Мастейн. Автобиография иконы хеви-метала - Дэйв Мастейн

нет сомнения в том, что этот парень был помешан на этической стороне вопроса. Когда мы познакомились, он хотел побороть меня в армреслинге. Чувак разменял седьмой десяток, но «банки» у него были приличные, и ему потребовалось около десяти секунд, чтобы хлопнуть моим костлявым наркоманским запястьем по столу.

– Отлично! – отреагировал я. – Теперь, когда ты вывихнул мне руку, можно мне порошка?

Веришь – нет, это не была необоснованная просьба в центре реабилитации. Первым делом мне поставили капельницу с Верседом, затем ввели некоторые питательные вещества и добили Висторолом или Клонопином. И довольно скоро я пребывал в таком кайфе, как будто накачался где-то на улице. Приход после передозировки Диазепамом мало чем отличался от того состояния. Чтобы снова поставить меня на ноги, доктор Айболит выписал мне среди прочего… Диазепам. И когда я был обдолбан до состояния оцепенения, этот парень вошел ко мне в палату и заставил купить его дом.

Я серьезно.

Ни юриста, ни нотариуса. Ничего. Просто я, врач и договор. Не знаю, зачем я его подписал. Черт – я был в то время не в себе. Лучше ответь мне на вопрос, что за терапевт накачивает своих пациентов, а затем втюхивает свою недвижимость? Ответ: шарлатан. И наркоман. Доктор Айболит был и тем, и другим. Оказалось, этот старый хрыч ширялся в больнице в промежность. Хер у него все равно не стоял, поэтому кто, черт возьми, мог это заметить? Как и следовало предугадать, в конечном итоге он умер от передоза, и по своему опыту могу сказать, что этот путь избирает значительное число людей в реабилитационном бизнесе.

Как бы там ни было, находясь в центре, я стал увядать – эмоционально, духовно, физически. Физическое состояние волновало меня меньше всего. Честно говоря, мне было плевать, жив я или мертв, и некоторое время казалось, что мертв. Однажды я споткнулся и упал в ванной комнате – прямо между туалетом и ванной – и на руке открылась отвратительная рана. Я позвонил Пэм и сказал, что думал, что передознулся лекарствами, и мне нужна ее помощь. К концу дня они вместе с Роном Лаффитом забрали меня и посадили в самолет. Пунктом назначения было место, известное как «Медоуз», реабилитационный центр, расположенный в Викенбурге, штат Аризона.

Буду откровенен: я почти ничего не помню со своей первой недели, проведенной в Викенбурге, и я чуть там не умер. Организму потребовалось именно столько, чтобы избавиться от интоксикации и восстановиться. Как только я избавился от наркотиков и оказался вне риска коронарного приступа, что просто невозможно на ранних этапах реабилитации, началась действительно трудная и болезненная работа. Семь недель интенсивных консультаций в стационаре и терапия. Не только для меня. В самом начале процесса было установлено, что мы с Пэм можем извлечь пользу из парной консультации. Если ты никогда не пребывал в аду психотерапии, позволь мне тебе сказать – это тот еще пиздец.

Я нисколько не виню в этом Пэм. Она ожидала сказочный брак с рок-звездой, а вместо этого получила… меня: гулящего, наркомана, алкоголика, сумасшедшего суицидника. Ну, если брать крайности. И в первые два года нашего брака их было гораздо больше. Однако противостоять этой реальности равносильно пытке. Парные консультации привели к терапевтической комнате смеха. В дополнение к обычным встречам АА, меня отправляли на сеанс мужской групповой терапии, семинар по сексу, семинар по управлению гневом… снова и снова. Казалось, они считали, что мне не хватало только увлечься азартными играми. Потом опять же, было и так ясно, что я играл в азартные игры с жизнью и средствами к существованию, поэтому, может быть, не рвался рисковать еще больше. Конечно, некоторое из этого было полезным. Но многое оказалось полным дерьмом. Я не видел разницы между героиновой зависимостью (мой случай) и одержимостью сексом (не мой случай, не считая случайных пьяных связей). Хотя все консультанты твердили, что модели поведения связаны, и в силу своей профессии я был подвержен и пропагандировал широкий спектр отвратительных привычек, все из которых было необходимо прекратить. Моей бедной жене предложили принять участие в собраниях Анонимных Алкоголиков, но это продолжалось всего несколько минут. Все эти нечастные женщины открыто фантазировали о кастрации своих супругов, пока те спали, а после собрания мило обнимали друг друга в знак поддержки. У Пэм от такого по коже мурашки побежали.

А еще две разные версии «семейной недели[43]», которую я был вынужден терпеть. Эта была кульминация, или, наоборот, самый неприятный момент реабилитационного процесса, аналогичный теме «возмещения ущерба», когда находишься в клубе АА. Обряд посвящения, так сказать. Период после вмешательства. Ты усаживаешься с близкими и любимыми, и они избавляются от бремени сдержанного негодования, рассказывая тебе о каждом вредоносном или неловком поступке, который ты когда-либо совершал, в трезвом или пьяном состоянии. Это жестко, и я дважды через это прошел. Один раз с Пэм и своими сестрами (моей кровной семьей) и второй раз – с парнями из Megadeth (моей профессиональной семьей). Оба сеанса получились мощными, откровенными и очищающими. Поначалу мои коллеги были так разгневаны, что даже не хотели принимать участия в процессе, но как только им дали зеленый свет, они не стали сдерживаться. Их беспокоила не только моя наркозависимость, но и то, что я подверг риску их профессиональную карьеру. Я это понимал. Уволил предыдущих участников Megadeth именно по этой же самой причине. Но сомневаюсь, что они понимали глубину моей проблемы или степень страдания. Я не был даже уверен, что хочу продолжать сочинять песни или играть музыку. И понятия не имел, хочу ли я продолжать с Megadeth. Однако точно знал, что не в состоянии отправиться на гастроли, и это признание крайне сильно беспокоило остальных ребят в группе, как и наш менеджмент.

После того, как меня госпитализировали, мы отменили широко разрекламированный тур по Японии. И теперь, когда я, казалось бы, шел на поправку, ребята хотели возобновить гастроли. Самым неприступным оказался Марти Фридман, который к этому времени фактически занялся самоуправством. Он был безумно влюблен в культуру Японии, вплоть до того, что в конечном итоге стал как Ричард Чемберлейн из фильма «Сегун[44]».

Марти чуть ли не всю жизнь мечтал сыграть в театре «Будокан», и мой рецидив стоил ему этой возможности. И за это мне было искренне его жаль. Но не настолько, чтобы прямо из Викенбурга лететь в Японию. Ребята в конечном счете пусть и неохотно, но приняли мои извинения и поддержали мое решение. Дело не в том, что наш агент