла.

— То-то и оно, если бы ты специально сделал, чтобы Полякова подсидеть, народ бы понял, а так, без выгоды, смеются над тобой. Те, кому от Каца еще не попало.

— И что теперь будет?

— А ничего, — Филькин важно кивнул, — сейчас шум уляжется, десяток участков обмеряют, и на этом успокоятся. Кому ж хочется из кабинетов выбираться в такую даль. Главное, чтобы нас к этому не притянули, потому как и своей работы полно, из последних сил выбиваемся, себя не щадим, здоровье кладем на службу обществу.

Глядя на румяное круглое лицо Филькина, в это трудно было поверить. Да и остальные инспекторы, по мнению Травина, не очень-то перерабатывали, равно как и служащие коммунхозотдела.

План проверок на следующую неделю Сергей получил у секретарши Каца.

— А где Зинаида Ильинична? — от неожиданности спросил он. Обычно грудастая пассия Каца самолично вручала ему заполненный адресами лист бумаги.

— Так нет ее сегодня, — секретарша недовольно надула губы, — сказалась больной, к обеду только появится. Что, соскучился?

— Если ты мне улыбнешься, враз скучать перестану, — пообещал Сергей.

Секретарша тут же расцвела, заулыбалась и словно невзначай погладила Травина по руке. Сергей сделал вид, что намеков не понял, и позорно сбежал.

По пути домой он заехал в школу, заведующая учебной частью еще неделю назад просила Травина зайти, когда тому будет удобно. Беседа много времени не заняла, девочка так и не начала разговаривать, и из-за этого на уроках часто ничего не делала, просто смотрела в потолок или в окно.

— К доктору ее надо, — завуч мотнула кудряшками, — остальные-то ваши ребята хорошо учатся, стараются, а Лиза девочка способная, но с этой проблемой от одноклассников отстает.

Травин не стал напоминать, что у остальных ребят вообще-то родители есть, хоть и неполным составом, обещал сводить девочку к доктору Райху, который, похоже, лечил в городе все и всех.

— Так вы же с фельдшером живете, — проявила завуч знание городских сплетен, — попросите ее. Помню, вот случай был, один мальчонка заикался, так она его за раз вылечила, куда там доктору. Но — строго научным материалистическим методом, никакого шарлатанства.

Травин и это обещал. Хотя сомневался, что гадалка, а по совместительству фельдшер, что-то с Лизой сделать сможет, раз за полгода этим не озаботилась.

А потом Сергей забежал к учителю истории. Тот только что отпустил какой-то класс и сидел над сшитыми нитками листами бумаги, заменявшими ученикам тетради.

— Опять вы, товарищ? — недовольно пробурчал он. — Мы вроде все уже выяснили.

— Вопрос у меня появился, — Травин уселся на парту, — про Рудницких.

— Помер его высокоблагородие в шестнадцатом, — Топольский демонстративно уткнулся в лист бумаги.

— Да и пусть его. А дети у этого надворного советника были?

Историк снял толстые очки, протер пальцами, отчего они стали еще мутнее.

— С чего это вы интересуетесь? Хотите эту штуку наследникам отдать?

— А если бы и так.

— Пустая затея, — Иван Андреевич скосил глаза вверх и вправо, — были у него трое детишек, один так помер от лихоманки в восьмом, кажется, я почему помню — в аптеку они к нам ходили, маман его и сестра старшая, а двое осталось. Но их отец в Петербург сразу после смерти жены отослал, к родне своей, сгинули, наверное, во время восстания. Правда, оставшийся сынок, говорили, к революционерам примкнул, но слухи, знаете ли, вещь ненадежная.

— А как их звали, не помните?

— Я в архивах работаю, — гордо ответил Топольский. — У меня, Сергей Олегович, память исключительная, без этого нельзя, потеряешься в бумагах. Того, что помер, Сергеем звали, вот как вас. Брат его, Леонид, при нашем бывшем докторе обитался, очень медицину любил и ко мне с вопросами приставал. Докучливый юноша был, надо сказать, все интересовался, чем лучше крысу зарезанную залить, чтобы она как есть сохранилась. А старшая, Ольга, та гораздо сурьезнее была, все книжки читала. Бывало, зайдет в аптеку, а в руках томик какой-нибудь, и не бульварный романчик, я вам скажу, а из естественных наук. Такая, знаете ли, современная девушка, но уважительная, не то что брат ее. Тот из рук вон был, негодник.

— Фотографии сохранились какие-нибудь?

— Может, и сохранились, — историк снова потерял интерес к разговору. — В архивах чего только нет, да и зачем вам?

— Ну вот к примеру, если бы вам довелось эту Ольгу встретить, вы бы ее узнали?

— Глупый вопрос, — Топольский явно тяготился беседой, — несомненно, узнал бы. Товарищ Травин, у меня тут сорок работ по большевистскому восстанию, будь оно неладно, а вы меня отвлекаете. Неужто у вас своих дел нет?

Травин думал, что есть, но прямо у входа в дом его перехватил Митяй.

— Дядя Сережа, у прозреваемого гости были. Прям вот стою я на улице, вроде как булку ем, а она идет. И шасть в дом, а там в окнах видно, ну как на витрине.

— У подозреваемого, — поправил его Сергей. — Что за женщина?

Ответ он почти знал и внутренне похолодел.

— С титьками огромными, — не угадал Митяй. — Толстая такая, видная из себя, видно, что нэпманша.

Травин выдохнул. Дарья под это описание явно не подходила.

— А ну опиши эту видную женщину.

Мальцев поставил на стол чашку, черную от заварки, побарабанил пальцами по деревянной столешнице. Мебель была крепкая, но следователь чувствовал, что еще немного, и он разнесет ее к собачьим чертям. Расследование, которое он сдуру затеял с Травиным, продвигалось с трудом. Найденные на участке Ферапонтовой бумаги сошлись с теми, что он на фабрике изъял, все он еще не проверил, половину бумаг, не самых важных, пришлось оставить в сарае, но картина постепенно вырисовывалась. Директор банка щедро нараздавал кредиты направо и налево, собирать не торопился, раз за разом продлевая заемные договоры с частниками. По всему выходило, что череда неплатежей должна была мощной волной накрыть Рогожск предстоящей весной, в списке уже значились двадцать шесть фамилий торговцев мануфактурой, и это только по тем бумагам, что успела вынести Ферапонтова. Не факт, что к этим двадцати шести не добавится еще десяток, а то и два, похоже, весь город был повязан. Зато смерть директора банка и его жены становилась вполне логичной, убирали свидетелей. Этот Бондарь,