Делай со мной что захочешь - Джойс Оутс

Он прошел по боковому коридору, мимо запертого кабинета налогового инспектора, и, выйдя через какую-то дверь, очутился на незаасфальтированной площадке для машин. Напротив, на другой стороне улицы, стояло здание поновее — не совсем новое, просто поновее других; в нем размещались полицейский участок и библиотека: полицейский участок наверху, библиотека внизу. Джек подумал, что это неплохое сочетание. Он взглянул на свои часы и, увидев, что у него есть еще несколько минут, направился к этому зданию, не спеша, думая — а может, в эту минуту кто-то наблюдает за ним, какой-нибудь скучающий помощник шерифа от нечего делать глазеет в окно? Джек спустился по ступенькам в подвал, где размещалась библиотека, чувствуя, как по телу его разливается приятное тепло, возбуждение. Никакая опасность ему не грозила, но сердце учащенно билось, словно тело готовилось к поединку, — это было бодрящее чувство.

Однако библиотека разочаровала его: маленькое помещение, голые стены из шлакобетона, доска для объявлений, которую кто-то попытался украсить с помощью фотографий, наклеенных под словами: Сьюзен-Энн Маккей — штат Миссисипи, писательница. В помещении никого не было, кроме библиотекарши, которая печатала что-то за маленьким металлическим столиком и, тут же перестав печатать, уставилась на Джека. Друг? Он неуверенно улыбнулся ей. Она смотрела на него без всякого выражения. У нее были очки с раскосо приподнятыми стеклами. Джек понял, что перед ним не друг, нет. Он сделал вид, будто его интересует стенд новых летних поступлений художественной литературы. Очень здесь тихо. Библиотекарша не возобновляла работы. Джек подошел к полке с журналами: старые замызганные номера «Тайма», «Лэдиз хоум джорнела», «Ридерс дайджеста». В одном из номеров «Тайма» две-три недели тому назад был напечатан большой, очень сочувственный очерк о деятельности борцов за гражданские права на Юге с фотографиями учащихся высших учебных заведений, в том числе и того юноши, которого потом пристрелили, а также директора Фонда Хилльера, который финансировал поездку Джека, но этого номера Джек здесь не нашел. Возможно, его выкинули. Там еще упоминалось его имя — Джек Моррисси, но нет, этого номера он не мог найти.

Он принялся листать крупноформатный красочный журнал «Садоводство на Юге». Снимки цветов — во всяком случае, он узнал розы и что-то похожее на сирень, но особенно потрясли его снимки домов, размером напоминающих крепости, старых плантаторских домов. Он почему-то считал, что все они уничтожены, сровнены с землей. Сожжены. Он пробежал глазами статью о семье Исо Кэйбла из Атланты, штат Джорджия, которому принадлежал огромный дом, окруженный раскинувшимся на многие акры парком с аллеями и покрытыми мхом деревьями, с кустами в крупных, неземной красоты цветах, — все это казалось Джеку чужестранным: может, это в чужой стране? На другой планете? Он поднял глаза и снова увидел имя на доске для объявлений, составленное из аккуратно вырезанных красных картонных букв, точно в детском саду: «Сьюзен-Эн Маккей» — имя, которое, насколько он понимал, ему никогда в жизни не приходилось слышать. На развороте в номере было несколько глянцевых цветных фотографий, на которых очень счастливые домовладелицы демонстрировали свои рододендроны — слово это, как и сам цветок, было тоже в новинку для Джека; все женщины улыбались, улыбались своими красными накрашенными губами, причем помада у всех была одинаковая. Джек уставился на снимок чьей-то аллеи, вдоль которой тянулись крупные валуны, любовно выложенные рабами свыше века тому назад. Наверное, подумал Джек, чтобы их занять чем-то зимой или чтобы они не мерзли. Через несколько страниц было продолжение статьи об Исо Кэйбле, и там приводились следующие его слова: «…в нынешнем веке мы вынуждены бороться за то, чтобы оградить наш образ жизни от посягательств разных чужаков, вознамерившихся его уничтожить. Наши дети унаследуют…» Да, с улыбкой подумал Джек, да, он мог представить себе, как мистер Кэйбл сражается с ниггерами, с целой оравой строптивых черных великанов, стремящихся уничтожить плоды многолетнего, многовекового труда; они перелезают через садовую ограду и топчут розы и рододендроны, вырывают крупные валуны и катят их вниз. Да, с усмешкой подумал Джек, все это будет. Да. И на этот раз большие дома сровняют с землей, сожгут дотла.

