Современный болгарский детектив. Выпуск 3 - Трифон Иосифов

— Скажи, Маринова, кроме нас двоих, кто-нибудь еще знает об этом иске?

— Нет, конечно, нет, товарищ Томов! — удивилась девушка. — А… а почему вы спрашиваете?

— Следовательно, о нем знаем я, ты, полковник Свиленов…

— И моя секретарша Ани, — добавил я так же тихо, втягиваясь в игру в конспирацию, весьма хорошо мне знакомую. — И плюс истец и адвокат…

— Понятно, — подтвердил еще тише Томов. — Значит, запомни, Маринова, кроме нас, об этом не должен знать никто, и прежде всего — ни в коем случае, ни при каких условиях — Мария Атанасова. Во всяком случае, мы для этого должны сделать все, что от нас зависит. Ясно?

— Ясно, товарищ Томов! — с готовностью согласилась девушка и с улыбкой вышла из кабинета.

— Итак, можешь на нас рассчитывать! — уверенно заявил Томов и стал наконец открывать бутылки. — Хоть бы эти типы не поставили ее в известность…

— Вот что, я отвезу Марию к морю, я давно собирался! — решительно заявил я, и мне показалось — найден лучший способ временно изолировать Марию от всех этих волнений.

— Ну а что же в сентябре? Наверно, это дело все-таки будет слушаться в сентябре, а?

— Прекрасно, пусть слушается! Оно начнется и завершится без нее, она даже знать ни о чем не будет! В это время она уже будет в санатории, где обычно проводит целую зиму, а ты подумаешь, кто будет защищать ее интересы. То есть кто будет выступать в суде вместо нее — и вместо меня! — подчеркнул я, нисколько не скрывая, что это дело я воспринимаю как свое, личное. — Разумеется, если до той поры мы не сумеем убедить Цачева забрать свой иск.

— Боюсь, этого не случится, ты не знаешь, что это за тип! — вздохнул Томов и вынул из холодильника еще две бутылки.

— Я знаю его лучше, чем ты думаешь, во всяком случае не хуже и не меньше, чем знаешь его ты! Расхождение у нас с ним в том, что я знаю его уже достаточно хорошо, в то время как он еще не знает как следует меня!

— Крепкий орешек он, я тебе скажу, такие, как он, чаще всего в конце концов разбивают себе головы, но до того он может выбить противнику не один зуб!

— А, волка бояться — в лес не ходить! Теперь о самом важном. Прежде чем выстрелить в себя, Мария Робева написала и оставила в тире письмо… Даже не письмо, а записку, что ли… В ней было сказано, что она, то есть Мария Робева, сама кончает с собой, кладет предел своей жизни, и оставляет тир и все свое имущество Марии Атанасовой. В пятьдесят первом тут, как и по всей стране, шло расследование, ты знаешь про это, — выясняли, кто что делал перед 9-м, и Марию вызывали, хотели ей навесить какую-то гадость, потом все выяснилось, но записка попала в «комиссию по расследованию» и куда-то исчезла… Во всяком случае, я перерыл все архивы и найти ее не мог. Но ведь ее читали тогда люди, которые вели расследование, и если…

— Если они подтвердят текст этой записки, — прервал меня Томов, ему сразу стало ясно, о чем я говорю, — она может считаться существующим документом, так? У тебя есть кто-то на примете, кто мог бы подтвердить?

— Думаю, что да.

— Думаешь или есть?

Я сделал совсем маленькую паузу, в течение которой на меня обрушился водопад вопросов, воспоминаний, сомнений… И все же я ответил:

— Есть.

— А ты уверен, что этот имярек помнит?

— Уверен! — крикнул я со злостью, потому что вовсе не был уверен.

— Ты уже говорил с ним?

— Нет еще, но…

— Как же ты можешь быть уверен? Разве ты не знаешь, что об этих расследованиях начала пятидесятых никто ничего не желает даже вспоминать! — напряженно проговорил Томов, и я уже готов был и его возненавидеть, потому что и сам слишком хорошо знал об этом.

— Следователем был наш самый близкий друг и соратник по нелегальной, они с Марией любили друг друга! — выпалил я единым духом.

Томов с удивлением поглядел на меня.

— Ну, если при всех этих обстоятельствах он мог ей не поверить, то запросто мог и забыть, что там было написано в записке… Если, однако, не было какой-то особой причины запомнить ее.

— Причина была! Была и есть! — опять крикнул я, от волнения не замечая этого. — Этот документ был крайне важен для Марии, ее ведь обвиняли в том, что она убила старшую Марию, чтобы скрыть свое предательство, а благодаря этой записке (там произвели проверку почерка и все что нужно) с нашей Марии сняли это страшное обвинение…

— Ну, тогда есть шансы, — более уверенно заявил Томов, — осталось только привести этого свидетеля.

— Это моя забота.

