Талисман, или Ричард Львиное сердце в Палестине - Вальтер Скотт

Что чувствовал Ричард, выслушивая архиепископа, понять нетрудно. Безмолвно сжимал он свои руки и не шевелился. Архиепископ приободрился и продолжал дальше. Прелат доказывал невозможность выдержать Крестовый поход одному Ричарду, потом вскользь заметил, что все союзники недовольны его надменным и грубым обращением с ними и что, возможно, это и послужило одной из причин их отказа участвовать в славном походе.

– Как я жестоко наказан! – печально произнес король. – Однако рыцарская честь и слава не должны поблекнуть. Клянусь душой завоевателя, что я или водружу крест на иерусалимских башнях, или лучше погибну, одинокий, покинутый всеми в этой проклятой пустыне.

– Все это можно сделать, не проливая ни капли крови, – вкрадчиво начал архиепископ. – Все, государь, зависит от вас!

– Вы, вероятно, намекаете на перемирие с неверными собаками? – спросил Ричард.

– Повторяю, государь, что от вас зависит заставить Саладина заключить договор, по которому вы будете именоваться королем-покровителем Иерусалима, резня прекратится, для богомольцев станет доступен безопасный вход в святой город, чего же лучше?

– Как?! – воскликнул, сияя, Ричард. – Я, я буду королем Иерусалима! Нет, это так много, что я не могу даже сразу понять смысла вашей речи. А Саладин, он тоже, конечно, не захочет полностью утратить свою власть в Святой земле?

– Да, он хотел бы быть вашим сотоварищем в правлении Палестиной, а также желал бы называться вашим родственником, заключив желаемый брак. – Прелат ожидал, что эта фраза ошеломит Ричарда, и поэтому произнес ее медленно и с особенным ударением.

– Брак, говорите вы, – повторил король, – с леди Эдит! Я сегодня уже слышал об этом, но не могу вспомнить от кого. Может быть, мне сказал об этом шотландец, или нет, хаким, а вероятнее всего, энгаддийский пустынник.

– Да, конечно, пустынник, так как он принимает большое участие в этом деле и постоянно ведет переговоры с христианами и сарацинами.

– Но какой дорогой ценой я должен купить желанный мир, ведь я вынужден буду отдать мою родственницу за мусульманина!

– Без сомнения, придется испросить разрешения у святейшего отца Папы на этот брак, но святой пустынник и это дело сумеет уладить сам.

– Как? – возмутился Ричард. – Он вступит в переговоры с Папой без моего разрешения?

– Нет, – тихо и вкрадчиво продолжал хитрый архиепископ, – он обратится к нему с вашего разрешения.

– Да, – сказал Ричард, – не думал я, когда приехал в Сирию, что окажусь в таком положении… Но продолжайте, я вас внимательно слушаю.

Архиепископ не ожидал такого мирного и спокойного результата своего разговора и продолжил уже увереннее. Он говорил о том, что подобные браки совершались не раз, конечно, с разрешения Папы. Архиепископ назвал все преимущества такого союза, высказав даже предположение, что Саладин со временем примет христианство.

– Ах, как было бы хорошо, если бы Саладин принял христианство. Лучшего мужа я и не желал бы для моей родственницы, и единственное, что меня удерживает от согласия на его предложение, это различие вероисповеданий.

– Наставники и ревнители нашей веры уже не раз бывали у Саладина, – продолжал архиепископ, – и мы надеемся, что нам удастся вырвать его из когтей суеверия и мрака. Magna est veritas, et prevalebit![20] Я не прибавил еще, государь, что энгаддийский пустынник уверен в том, что скоро наступит время, когда мусульмане и язычники познают свет истины. Этому старцу мы можем смело верить: он всегда говорит правду.

Ричард задумчиво слушал слова архиепископа и думал:

«Что со мной случилось, я не узнаю себя: ведь если бы немного раньше ко мне пришел кто-либо с предложением выдать мою родственницу за мусульманина, я размозжил бы ему голову за его дерзость. Теперь же я совершенно спокойно выслушиваю речь этого архиепископа. Да и отчего, в сущности говоря, не принять предложение этого храброго, справедливого и великодушного сарацина, умеющего уважать своего врага. Ведь мои союзники все христиане, однако они, не задумываясь, готовы бросить меня одного в опасности, лишь бы спасти свои шкуры».

– Однако пора идти на Совет, почтенный архиепископ, я думаю, что члены его уже все в сборе, я вам покажу, что умею быть мягким и скромным.

Король быстро стал одеваться при помощи слуг. В знак своего королевского сана он украсил голову золотым обручем. Окончив несложный туалет, Ричард отправился вместе с архиепископом на Совет, где уже все его ожидали.

Совет собирался всегда в просторном шатре, перед входом в который развевались одно знамя с изображением креста, а другое – с изображением коленопреклоненной женщины – символа осиротевшей иерусалимской церкви. Шатер этот всегда охраняли лучшие воины, не позволяя посторонним приближаться к нему, чтобы подчас бурные объяснения членов Совета не достигли ушей лишних свидетелей.

Собравшиеся на совещание монархи, князья и рыцари, по-видимому, с нетерпением ожидали появления английского короля, продолжительное отсутствие которого произвело неприятное впечатление на присутствовавших. Многие уже громко выражали свое неудовольствие и решили оказать ему самый холодный, строго официальный прием.

В это время вошел Ричард. Его стройная, исполненная благородства и отваги фигура, его открытое, мужественное лицо, словом, вся его внешность, напоминавшая крестоносцам о славных подвигах этого короля-рыцаря, сразу изменили настроение присутствующих, вернув к нему прежние симпатии. Все встали и единодушно воскликнули:

– Да здравствует Ричард, король Английский! Да сохранит его Бог на долгие годы!

Ричард приветливо поклонился всем и с ясным, радостным лицом занял свое место в центре крестоносных князей.

Все уселись, и тишина водворилась в палатке.

Ричард заговорил первый:

– Сегодня, – сказал король, – у нас большой праздник, и в такие торжественные дни лучше всего примириться и простить друг другу наши взаимные недоразумения. Монархи и князья, не забывайте, что я воин и красиво говорить не умею, так что вам придется выслушать мою безыскусную краткую речь: пусть мои неосмотрительные поступки и грубость не заставят вас отказаться от Крестового похода. Не избегайте земной славы и вечного спасения ради того, что вам приходится иметь дело с таким несдержанным человеком, как я. Если Ричард Плантагенет оскорбил кого-либо из вас, то он готов извиниться перед каждым. Благородный брат мой, король Французский, скажите мне, неужели я вас оскорбил чем-нибудь?

– Король Английский ничем не оскорблял меня, – ответил последний с достоинством, беря вежливо протянутую ему Ричардом руку. – Будьте уверены, что ни ревности, ни неудовольствия не чувствую я к моему храбрейшему брату.