История морских разбойников - Иоганн Архенгольц фон

Чтобы лучше обмануть жителей насчет своих намерений, Харуджи ловко льстил мечтам их и показывал вид, что ничего не хочет предпринимать без Селима Эйтеми, который, со своей стороны, давал ему полную волю действовать по собственному усмотрению. Уверившись, посредством этого ловкого маневра, в полном доверии короля и народа, он велел поставить батарею для обстреливания Пеньона, перевез на нее все пушки, находившиеся в городе, окружил ее стеной и занял соседние дома, чтобы укрыть солдат своих, как он говорил, от неприятельских выстрелов. Когда эти приготовления были кончены, он приказал сбить флаги Кастилии и Арагона, развевавшиеся на валах в знак подчинения Испании, и потом открыл огонь при радостных кликах алжирцев. Но корсар гораздо меньше помышлял об изгнании испанского гарнизона, малочисленность которого нисколько не беспокоила его, нежели о выигрыше времени для овладения Алжиром. Турецкие канониры, знавшие отчасти его намерения, жгли в продолжение двадцати дней много пороха, не причиняя большого вреда укреплениям Пеньона. Харуджи присвоил себе мало-помалу полную диктаторскую власть, уничтожавшую власть Селима, и когда увидел, что жители привыкли к строгим мерам его, имевшим, по-видимому, единственной целью благо их он отправился с несколькими доверенными солдатами в дом Селима, захватил его в купальне и удавил

Известие об этом приключении, приписанном параличу, нашло мало людей доверчивых. Слишком поздно догадавшись, какому опасному гостю предали они себя, и, видя в стенах своих турецкий отряд, обладавший стенами, и каждый солдат которого по одному знаку мог сделаться палачом, испуганные алжирцы заперлись в домах своих, не смея ни роптать, ни восстать против разбойника. Харуджи, окруженный многочисленным отрядом, проехал верхом по городу и приказал отпереть ворота кебилам Бен-эль-Кади, которые приветствовали его громкими криками радости и титулом короля.

Сыну Селима Эйтеми, страшившемуся судьбы, подобной отцовой, удалось скрыться в Оране, губернатор которого, маркиз Комарес, отправил его в Испанию, где он был принят благосклонно старым Хименесом. Едва уверившись в своей власти, Харуджи созвал знатнейших алжирцев и старался обольстить их великолепными обещаниями, на которые они отвечали только молчанием и страхом. Чувствуя, что не может ни доверять своим новым подданным, ни кебилам, начальник которых выказывал некоторую зависть, он поспешил написать к Хеир-Эддину, приглашая его в Алжир. Между тем, он деятельно занимался усилением укреплений касбы, которые покрыл пушками, чтобы содержать город в беспрерывном страхе. Но дерзость и притеснения турков вскоре сделались причиной заговора между алжирцами. Условившись с арабами равнины, они решили, что последние в известный день явятся у городских ворот, как бы на рынок, по обыкновению, но с оружием под бурнусами. По данному знаку, корабли Харуджи, вытащенные на берег Баб-эль-Уэда, будут сожжены, потом запрут ворота и заговорщики, рассыпавшись по улицам, бросятся на остальных чужестранцев, осадят касбу и позовут на помощь испанский гарнизон Пеньона.

План этот был открыт Харуджи христианским невольником за дарование ему свободы. Корсар скрыл свою ярость и принял, не выказывая причин, необходимейшие меры для уничтожения заговора. В следующую пятницу, он пригласил знатнейших алжирцев присоединиться к блистательному шествию его в великую мечеть.

Опасаясь возбудить его подозрение отказом, они поспешили исполнить его волю и явились в числе шестидесяти человек. Но едва вошли они в мечеть, как турецкие солдаты, заперев за ними двери, бросились на заговорщиков, отрубили головы двадцати двум знатнейшим, привязали к туловищам их веревки и, отперев снова двери, с дикими криками повлекли окровавленные останки по всем улицам и, наконец, бросили в конце города в яму, в которую выливались все нечистоты. Эта казнь дала понять алжирцам, что око пирата следит за малейшими движениями их, и они присмирели в трауре и рабстве.