Библиотекарша нерешительно направилась к нему: краешком глаза он заметил, как она подходит. И положил журнал на место. Он сознавал, что она вовсе не привлекательна и даже слишком стара для него, однако же почувствовал, как в нем шевельнулось желание — желание, вызванное не ею, а самим фактом ее существования, обстоятельствами: он наедине с женщиной, женщиной, которая явно боится его. Прошлые ночи — три или четыре, проведенные в обществе Рэйчел, с которой он был едва знаком, — в определенном смысле взбудоражили его, заставили острее почувствовать свое тело и то, на что оно способно, даже когда он до смерти устал. И это было ему приятно, это возбуждало его — самая мысль, что у него такое здоровое, выносливое тело и что оно способно на многое.

Библиотекарша сказала неожиданно хриплым голосом:

— Мистер, а у вас есть карточка в нашу библиотеку?

Джек вежливо повернулся к ней. Он увидел сузившиеся в испуге глаза.

— Нет. Боюсь, что нет.

— Если вы хотите завести…

— У меня нет времени.

— Вы живете в округе Лайм?

— Нет.

— В таком случае, боюсь, раз у вас нет карточки, боюсь, вы не можете пользоваться этими…

«Господи, — в изумлении подумал Джек, — да она же до смерти перепугана». Он чуть ли не почувствовал запах ее страха.

— Не могу? А почему? Это что — такой закон в штате Миссисипи?

Роста он был невысокого, и ему было приятно, когда женщина оказывалась такой маленькой, как эта. Тогда он имел возможность при желании держаться галантно. И в то же время попугать ее — немножечко, шутки ради.

— Я… я боюсь… я боюсь, вам придется покинуть помещение, — сказала она.

Джек повиновался: он всегда уважал страх.

Он зашагал назад, к Главной улице, прошел мимо закрытого кинотеатра, и «Капитана Эйсы Мерсера», и магазина мелочей, и «Вулворта», заглянул в Американский банк, снабженный, как оказалось, кондиционером, — там было очень приятно, тихо, но почти все окошечки, кроме одного, были закрыты, — и вернулся в обшарпанную черную часть города, где в двухэтажном дощатом доме, похожем на большой курятник, Национальная ассоциация развития цветного населения и Американский союз борьбы за гражданские свободы открыли контору юридической помощи.

Ничего с ним не случилось.

Днем Джеку все-таки удалось добраться до преподобного Эфрона, и он принялся уговаривать священника, чтобы тот встретился с ним — надо поговорить об одном деле, убийстве черного восемнадцатилетнего парня, которого пристрелил белый полицейский несколько месяцев тому назад. Парня звали Хэрли, и эта история наделала много шума, но и только: начальство не дало полицейскому даже взыскания и вообще отказалось как-либо комментировать поступок подчиненного. Перед Джеком на столе среди множества бумаг лежало несколько газетных вырезок и записей по поводу случившегося, но всякий раз, как он подводил разговор к убийству, голос на другом конце провода становился еле слышным или же его попросту прерывали.

— Мистер Моррисси, — певуче, протяжно запричитал голос, — когда я в последний раз организовал нечто подобное, помог подготовить защиту, мобилизовать мужество и все такое прочее, совет присяжных отсутствовал всего шесть минут. И знаете, почему им потребовалось столько времени, чтобы вынести вердикт «невиновен»? Знаете, почему?

— Я знаю, какой вердикт был тогда вынесен, но…

— Потому что сразу двое присяжных хотели быть старшиной. Вот они об этом и спорили. Присяжных было двенадцать, все белые, и двое из них хотели быть старшиной. Шесть минут они пытались это уладить. Наконец решили дело с помощью спичек — кто-то зажал спички в руке за спиной и спросил тех двоих, ну, вы знаете, сколько у него в руке спичек, и тот, который оказался ближе к истине, стал старшиной. На это у них и ушло шесть минут. А когда кончился суд, здесь начали пошаливать, после темноты на дорогу выйти было нельзя: белые парни носились в машинах туда-сюда и упражнялись в стрельбе по живым мишеням. Дом, в котором жил парнишка, если это можно назвать домом, сожгли в тот же день: не успел он из суда выйти, как начался пожар. Всей его семье пришлось уехать отсюда. Но знаете, что главное?

— Что? — нехотя спросил Джек.

— Ему крупно повезло, что он не выиграл дело.

Джек смотрел на фотографию молоденького черного парнишки, плохо переснятую из атлантской газеты. Он нетерпеливо постучал по ней.

— Мистер Эфрон, я ценю, что вы мне все это сообщили, — сказал он. — Но надо же с чего-то начинать. Это ведь было вначале, а сейчас перед нами совсем другое дело, дело более бесспорное, перед нами настоящее убийство… стрельба при свидетелях… в невооруженную, беззащитную жертву…