Стелла - Чарльз Гэвис

class="p1">– Да, Стелла, я вернулся, – сказал он; в его голосе была печальная усталость, и он выглядел изможденным и усталым. – И, – он поколебался и положил руку на плечо мальчика, – я привел кое-кого с собой. Это … Фрэнк, – он снова заколебался, – мой сын.

Стелла подавила вздрагивание и улыбнулась ему, как будто это заявление было одним из самых естественных.

– Я так рада, – прошептала она.

Он кивнул.

– Да, да, – и его взгляд скользнул по лицу мальчика, который стоял и смотрел на них со слабой улыбкой, наполовину робкой, наполовину встревоженной. – Фрэнк приехал, чтобы остановиться у нас на некоторое время. Он собирается поступать в университет.

– Да, – снова сказала Стелла. Она чувствовала, что здесь кроется какая-то тайна, чувствовала, что мальчик каким-то образом связан с этой телеграммой и поспешным визитом в город, и со свойственной ей мягкостью и тактом поспешила уладить дело. – Я пойду и посмотрю, сделала ли миссис Пенфолд надлежащие приготовления, – сказала она.

Мистер Этеридж посмотрел ей вслед, когда она вошла в дом; голос мальчика испугал его.

– Как она прекрасна! – пробормотал он, слегка покраснев, и в его глазах мелькнуло мальчишеское восхищение. – Я не знал, что у меня такая красивая кузина, так что…

– Да, – тепло сказал старик. – Подожди, Фрэнк. Подожди.

Мальчик замолчал, и мистер Этеридж положил руку ему на плечо.

– Она так же добра, как и красива. Она ангел, Фрэнк. Мне не нужно говорить, что она ничего не знает.

Лицо мальчика вспыхнуло, затем побледнело, а глаза опустились.

– Спасибо, сэр, – сказал он с благодарностью. – Нет, – и он вздрогнул, – я бы ни за что на свете не хотел, чтобы она знала.

Затем он вошел внутрь. Стелла порхала по комнате, наблюдая, как стелют скатерть для импровизированной трапезы. Он остановился у окна, словно боясь подойти к ней или потревожить, но она увидела его и подошла к нему той особенной грациозной походкой, которую ее дядя особенно заметил в первую ночь ее приезда.

– Я так рада, что ты приехал! – сказала она. – Дядя, должно быть, тоже рад!

– Да, – сказал он тихим голосом. – Ты рада, действительно рада?

Ее прекрасные глаза открылись, и она улыбнулась.

– Очень рада. Вы должны зайти и поужинать. Все уже готово, – и она пошла и позвала своего дядю.

Старик вошел и сел. Мальчик подождал, пока она не указала ему на стул, на который он послушно опустился.

Мистер Этеридж ничего не объяснил по поводу своего визита в Лондон, и она ни о чем его не просила, но пока он сидел со своей обычной молчаливой, мечтательной молчаливостью, она заговорила с ним.

Фрэнк сидел и слушал, не сводя с нее глаз.

Наконец мистер Этеридж поднял голову.

– Где ты была этим вечером, Стелла? – спросил он.

Внезапный румянец покрыл ее лицо, но, хотя Фрэнк и видел это, его отец – нет.

– Я была в лесу, – сказала она, – у реки.

Он кивнул.

– Там очень красиво. Они называют это местом свиданий ведьм, – рассеянно добавил он.

Лицо Стеллы побледнело, и она опустила голову.

– Ты немного опоздала, не так ли?

– Да, слишком задержалась, – виновато сказала Стелла. Если бы она только могла сказать ему! – Я больше не буду так опаздывать.

Он поднял глаза.

– Теперь у тебя будет Фрэнк, который составит тебе компанию, – сказал он.

Стелла повернулась к мальчику с улыбкой, которая все еще красноречиво свидетельствовала о чувстве вины.

– Я буду очень рада, – сказала она, чувствуя себя ужасно обманутой. – Ты, без сомнения, знаешь все красивые места и должен вести себя как чичероне.

Он опустил глаза.

– Нет, я не знаю, – сказал он. – Я здесь раньше не был.

– Фрэнк был в школе, – тихо сказал мистер Этеридж. – Тебе придется стать чичероне, – и он встал и подошел к окну.

Стелла позвонила в колокольчик, подкатила кресло и взяла трубку старика, и нависла над ним с подчеркнутой нежностью, а мальчик наблюдал за ней тем же пристальным взглядом.

Затем она вернулась на свое место и достала какую-то работу.

– Ты же не собираешься работать сегодня вечером? – сказал он, опершись локтями на стол и положив голову на руки (маленькие, белые, изящные руки, в тон лицу).

– Это всего лишь времяпрепровождение, – сказала она. – Разве ты не знаешь старую пословицу о праздных руках? – И она рассмеялась.

Он вздрогнул, и его лицо побледнело.

Стелла задумалась, что же такого она сказала, чтобы так на него подействовать, и поспешила продолжить.

– Я не могу сидеть спокойно и ничего не делать, а ты?

– Могу, часами, – сказал он с улыбкой, – я ужасно ленив, но я должен приобрести лучшие привычки; я должен следовать твоему примеру. Я имею в виду начать читать, пока я здесь, внизу. Мне начать сегодня вечером? – спросил он, глядя на нее почти рабски пристально.

– Не сегодня, – сказала она со смехом, – ты, должно быть, устал. Ты ведь приехал из Лондона, не так ли?

– Да, – сказал он, – и я довольно устал. Я бы предпочел посидеть и понаблюдать за тобой, если ты не возражаешь.

Она покачала головой.

– Ни в малейшей степени. Ты можешь рассказать мне о своей школе.

– Я бы предпочел сидеть и молча наблюдать за тобой, – сказал он, – если только ты не хочешь поговорить. Мне бы этого хотелось.

Он казался странным мальчиком; в его спокойствии было что-то почти печальное, но Стелла чувствовала, что это только временно.

– Он устал, бедный мальчик, – подумала она.

Наконец она сказала:

– Сколько тебе лет?

– Семнадцать, – ответил он.

Она посмотрела на него.

– Я не думала, что ты такой старый, – сказала она со смехом.

Он улыбнулся.

– Мало кто знает. Да, мне семнадцать.

– Ну, ты настоящий мужчина, – сказала она со смехом.

Он покраснел, доказывая свое детство, и покачал головой.

– Стелла, – раздался голос старика, – ты сыграешь что-нибудь?

Она мгновенно встала, скользнула к органу и начала играть.

Она играла какое-то время, потом начала петь.

Вдруг она услышала рядом с собой звук, подозрительно похожий на всхлип, и, оглянувшись, увидела, что мальчик прокрался на низкое сиденье рядом с ней и закрыл лицо руками. Она остановилась, но внезапным жестом и взглядом в ее сторону молчаливая сидящая фигура жестом велела ей продолжать.

Она закончила. Это была "Аве Мария", а затем наклонилась к нему.

– Ты устал! – прошептала она.

Голос был таким милым, таким добрым, таким сестринским, что проник прямо в самое сердце мальчика.

Он посмотрел на нее с тем выражением в глазах, которое можно увидеть в глазах верной, преданной собаки, затем наклонился и поцеловал рукав ее платья.

Вся нежность натуры Стеллы всколыхнулась при этом простом действии, и, тихо пробормотав, она наклонилась и