В сентябре 1516 года, рождающееся владычество Харуджи подверглось гораздо большей опасности. Старость не ослабила энергии кардинала Хименеса, удерживаемый в Испании политическими интригами, он не мог лично командовать экспедицией против опасного завоевателя Алжира, но зато отправил флот под начальством Диего де-Вера, прославившегося прежними подвигами на африканском берегу. Ему было поручено восстановить владычество сына Селима Эйтеми под покровительством Испании.

Уведомленный о приближении христиан, Харуджи велел тотчас среди города, на известных расстояниях, вырыть глубокие ямы, на дне их утвердить заостроенные сваи и железные острия, покрыть их тоненькими досками и посыпать землей, чтобы отнять у осаждающих всякое подозрение в такой странной воинской хитрости. Чтобы лучше обмануть неприятеля, ворота городские оставили отпертыми и турки спрятались за зубцами стен, желая уверить испанцев, будто они не ожидают никакого нападения. Диего де-Вера, удивленный тем, что на берегу не нашел никакого сопротивления, имел неосторожность раздробить свой корпус на несколько отрядов, чтобы атаковать город вдруг с разных сторон и в то же время оставаться обладателем равнины, на которой с минуты на минуту ждал появления аравитян. Вид отпертых ворот, без сомнения, заставил испанцев предполагать, что им поставлена западня, но они никак не могли угадать, какого она рода и думали обмануть алжирцев, влезая на стены. Это-то и предвидел Харуджи: по его приказанию только кое-где в амбразурах показываются рассеянные турки и ободряют осаждающих своей малочисленностью. Испанцы приставляют лестницы и достигают верха стен, тогда защитники города вскакивают, дают залп, ретируются в рассчитанном беспорядке и бросаются внутрь города, держась самых окраин улиц. Христиане толпами бросаются за ними и уже испускают победные крики. Но едва сделали они сто шагов, как доски подламываются под тяжестью и поглощают целые ряды. Турки бросаются из домов в тыл неприятелю, отрезают ему все пути к отступлению и производят страшное кровопролитие. Для довершения поражения, Харуджи сам делает вылазку из ворот, противоположных месту высадки испанцев, идет в обход, чтобы напасть с тыла на резервный корпус, который Диего де-Вера вел на помощь солдатам, убиваемым в городе, рассеивает его и принуждает несчастного полководца скрываться до ночи вместе с сыном в воде по шею между скалами, окаймляющими берег Баб-эль-Уэда.

Это поражение случилось 30 сентября 1516 года. Принимая курьера, привезшего ему эту весть, Хименес выказал стоическое спокойствие. «Я узнаю, — сказал он окружавшим его вельможам, — что наша экспедиция в Африку не удалась, и что армия уничтожена. Мы теряем 3000 человек, убитых на улицах Алжира, и 400 пленных, но слава Богу! Испания этим путем избавилась от стольких же людей, совершенно бесполезных для ее славы, если они умерли в гнезде бандитов». Диего де-Вера возвратился в Испанию, чтобы подвергнуться немилости, забывшей его прежние заслуги, народ осыпал его ругательствами на пути, а в городах уличные мальчишки преследовали его и швыряли в него камнями.

Некоторые историки утверждают, что после неудачи 30 сентября, испанский флот был застигнут бурей, которая выбросила на берег множество судов и довершила таким образом дело разрушения, столь жестоко начатое мусульманами. Как бы то ни было, это событие довело славу Харуджи до высшей степени. Алжирцы смотрели на него, как на существо сверхъестественное и оказывали ему неограниченное доверие и покорность. Сильно поддерживаемый Хеир-Эддином, пират не сомневался более ни в каком успехе и беспрерывно бороздил моря. В следующем, 1517 году, он овладел Тенесом. Государь этого небольшого города, лежащего к западу от Алжира, принадлежал к роду тлемсенских султанов. Испуганный честолюбивыми замыслами Харуджи, он, по словам хроники, старался сблизиться с испанцами; другие писатели говорят, что он вел переговоры с алжирцами и арабами Метиджы, которые втайне обещали признать его верховную власть, если он избавит их от тирании турков. Харуджи, едва узнав об этих враждебных замыслах, выступил из Алжира во главе 1000 турецких стрелков и 500 гранадских мавров. Он встретил противника в 12 милях от Алжира, на берегу Шелиффы. Бой с той и другой стороны завязался с одинаковой яростью. Но если турки и были в меньшем числе, то они давно привыкли не бояться беспорядочных масс арабов, и после непродолжительной борьбы победа осталась за ними. Харуджи, несмотря на палящий июньский зной, преследовал побежденных до стен Тенеса, государь которого едва успел убежать в горы. Тысяча турок в несколько часов победила 10 000 арабов. Город, желая избегнуть грабежа, покорился и сделался вторым алмазом в короне Барберуссы.

