Сборник Забытой Фантастики №4 - Алфеус Хайат Веррил

я и надеялся, она сама вызвалась стать объектом великого эксперимента, потому что ее белые зубы пока не нуждались в пломбах. Я возразил и отказался выслушать это предложение, позволив расположить себя к ней только после нескольких дней серьезных споров с ее стороны. Мы не должны говорить Марсдену, потому что нет никаких сомнений в том, что его фанатичная любовь к ней откажется принять подобное действие.

Сегодня вечером это должно было свершиться. Другого пути нет, потому что ее проклятый муж, похоже, не продвигается ни в том, ни в другом направлении. Он будет ничем иным, как зарытым в грунт якорем до конца ее дней, в то время как я… я люблю ее. Какое еще оправдание нужно предложить?

Но вернемся к фактам. В восемь часов этот пропитанный наркотиками похититель любви придет, чтобы совершить церемонию моей передачи через эфир. Я встречу его с пропитанной хлороформом тряпкой. Позже он проснется и обнаружит, что у него действительно заткнут рот, а руки и ноги крепко прикованы к стене в темном углу моей лаборатории. Эти кандалы состоят из арматуры на полюсах больших электромагнитов, которые я встроил в стены. В 10:30 переключатель времени отключит ток, освободив негодяя, ибо, прежде всего, он должен жить. Я раздумывал, не послать ли сообщение его шоферу, чтобы он заехал за ним сюда в назначенный час. Я решил скорее положиться на механическую точность, чем допустить, чтобы мой план потерпел неудачу из-за какого-то человеческого каприза.

В девять часов Венеция приезжает на великий эксперимент. Марсден сказал ей, что по моему предложению он останется в городе на ночь, чтобы в случае, если я не смогу материализоваться после того, как меня "передали", его нельзя было задерживать в связи с моим исчезновением. Она не знает, что мне удалили зубы, и я почти месяц пользуюсь индийскими резиновыми пластинами. К тому времени, как она прибудет, действие хлороформа на моего потенциального помощника полностью пройдет, и у меня будет достаточно времени, чтобы должным образом представиться ему и объяснить программу вечера, которая была так тщательно составлена в его интересах.

Тогда он получит мучительное удовольствие наблюдать, как его любимая жена растворяется в ничто! Вскоре после этого он станет свидетелем того, как тот же процесс повторится на мне, ибо я так приспособил аппарат, что мне не нужна никакая посторонняя помощь, кроме часов, чтобы привести механизм в действие! Затем, в назначенный час, ток отключат, и обезумевший негодяй бросится к дальнему выключателю, управляющему приемным устройством. Когда он опустит металлические стержни в их разъемные гнезда, произойдет ослепительная вспышка, и вот – аппарат исчезнет в облаке кристаллических частиц! Тайна вернулась туда, откуда она пришла!

Тогда наступит тот лично подготовленный ад для моего подлого фальсификатора. Как я уже говорил вам, он считает, что владеет достаточными знаниями деталей моего секрета, чтобы реконструировать аппарат и повторить мой успех. Дополнительные детали этого письма вселят в него идиотскую уверенность, которая будет вести его все дальше и дальше через частично успешные попытки. Я знаю, что независимо от того, сочувствуете вы моим действиям или нет (а я уверен, что нет, потому что вы никогда этого не делали), ваше чувство справедливости заставит вас показать это письмо соответствующим властям, чтобы предотвратить фатальную ошибку.

Тем временем этот жалкий подлец будет вне себя от осознания того, что, наконец, любовник, которого он так долго обманывал в отношении своей любимой, теперь с ней, наедине, куда он, ее законный муж, никогда не сможет последовать. И мы будем вместе, неизменные, ожидая того дня, когда какой-нибудь другой просвещенный смертный разгадает загадку Природы, когда мы снова примем наши земные формы, не смущаемые другими эгоистичными человекообразными существами.

Прощайте, Бромли Крэнстон."

Нечего и говорить, что я тут же поспешил в Истпорт. Но в моей поездке не было необходимости. Я нашел Гарольда Марсдена в частном санатории для безнадежно умалишенных. Там весь день и до поздней ночи, насколько ему позволяют опиаты, его можно найти сидящим перед радиоприемником с наушниками, прикрепленными к голове, и слушающим. Его заявления, методично записанные главой заведения, дико соответствовали пророчествам моего странного письма. Теперь он слушает отрывочные сообщения от тех двоих, которых он видел выброшенными в эфир, утверждал он.

И они исчезли, совершенно. Я нашел большое кольцо с печатью в чернильнице на столе. Также талон за лентой шляпы, которая была помещена в незапертый стенной сейф. Почтмейстер запомнил печати на письме, отправленном моим двоюродным братом, и приблизительное время, когда он его получил. Я почувствовал, что мой собственный разум колеблется.

Вот почему, каким бы фантастическим ни было все это дело, я все еще не могу вынести звук ни одного из этих громкоговорителей радиоприемников. Именно когда возникает этот нечленораздельный звук, который они называют "статикой", когда фрагменты слов и предложений, кажется, мучительно пытаются проникнуть во враждебную среду… я представляю эту сгорбленную фигуру с ее паучьими наушниками… слушающую. Слушающую. Для чего?

КОНЕЦ

ХИМИЧЕСКИЙ МАГНИТ

Виктор Таддеус

Теперь, когда Ширманхевер мертв, а ученые всего мира стремятся заново открыть секрет необыкновенного химического магнита, который принес ему богатство и славу, вполне уместно, что я, который был его лучшим другом, должен рассказать общественности то немногое, что я знаю о его жизни, его чудесном изобретении и о его ужасном конце.

Несчастная любовь превратила великодушного энтузиаста в хладнокровного ученого, который подчинил все эмоции работе своего интеллекта.

Ширманхевер говорил мало, и если у него и были какие-то мечты, помимо тех, что касались завоевания ненавистного мира материализма, который в своем жадном стремлении к материальному процветанию омрачал его жизнь, никто никогда о них не узнает. Из всех гениальных людей, которых я знал, Ширманхевер был наименее скрытным в отношении своих собственных идей. Казалось, он не питал никаких подозрений, что его идеи могут быть присвоены другими ради собственной выгоды. Или, возможно, огромные трудности, стоящие на пути к достижению цели, заставили его просто презирать способность других преуспевать там, где он мог потерпеть неудачу. С другой стороны, возможно, с другими он разговаривал гораздо менее свободно, чем со мной. В том, что Ширманхевер любил меня своим странным, безличным образом, я не могу сомневаться – я называю себя его лучшим другом, потому что знаю, что у него не было другого друга.

Впервые я встретил Ширманхевера, когда он жил в полуразрушенном домике на пляже к северу от Нью-Йорка. Однажды в городе его представил мне общий знакомый, и что-то