— Только бы ты не переоценил.

— Кого?

— И себя, и его.

Ох уж этот мне скепсис!.. Я поднес ко рту бутылку, но, вместо того чтобы хлебнуть ледяного швепса, я бы с удовольствием запустил ею в этого Томова[21] неверующего!

Тем не менее я выдул бутылочку единым духом и потребовал еще. Томов с улыбкой развел руками:

— Наш профсоюз беднее вашего — остальное допьешь у своей Ани.

— Ладно уж, в такую жару присылай к нам «свою» Райну, так и быть, поделимся, дадим тебе даже кока-колу на бедность!

Мы оба рассмеялись и простились дружески — на душе все же стало легче.

У выхода я остановился перед постовым, который вытянулся в струнку и сиял как медный самовар. Я быстро подал ему руку:

— Чао, старшина.

— Чао, товарищ полковник! — «выстрелил» парень и разулыбался еще лучезарнее. Еще бы — то «здрасьте», то теперь «чао»… Это значит, что симпатичный старшина будет вечером взахлеб рассказывать о дружбе с рассеянным полковником, а полковник пойдет сейчас к Марии пить кофе в теплый уголок поистине Доброй Надежды…

На мыс Доброй Надежды я прибыл как потенциальный кораблекрушенец, но с более оптимистическим, нежели вчера, взглядом на вещи. Пока мы пили кофе, я этак небрежно шутил над глупостями Цачева, возомнившего себя хозяином большого дома своей мачехи, потом даже заговорил о чем-то другом и, кажется, убедил Марию в том, что вся эта история выеденного яйца не стоит и не о чем тут даже толковать. Между делом я заметил ей, что теперь и я могу со спокойной душой поехать на совещание в Софию. Завтра мне уже надо быть там. На прощанье Мария попросила меня, если встречу где-нибудь Цачева, сказать ему, что она готова дать ему тысячу левов, пусть купит инвентарь и откроет еще один тир.

— И ты поможешь! — коротко и безапелляционно заявила она. — Пошуруете в Луна-парке, там много чего есть. Все-таки какой-никакой, а он инвалид войны, сражался с дойчами… У меня две сто на книжке, я дам ему половину. Но моего тира ему не видать как своих ушей. Всажу ему пулю в лоб без зазрения совести!

Я уверил ее, что вопрос о Луна-парке уже в работе (еще одно доказательство телепатической связи между нами), и через час я уже сидел за рулем служебной «лады» и двигался по шоссе к столице.

Я взял служебную машину, потому что она требовала аккуратности и внимания на дороге — нужно было не превышать скорости, следить за знаками, чего я наверняка не мог бы сделать на своем собственном «москвиче» в моем нынешнем состоянии. И кроме того, я сел за руль сам, потому что хотел остаться один хотя бы в замкнутом пространстве машины — наш шофер Данчо очень симпатичный парень, но говорлив страшно, и я давно знаю во всех подробностях о жизни его семьи, родных, полсела и четверти жителей нашего города, включая наше управление и моих непосредственных коллег…

Я приближался к Софии и все время неотвязно думал о том, как извлечь Марию из водоворота, куда ее затягивала мертвая зыбь. Я обманул, отвлек ее, попытался убедить в том, что речь идет только о доме Робевой. Не знаю, поверила ли она… Но это очень ненадежный островок временного покоя, шаткая пристань, которая в любую секунду может взлететь на воздух, если вспыхнет скрытый вулкан. Где взять спасительный корабль, готовый снять с острова потерпевших крушение? Только бы не был этот корабль Летучим голландцем с мертвым экипажем, несущим гибель всем, кто прикоснется к его смертоносным бортам.

В Денке Драгиевой я был уверен — она давно искупила свою вину за участие в том расследовании и будет счастлива помочь нам.

Но чем ближе я подъезжал к Софии, тем сильнее меня охватывал неизъяснимый страх. Что меня ждет — встреча с мертвым кораблем, несущим погибель, или жизнь и надежда? Теперь все в руках моего друга детства, любимого товарища, соратника, человека, который когда-то был мне ближе брата, — в руках Георгия…

Мария обманула меня тогда, уверив, что во время расследования он помог ей оправдаться и все хорошо кончилось благодаря его заступничеству. Прошло много времени, пока я узнал правду, но постепенно Мария успокоилась, и все как будто ушло в прошлое. Правда, вначале мне очень хотелось как следует посчитаться с бывшим другом, ну, а потом… потом ни видеться с ним, ни разговаривать уже никакого желания не возникало. А он, наоборот, проявлял все большую настойчивость в попытках восстановить былые отношения — грешным делом мне показалось, что он просто боится моей мести за Марию. Не проходило недели, чтобы он не позвонил раза два-три, он настаивал на встрече, но в наш город приехать не захотел, поэтому я в конце концов решился и сам двинулся в Софию — встретиться все же нужно было.