Наследие времени. Секунда до - Мери Сейбл

— Это самое красивое платье, которое я видела! — Лотта радовалась как ребенок.

— Главное, чтобы ваш брат оценил, столько стараний ради него.

Шарлотта не обратила внимания на язвительные слова королевы, чтобы не расстроить Джоан, потому что сама прекрасно понимала, о чем говорит Маргарита.

За время пребывания в замке жизнь Джоан изменилась до неузнаваемости. Конечно, ей нравилось проводить дни с Лоттой, которая была с ней искренна и относилась к ней как к своему ребенку. Маргарита даже злилась в душе оттого, что не может так расположить к себе дочь, но, к ее удивлению, Джоан была очень покорной. Конечно, известия о замужестве напугали ее, но, узнав, что это будет брат любимой Шарлотты, который не то что не старик, а даже еще достаточно молод, она не стала сильно противиться. Она больше расстроилась оттого, что Араксана еще не выпустили, но после известия, что тот больше не трудится как раб, она почувствовала облегчение, тем более Гаррет и Уилл тоже это одобрили. Она не знала, что Маргарита уже давно разговаривала с Гарретом, а он, рассказав только Уиллу, скрывал это от нее.

— Я видела, как дочь смотрит на вас, — строго сказала Маргарита Гаррету в тот день.

Он промолчал, подтвердив, что догадывается о чувствах Джоан.

— Моя дочь на удивление покладиста. Уверена, что вы мне в этом очень помогаете. Но как только вы уедете, она может сильно загрустить, измениться и перестать нас слушаться. Я вам доверяю, и больше всех на свете хочу счастья для Джоан, — сделав паузу, она продолжила. — Я не отпущу вашего заключенного, пока она не выйдет за Эрика. Надеюсь, Эрик поможет ей быстрее забыть о чувствах к вам. Спасибо за то, что не пользуетесь своим положением и не манипулируете моей дочерью.

— Я желаю ей только добра. Ей не место среди таких как мы — простолюдинов. Чем лучше ей здесь, тем более мы спокойны и уверены в том, что все сделали правильно. Араксана мы потеряли слишком давно, пара месяцев не имеет значения, но все же мы бы хотели навещать его хоть иногда, — сказал Гаррет.

— В честь нашего взаимопонимания я даже давно освободила его от рабского труда. Его хорошо кормят и не обращаются с ним как с заключенным.

Он обрадовался этим словам и прямо сейчас хотел направиться к Араксану вместе с Уиллом, но королева задержала Гаррета еще на пару слов.

— Скажите, почему вы не воспользовались тем, что моя дочь влюблена в вас? Вы могли сами попросить ее руки, и это доставило бы нам массу проблем. Вы не просите мешки золота, не просите о власти, ни о чем не просите, кроме освобождения одного человека.

— Не все люди так коварны, как вы думаете. Джоан прекрасная девушка, но я не пара принцессе. Ее влюбленность быстро пройдет, уверен в этом. Наверняка это случилось, потому что я стал первым мужчиной, с которым она познакомилась. Да и дома меня ждет другая женщина, — на миг он словно загрустил, но королева не уловила, отчего именно.

Он тосковал по своей возлюбленной или все же печалился о том, что не пара ее дочери? Решив, что мужчина все время наставлял Джоан только на верный путь, она склонялась к тому, что он сильно тоскует по своей любви, которая осталась ждать его дома.

После разговора с королевой он вместе с Уиллом направился в тюрьму.

— Не грусти, Гаррет, мы все делаем правильно. Королева нам доверяет, а мы ни разу не подвели ни ее, ни Джо. Все складывается лучше, чем мы ожидали. Хотел бы я посмотреть на этого Эрика; вспомни, как Джо обрадовалась, что он не старый лорд, — Уилл был уверен, что все счастливы, как и он сам.

— Да, ты прав, друг. Скоро мы убедимся, что она попала в хорошие руки, и спокойно вернемся домой, выполнив свой долг, — сказал Гаррет, шагая по улочкам в сторону тюрьмы. — Как думаешь, Араксан вспомнит о своем отце?

— Уверен, вспомнит. Мы покажем ему свои перья, и даже слов не будет нужно, чтобы объяснять, кто мы, — Уилл слегка потеребил цепочку, которая скрывалась под рубахой.

Они приближались к тюрьме. В руках Гаррет нес письмо с печатью королевы, в котором говорилось, что они могут посещать Араксана. Главный страж пропустил их, проведя к одиночной камере, в которой лежал на матрасе мужчина. Услышав, что к нему пришли, он встал с кровати и подошел к решетке. Страж оставил их и удалился обратно ко входу. Вслед ему слышались проклятья от мерзких заключенных. У Араксана уже не были связаны руки, как у других, да и выглядел он гораздо лучше. Приблизившись вплотную к гостям, он заговорил так, что никто кроме них не услышал.

— Это вас я должен благодарить за то, что судьба перестала быть столь жестокой ко мне? Я накормлен как лорд, не прикован, больше не выполняю грязную и тяжелую работу. Даже слышал о том, что меня могут скоро освободить. Так кому же я обязан столь изменившейся жизни?

При взгляде в голубые глаза, о которых рассказывал Анункасан, у них не оставалось сомнений, что это его сын. Цвет материнских глаз — единственное, что отличало его от отца. Даже голос был столь же низкий, чуждый для этих земель. Уилл достал перо, и мужчина сразу все понял.

— Я знал, что однажды он поможет мне выбраться отсюда. Но как вам удалось?

— Пока мы еще не можем вытащить тебя из тюрьмы, но скоро обязательно все получится. Мы будем навещать тебя, пока эта дверь не откроется. Помни, у тебя есть друзья, — сказал Гаррет.

Араксан благодарно кивнул, после чего они ушли. Оставаться в тюрьме было небезопасно, а крики заключенных все равно мешали им услышать друг друга.

Каждый день Луи все больше проводил время в обществе Роланда и матери, и даже совсем перестал пропускать собрания совета. Раньше ему это казалось скучным, но его жена все меньше проводила с ним время. Поэтому нужно было чем-то себя занять, кроме упражнений с мечом. Еще и мать попросила не показываться сестре во время тренировок, и он, устав скрываться, стал практически все время тратить на книги, вчитываясь в историю королевства. Он давно должен был стать мудрым правителем, но привычка матери все контролировать убивала тот самый интерес, а сейчас они старались работать вместе. Да и Лотта раньше не находила себе занятия по душе, а теперь она словно воспитывала собственную дочь и все время старалась уделить ей, наслаждаясь этим чувством.

Маргарита не могла нарадоваться,