Сборник Забытой Фантастики №4 - Алфеус Хайат Веррил

Остаток вечера я был вынужден слушать страстную речь Марсдена о мнимом устранителе статического электричества, который был навязан ему во время его последней поездки в город. Машинально я отвечал или хмыкал притворяясь внимательным слушателем, когда пауза в его бесконечном монологе предупреждала меня, что от меня ожидают какого-то ответа, но мой пульс подпрыгивал от ликования из-за мимолетной надежды, которую зажгли эти несколько слов от моей потерянной Венеции. Я не мог себе представить, почему предложение преодолеть многолетнюю пропасть исходило от нее по доброй воле, и все же мне было достаточно того, что она вспомнила и пожелала меня видеть. Меня не волновало почему.

На следующий день я приехал почти на час раньше, потому что в это время не мог ни спать, ни работать. Я не буду утомлять вас подробностями этой встречи, даже если бы я был волен раскрыть такие интимные подробности. Достаточно сказать, что после того, как предварительные сомнения и недоразумения были устранены, а это был не такой простой процесс, как, по-видимому, следует из моего синопсиса, могу вас заверить, я стал жертвой самого хитроумного и абсолютно коварного заговора. В целом это напоминает один из ранних киносценариев.

Вы помните, я говорил о Венеции как о родственнице Лонг-Айлендских Поттеров, ветви семьи, высоко оцененной в социальном статусе? Вы также помните, что до того, как я предпринял ту экспедицию, я никогда не был особенно уверен, откуда будут покрываться мои расходы на следующий год и в каком объеме, если вы понимаете, что я имею в виду. Примерно в то время, когда я готовился к этой экспедиции, которая, как я надеялся, сделает меня финансово и научно независимым, эта богатая ветвь семьи всерьез взялась за мою дорогую Венецию, пригласив ее пожить с ними тем летом. Сейчас я вспоминаю слишком поздно, что даже во время того смятения ума, вызванного волнением расставания с моим любимым человеком, в сочетании с лихорадочными приготовлениями к отъезду, холодные облака осуждения исходили от сторонящихся меня Поттеров. Они не пытались скрыть свое неодобрение моей скромной персоны и моих перспектив, но в своей слепоте я никогда не связывал их напрямую с тем, что последовало за этим.

Короче говоря, это была старая история об изобретательном молодом человеке из низов, хорошей паре, которому помогали покровители бедной родственницы. Разборчивый Марсден, естественно, влюбился в Венецию и, к своему великому удивлению и огорчению, был решительно отвергнут ею. Никогда прежде ему не отказывали ни в чем, чего он действительно хотел в своей комфортабельно устроенной жизни, и теперь он страстно желал обладать ею. Соответственно, моей любимой было показано письмо, подделанное с таким дьявольским мастерством, что его почти нельзя было отличить от моей собственной руки. Это было сделано для того, чтобы очернить меня связью с другой женщиной в период, совпадающий с тем временем, когда я так пылко ухаживал за моей дорогой.

Она отказалась верить документу и отправила мне подробное изложение всего произошедшего. Объяснив себе мое молчание необходимостью держаться на расстоянии, она продолжала писать мне больше месяца. Когда по прошествии почти трех долгих месяцев ответа не последовало, она, наконец, выдвинула наспех составленное требование, которого ее убедило придерживаться совместное давление Марсдена и ее семьи, пробившее броню ее разбитого сердца. Тогда-то я и получил объявление о помолвке, единственное сообщение, которому ее бдительная семья позволила избежать их шпионской сети.

По мере того, как перед моим мысленным взором разворачивалась эта история, мое сердце колотилось от чередующихся волн восторга и черной ярости в сторону вероломного Марсдена. Из-за эгоистичного двуличия он лишил нас обоих пяти лет счастья, потому что я вынудил мою любимую признаться, что она никогда его не любила, а теперь презирает его как обычного вора. Однако мой краткий миг безумной радости был резко прерван, когда я пришел, чтобы заставить ее расстаться с этой эгоистичной свиньей. После некоторых возражений она призналась, что он был наркоманом. Она сказала, что он отчаянно боролся за то, чтобы избавиться от этой привычки с тех пор, как они поженились, потому что его ревнивая любовь к ней была единственным оставшимся оружием, с помощью которого он мог бороться со своим глубоко укоренившимся пороком. Лишенный своего единственного мотива, моя дорогая искренне заверила меня, что пройдет всего несколько коротких лет, прежде чем белые порошки закончат еще одну жизнь. Я мог видеть в подобном событии лишь уравновешивание уже перерасходованного счета и сказал об этом недвусмысленно. Она не упрекнула меня, просто терпеливо объяснила с милой, печальной покорностью, что в настоящее время она сама несет ответственность за его жизнь. Что, хотя она и не могла любить и почитать его, как обещала, все же она была обязана прилепиться к нему в этот его худший час. И вот мы оставили это на время, наше будущее было туманно, но без запертой двери, которая могла бы отгородить нас от настоящего.

Мы встречались почти ежедневно, если только не вмешивалась деятельность Марсдена. В те времена я был подобен разъяренному зверю, неспособному работать, охваченному яростной ненавистью к хитрому вору, который украл мою любовь, когда я был далеко. Я не мог поколебать ее решимость уговаривая прекратить этот брак без любви, даже несмотря на то, что теперь она ненавидела мужа, которого когда-то терпела. Но, несмотря на неопределенность нашего будущего, моя работа продвигалась как никогда раньше. Теперь мои дни были больше, чем просто череда свиданий, ибо каждое из них было увенчано сиянием тех нескольких мгновений украдкой проведенных с моей дорогой Венецией.

Наступил день моего первого полного успеха. Несколькими неделями ранее мне наконец удалось передать по радио маленький деревянный шарик. Возможно, мне следует сказать, что я "растворил" его в его вибрациях, поскольку только в этот поздний день я смог материализовать или "принять" его после того, как он было "отправлен". Я вижу, вы начинаете и снова перечитываете это последнее предложение. Я имею в виду именно то, что говорю, и Марсден подтвердит мои слова, поскольку, как вы увидите, он был свидетелем этого и других подобных экспериментов здесь, в моей лаборатории. Я объяснил ему столько, сколько хотел, чтобы он знал об этом процессе, на самом деле, ровно столько, чтобы он поверил, что небольшое интенсивное исследование и экспериментирование с его стороны сделают его хозяином моего секрета. Но он совершенно не осведомлен о самом важном элементе, а также о способе его использования.

Да, после многих лет изучения и прерываемых экспериментальных исследований я смог, наконец, разложить без помощи тепла твердый