Честолюбивые замыслы алжирского пирата возрастали с его успехами, и самое счастье, казалось, со дня на день становилось к нему благосклоннее. Во время пребывания его в Тенесе, в сентябре 1517, явились к нему два знатнейшие жителя Тлемсена, Сиди-бу-Ягиа и Мулей-Юссуф. Они уведомили его, что Тлемсен раздираем политическими несогласиями, что после смерти короля их, Абдаллы, брат его, Мулей-бу-Заин, поддерживаемый арабами, был избран королем, но что позже Мулей-бу-Хамуд, сын Абдаллы, вступив в тайную связь с испанцами, с помощью их лишил дядю своего престола и свободы. Депутаты просили алжирского пирата избавить их от постыдного ига начальника, подвергнувшего их платежу дани неверным христианам Харуджи, разумеется, был не такой человек, чтобы упустить подобный случай присоединить новое богатое владение к своему государству. Он без отлагательства написал в Алжир, прося Хеир-Эддина прислать ему две полевые пушки с порохом и ядрами. Два галиона немедленно привезли ему требуемое, и Харуджи выступил к Тлемсену. На пути встречал он множество бродячих мавров, которые усилили его армию. При первом известии о его приближении, войско Мулей-бу-Хамуда поспешно выступило ему навстречу. Неприятели встретились в 4 милях от Орана на обширной равнине. Арабы, не имея ничего кроме копий и стрел против ружей и пушек турков, не могли устоять и побежали после первого же залпа. Не теряя драгоценного времени на их преследование, Харуджи продолжал идти к Тлемсену, где его уже предупредила весть о поражении Мулей-бу-Хамуда. Знатнейшие жители поспешили встретить его и поздравить с победой, но прежде, чем отворили ворота города, стены которого могли выдержать продолжительную осаду, потребовали, чтобы он дал клятву возвратить власть брату покойного Абдаллы. Харуджи обещал все, что угодно, и действительно, первым делом его после вступления в город было освобождение Мулей-бу-Заина. Но четыре часа спустя, когда турки его заняли все посты, он бросился во дворец освобожденного султана и велел повесить его и семерых сыновей на холсте их чалм на колоннах внутренней галереи. Недовольный этим, он приказал немедленно схватить прочих членов этой несчастной фамилии и сам утопил их. Девять месяцев спустя, в то самое время, когда граждане Тлемсена начали дышать свободнее под его железным игом, он вдруг объявил о своем близком отъезде в Алжир и о намерении отказаться от всякой власти над ними, потом зазвав к себе 70 важнейших граждан, под предлогом совещания об избрании султана, приказал убить их без всякого предлога и причины. Но этот последний варварский поступок послужил сигналом к его гибели. Мулей-бу-Хамуд, после поражения в оранской равнине, укрылся с женами своими у Диего Фернандеса Кордовского, губернатора Орана. Оттуда переехал он в Испанию просить помощи у короля дон-Карлоса, прозванного впоследствии Карлом V. Тиранство Харуджи приобрело ему много врагов в Тлемсене, и несколько начальников племен объявили ему войну в то самое время, когда испанская колонна, под начальством капитанов Риджаса и Арнольта, выступила из Орана, чтобы заградить дорогу 600 туркам, отправленным Хеир-Эддином из Алжира для подкрепления брата. Турки бросились в форт Эль-Калаа, в земле Бени-Рашидов, на полпути между Ораном и Тлемсеном. Испанцы стерегли их, но были не довольно осмотрительны, и Искандер, корсиканский ренегат, командовавший турецким отрядом, сделал вылазку, напал врасплох на испанцев в темную ночь и убил 400 человек. Прочие возвратились в Оран с вестью о своей неудаче.