Дар - Алексей Фурман

– Да… – ведун кивнул. – Стремясь к абсолютному знанию, нельзя забывать, что оно недостижимо. Так говорят Хранители. Для того, кто выбрал путь познания, важнее вопросы, на которые еще нет ответа.

– А если ответа вообще не существует? Такие вопросы для вас наверное просто бесценны!

Ведун покосился на смеющуюся русалку и тоже улыбнулся.

– Так и есть. Тут главное удержаться от того, чтобы придумать ответ самому.

Русалка легко соскользнула с дерева в воду и через минуту вынырнула шагах в пяти от нависшего над рекой ствола.

– Так что, Миэле-то привет передавать?

– Само собой! – без колебаний ответил ведун.

– Ну что ж, удачи тебе, любитель вопросов без ответа! Может, еще и свидимся… когда закончишь обучение!

Русалка звонко рассмеялась и, развернувшись к ведуну спиной, нырнула в глубину, сверкнув на прощанье круглой… Ну да ладно.

Оставшись в одиночестве, ведун грустно усмехнулся. «Когда закончишь обучение…».

Наставник говорил, что Знание не имеет пределов и границ, и тот, кто вступил на путь Знающих, обречен на вечные странствия, которые не сможет прекратить даже сама Смерть. Когда-то – казалось, что с тех пор миновали века – эти слова произвели на молодого Ищущего гнетущее впечатление. Тогда ему, совсем еще зеленому пацану, бесконечное скитание, без всякой надежды достичь хоть какой-то определенной цели, представлялось скорее проклятьем, чем уделом избранных. Понадобились годы, чтобы понять: наставник имел в виду совсем не те странствия, о которых подумал поначалу молодой ведун. Понимание пришло гораздо позже, а тогда, в самом начале…

Наставник сразу сказал ему, что он не такой, как остальные, а потому и обучать его будут отдельно от других. Это стало очередным, одним из многих за короткое время, неприятных сюрпризов. А уж когда началось само обучение!.. Ведун, вспомнив свои первые шаги по Ведовскому пути, с усмешкой покачал головой.

Обучение началось с избиения. Наставник сразу сказал, что сила – не главное. Главное умение соразмерять свою силу применительно к конкретным обстоятельствам. Молодой ведун не понял смысла этих слов, и тогда наставник открыл ему их практический смысл. И, надо признать, сделал он это самым простым и эффективным способом.

Наставник привел нового ученика в небольшой зал. Единственным, что нарушало его однообразную пустоту, был обрубок бревна вершков десяти в обхват, торчавший из стены на уровне чуть ниже груди взрослого человека. На бревно были нанесены поперечные зарубки. Наставник подвел ученика к бревну и показал на одну из зарубок.

– Ударь по этому бревну так, чтобы оно ушло в стену точно до этой отметки.

Ученик пожал плечами и несильно толкнул бревно в торец. Оно подалось неожиданно легко, утонув в стене гораздо глубже указанной наставником зарубки. В то же мгновенье из стены рядом с первым выскочило второе бревно и с размаху – да так быстро, что не увернешься! – ударило нерадивого ученика в живот. Отлетев на несколько шагов, тот грохнулся на жесткий каменный пол и несколько минут приходил в себя.

Наставник не торопил. Когда ученик поднялся, он знаком подозвал его и, показав на другую зарубку, сказал:

– Бей. Учись соразмерять свою силу!

Это было началом. Дни шли за днями, и каждый из них начинался и заканчивался пыткой у торчащего из стены ненавистного полена. Удар по бревну – удар бревном, удар по бревну – удар бревном, удар по бревну – удар бревном… Стоило только начать приспосабливаться к сопротивлению бревна и нащупать правильную силу удара, как сопротивление это менялось и все приходилось начинать сначала, потому что от рассчитанного удара бревно утопало в стене целиком или же вообще не двигалось с места. И нельзя было задержать на бревне руку дольше отмеренных кем-то считанных мгновений, по истечении которых из бревна выскакивал острый шип и немилосердно колол ладонь…

Через неделю живот молодого ведуна превратился в сплошной синяк, а на ладонях не осталось живого места от уколов подлого шипа. Ученик начал уже всерьез подумывать, что долго он такого «обучения» не выдержит и, по всему видать, в скорости отдаст концы. Но наставник каждодневно поил его отвратными настоями и заставлял мазать живот вонючими мазями, и, хотя боль от уколов и синяков никуда не девалась, здоровье ученика, к немалому его удивлению, не спешило ухудшаться. Он с аппетитом ел, спал без задних ног – благо помимо упражнений на бревне были у него и другие, не менее увлекательные занятия, после которых ближе к ночи порой едва хватало сил на то, чтобы кое-как добраться до жесткой лежанки, – и не то что не хирел, а вроде как даже креп, становясь живее и бодрее.

Прошло время, и молодой ведун приспособился таки к управляющему бревном коварному устройству. И хотя сопротивление менялось все чаще и чаще, а шипы выскакивали все быстрее и быстрее, ответные удары за неправильные действия настигали ведуна все реже и реже. Да и сами эти удары были уже не так страшны, как в начале. То есть их сила и скорость не уменьшились – скорее наоборот! – но ученик приспособился и к ним. Иногда ему удавалось увернуться, иногда – отскочить назад, а порой он умудрялся каким-то самому ему до конца не понятным образом собраться, сжаться и подготовить свое тело к удару так, что тот просто отбрасывал его в сторону, не причиняя особой боли.

И вот, когда ведун уже полагал себя достаточно подготовленным и начал надеяться, что его игры с бревном подходят к концу и скоро он займется чем-нибудь более приятным и интересным, в один прекрасный день все изменилось. Однажды утром, неожиданно получив подряд с десяток ударов, ученик с удивлением понял, что теперь сопротивление бревна изменяется не после каждого удара, а во время оного! Это было нечестно, потому что теперь у него не было вообще никакой возможности приспособиться к хитрому механизму (или что там было за стеной на самом деле?)! Но так было, а ученик успел уже убедиться в том, что там, куда он попал, спорить и сетовать бессмысленно…

Дальше все было, как в кошмарном сне: следующие один за другим удары, боль и закипающая где-то в глубине души бессильная злость. Злость на ненавистное бревно, никак не желающее играть по-честному. Злость на наставника, невозмутимо тычущего пальцем в очередную зарубку. Злость на самого себя, неуклюжего и тупого (ведь есть же выход – должен быть! – а где он, не видно…), злость на весь мир с его несправедливым, подлым и жестоким устройством. Впервые за все время, прошедшее с тех пор, как он перестал считать себя малым дитем, ученик готов был заплакать от обиды. Окружающий его мир строился на обмане, и молодой – и, вернее всего, неудавшийся – ведун понял вдруг с пугающей ясностью, что сути этого обмана ему никогда не раскрыть.