Джек Бестелесный - Джулиан Мэй

Я предполагал пользоваться этими «лыжами» только возле хижины, откапывая нас после буранов и занимаясь необходимыми хозяйственными работами. Мне и в голову не приходило, что эти грубо сделанные снегоступы в один прекрасный день по-своему распорядятся нашей судьбой.

В первые недели казалось, что припасов у нас хоть отбавляй; правда, единственными животными, которых Тереза считала честной дичью, были зайцы-беляки. Когда мы только обосновались у Обезьяньего озера, эти зверьки были буровато-коричневыми, но затем с приближением холодов стали абсолютно белыми, если не считать черных кончиков ушей. Вначале их водилось очень много в редколесье, по горным склонам, и они легко попадались в силки. Тереза не только ловила их и превращала в жаркое, но еще и выделывала шкурки для особой цели.

Когда я настелил новый пол в нашем жилище, Тереза сделала несколько ковриков, использовав часть белой шерстяной фланели, которой мы купили десять метров. Еще два метра она отложила для маленького, а оставшегося хватило на два узких матраса. Но она опасалась, что мы будем мерзнуть, когда температура опустится много ниже нуля, что нас не спасут ни спальники, ни пуховый плед, ни матрасы. И тут она прочла в одном из описаний жизни в лесной глуши, что индейцы сплетают плащи из полосок заячьих шкурок. Почему бы не изготовить тем ж способом меховые одеяла? И она принялась безжалостно ловить злополучных беляков, расставляя силки повсюду, где могла. В результате мы обзавелись двумя вполне приличных размеров одеялами (не очень прочными, но удивительно пушистыми) и меховым одеяльцем, чтобы заворачивать новорожденного.

С сентября и почти до ноября мы ели на обед тушеную зайчатину, жареную зайчатину, котлеты из зайчатины, зайчатину в винном соусе, пироги с зайчатиной, жаркое из зайчатины по-южному, зайчатину под белым соусом, рагу из зайчатины, фрикадельки из зайчатины, фрикасе из зайчатины, рагу из заячьих потрохов, макароны с заячьим фаршем и суп из зайца с гренками из пресного теста. В конце концов заметное уменьшение заячьей популяции и развитие беременности положили предел ее трапперским подвигам. И сегодня, спустя столько лет, даже упоминание о блюдах из кролика заставляет меня зеленеть.

Когда ремонт завершился, общая площадь нашей хижины составила двадцать с небольшим метров. Тереза плотно законопатила щели между бревнами мхом с глиной. Новую крышу я настлал на каркас из стропил, который установил с помощью «Ну-ка, ну-ка!», подвешенного на треноге. К стропилам я прибил жерди, расположив их как можно теснее, покрыл полотнищами пласса для водонепроницаемости, а потом уложил еще стропила, набил на них жерди и проконопатил мхом. Поверх всего мы с Терезой наложили старую дранку, а также новую, которую я нарезал. Меня преисполняла уверенность, что уж эта-то крыша не провалится, сколько бы снега на нее ни намело. Крыша козырьком нависала над крыльцом-верандочкой, выходившим на восток. Я нарубил шестов и огородил крыльцо от ветра, чтобы в хижину не наметало снега всякий раз, как мы будем открывать дверь.

Нары представляли собой деревянные рамы с веревочной сеткой. Свои я сделал подлиннее. Они располагались высоко ради тепла, и мы убрали под них часть вещей, а остальные рассовали по полкам, которые прибили над ними.

Тереза аккуратно счистила с печки значительную часть ржавчины, и мы установили ее на невысоком фундаменте из гальки, скрепленной «цементом» из ледниковых глинистых осадков. К счастью, колена дымохода были все целы, так же как вьюшки и дверцы. Прекрасно зная, как опасен угарный газ (мой троюродный брат погиб от отравления им в рыбачьей хижине, занимаясь подледной рыбной ловлей на озере Винниресоки), я тщательно заклеил все сочленения дымохода асбестовой изоляционной лентой.

Нашу первую наспех сколоченную мебель мы пустили на дрова, и я изготовил довольно изящные предметы с помощью древореза, пока его не постигла безвременная кончина, – набив руку, с ним можно было выполнять очень тонкие операции. Обеденный стол и кухонный поменьше я прибил к стене и сделал над ними полки. Под большим столом хранилось музыкальное оборудование, привезенное Терезой, а также очень сложный миниатюрный источник ядерной энергии (увы, он не подходил для древореза!) для стереонабора, тридивизора, двух ламп и микроволновки.

Я соорудил два не слишком «покойных» кресла, которые Тереза снабдила набитыми мхом сиденьями, мягкими подлокотниками и подушкой под спину.

Табуреты у нар служили тумбочками. Из ящиков (мы перенесли все наши припасы в хижину) я соорудил еще полки, умывальник, большой ящик под дрова и детскую кроватку, которая представляла собой тоже ящик, но на высоких ножках. Ванной нам служила небольшая загородка у входной двери, где я повесил мой старенький туристический душ. Тереза сшила для него занавески из остатков белой фланели. Единственное выходящее на озеро окно я снабдил ставней на петлях, которой мы закрывали стекло по ночам и когда задувал сильный ветер. Я очень гордился этими петлями, потому что вырезал их сам перочинным ножом. А вполне пригодные железные петли для входной двери и металлический засов мы нашли, когда разбирали старый сгнивший пол.

Не успели мы перетащить припасы в хижину, как в ней поселилось семейство лесных мышей. Негодяйки устроились под новыми половицами и очень нас допекали мародерством, а к тому же даже изгрызли мой шерстяной носок, потаскав нитки из него на подстилку для гнезда… Но явился красавец горностай и в два счета с ними расправился. Маленький зверек оказался почти ручным и вскоре уже считал нашу хижину своим владением. Меня удивило его дружелюбие, поскольку я привык считать всех членов семейства куньих злобными и кровожадными. Тереза назвала его Германом и награждала кусочками консервированной ветчины. Когда поздно вечером она играла на своей клавиатуре и тихонько пела для нерожденного Джека, горностай выглядывал из-за дровяного ящика и слушал, а его глазки-бусины блестели в свете ламп.

Хижина была закончена 23 октября. Лыжи, топоры, пилу и ружье я повесил на стене снаружи, что придало ей просто щегольской вид, а на колышек над дверью повесил в качестве тотема медвежий череп, на который наткнулся в лесу. Мы предвкушали, как покажем хижину Марку, когда он прилетит с дополнительными припасами. Обезьянье озеро уже затягивалось льдом, но я объяснил Терезе, что старенький «Бобр» просто сменит поплавки на лыжи.

В эту последнюю неделю октября мы в первый раз могли позволить себе отдохнуть как следует. Теперь, когда стук молотка и другие рабочие шумы смолкли, хижину вновь окутала благостная тишина. Нам выпало коротенькое индейское лето – стояла такая теплынь, что можно было не надевать верхней одежды, наслаждаясь полным отсутствием жалящих насекомых, которые все погибли от первых заморозков – увы, как и древорез.