Сыграем в любовь? - Шарлотта У. Фарнсуорт

и по маминому взгляду все понятно. Я уже много лет не знакомил их ни с одной девушкой.

– Вы не навязываетесь! – говорит Харпер.

Я снова сжимаю ее руку.

– Я… – выдыхает мама, и они с папой переглядываются. – Ну, хорошо. Уговорили.

– Нам туда, – киваю я в сторону двери с надписью «Выход».

Родители идут по коридору, а мы с Харпер топаем следом. Я так много хочу ей сказать – но родителям ничего из этого слышать не стоит. Поэтому я просто обнимаю Харпер за плечи, притягиваю к себе, пока она не прижимается теплым боком.

– Я скучал, – шепчу я.

Харпер смотрит на меня и улыбается:

– Отличная шайба.

– Отличный свитер!

Я многое хочу о нем сказать – и сделать с Харпер, пока он на ней, – однако мои родители не так уж далеко.

Она пожимает плечами:

– Цвет красивый.

Я смеюсь:

– Да-да.

В итоге Харпер предлагает нам пойти в ресторан средиземноморской кухни. Народу там мало; несколько поздних посетителей даже не обращают на нас внимания.

Я поглощаю две шаурмы с курицей; Харпер же медленно клюет фалафель. Как и ожидалось, мама весь ужин заваливает ее вопросами:

– Дрю говорил, твоя сестра недавно вышла замуж?

– Да, – отвечает Харпер. – У озера Полсон.

– Ух ты! Там так красиво…

– Еще как, – кивает девушка.

Мы с папой тем временем обсуждаем хоккей. Это наша традиция с тех пор, как я начал играть, – вместе вспоминать прошедший матч.

Знаю – родители многих спортсменов давят на них. Стоит отцу заговорить про матч, как парня охватывает ужас. Как же я счастлив, что мой папа не такой! Он поддерживает меня и всегда говорит, что гордится мной, – даже если я кошмарно продул. Папа никогда не сомневался, что я стану профессиональным хоккеистом, и плакал от счастья, когда я прошел драфт.

Родители вместе уходят в уборную: мама решает тоже пойти, а то, когда папа вернется, ей придется перелезать через него. Я тем временем тихонько протягиваю официантке свою банковскую карту. Харпер кладет вилку на пустую тарелку и отпивает воду из стакана.

– Не ожидала, что придет столько народу, – говорит она.

Я улыбаюсь уголком губ:

– Почему?

– Если честно, я вообще не знала, чего ждать.

Официантка приносит мне чек. Я благодарю ее, пробегаю чек глазами и расписываюсь. Не заплати я до прихода родителей, они бы начали спорить.

– Тебе бывает неприятно? – спрашивает она.

– А?

– От ожиданий, давления. Это, наверное, непросто.

Я убираю карту и складываю чек.

– Обычно я полностью сосредоточиваюсь на игре, а не на тех, кто смотрит. На матче ты чаще всего не задумываешься о зрителях. Но сегодня все было иначе.

– Потому что приехали родители?

Эта девушка меня погубит!

– Нет. Потому что пришла ты, Харпер.

Тут возвращается мама – почти одновременно с папой. Как я и ожидал, едва узнав, что я уже заплатил, они начинают возмущаться. Успокаиваются, только когда мы выходим на улицу и прощаемся. Еще до приезда такси до отеля мама начинает зевать. Обычно в это время родители уже спят – в последний раз они ложились позже десяти в тот день, когда папу увезли в больницу.

Когда фары желтой машины скрываются из виду, я оборачиваюсь и целую Харпер. От неожиданности она ахает мне в губы.

Неважно, сколько мне лет, – целоваться с девушкой перед родителями все равно неловко. Даже если они прекрасно знают, насколько сильно она мне нравится. А теперь, когда родители уехали, мне не хочется ждать поцелуя ни секунды.

Вот я и не жду.

Я целую Харпер так же, как и на озере. Чувства у меня те же – дело не в том, что вокруг, а в Харпер.

Вскоре девушка перестает удивляться. Она столь же жадно целует меня в ответ: обвивает руками мою шею, зарывается пальцами в волосы.

Оторвавшись друг от друга, мы тяжело дышим.

– Как же долго я этого хотел!..

– Да? – мечтательным, немного сбитым голосом отвечает она. – Сколько?

– С прошлого раза.

Я улыбаюсь от изумленного выражения ее лица. В следующий раз я увижу Харпер… без понятия когда. Следующие несколько недель придется пахать на тренировках. В Нью-Йорк смогу приехать в лучшем случае через месяц. Если, конечно, Харпер этого хочет.

Но пусть она хотя бы знает, что я желаю с ней увидеться.

Гудит автомобиль. Тут я замечаю, сколько на улице машин и яркого света.

– Мне нравится Нью-Йорк.

– У нас тут много голубей, – отвечает Харпер. – Ты ведь любишь птиц.

Я смеюсь, но свои мысли не озвучиваю. О том, что настоящая причина любить Нью-Йорк – она.

Для такого громкого заявления еще слишком рано. Хоть я и хочу рассказать Харпер о своих чувствах, ужасно боюсь ее спугнуть. Признаться, что не смогу часто видеться с ней как минимум до апреля. А может, и июня, если надежды команды оправдаются и мы выйдем в финал чемпионата.

Жаль, что мы с Харпер не встретились в начале лета. Сблизься мы в мае, я бы переехал в Нью-Йорк хотя бы на несколько месяцев.

– Хочешь, сходим выпить? – вдруг предлагает Харпер.

– Давай! – киваю я.

Глава двадцать вторая. Харпер

Мы с Дрю заходим в популярный у местных клуб. Я бывала здесь пару раз – с Оливией и подругами с работы. Предложив выпить, я первым делом подумала именно о нем – тем более что от ресторана, где мы ели с родителями Дрю, до него всего несколько кварталов.

– Вау! – осматривается Дрю, пока мы идем по липкому полу сквозь толпу людей. – Знаешь все малоизвестные хорошие местечки в районе, да?

Я бью его по плечу – и, кажется, смещаю себе костяшку.

Мы подходим к длинной барной стойке, расположенной вдоль одной из стен. По клубу пляшут лучи прожекторов, из колонок гремит музыка – так громко, что все вокруг вибрирует.

– Ты точно не против? – В шумном зале мне приходится кричать.

– В смысле?

– Не знаю… не устал после матча?

Дрю смеется:

– Обижаешь!

– Это комплимент, Галифакс. Ты столько по льду носился!

Снова смех.

Мы добираемся до кассы.

– Чего желаете? – спрашивает бармен.

Дрю смотрит на меня:

– Шот текилы.

Я удивленно смотрю на Дрю. Приподнимаю бровь:

– Два.

Бармен кивает и отходит за напитками. Возвращается меньше чем через минуту с двумя рюмками в покрытых разноцветными татуировками руках.

Дрю платит, а я смотрю по сторонам. Барабаню пальцами по металлической тумбе, наблюдая, как люди общаются на диванчиках или отжигают на танцполе.

Я поворачиваюсь к Дрю. Он солит лайм. Я понимаю, что улыбаюсь, только когда с непривычки начинают