Черный Спутник - Елена Леонидовна Ермолович

огня и принялся разливать чёрную жижу по фарфоровым чашечкам, – просто скажите, словами. Знаете, Цандер, я говорил с герцогом в Ярославле, он, по-моему, до сих пор считает Рене предателем, отрёкшимся от него после его ареста. И упивается своим христианским всепрощением. Кто-то должен сказать ему, что всё оно не совсем так.

Цандер взял со стола одну из чашечек, пригубил кофе.

– Я скажу. Когда увижу его светлость. Только, сдаётся мне, ему уже всё равно.

– Перегорело?

– Наоборот. Герцог всегда знал, что за человек его сиятельство – это я про Рене, – и ему всё равно было, даже если бы тот ел людей и вешал себе на шею их кости. Я-то скажу, но что это изменит?

Мора поставил две чашки на такой же щербатый поднос.

– Вот и верните Рене его честное имя. Герцогу всяко приятнее будет знать, что друг его никого-таки не ел.

Мора взял поднос и летящей походкой удалился с кухни. Плаксин проводил его насмешливым взглядом.

Аделаису Мора нашел в гостиной – пустынной, почти без мебели, только огромный обеденный стол посреди комнаты, и раскидистый фикус в промежутке между окнами. Аделаиса переоделась в женское – всё в то же своё бледно-розовое платье, наверное, оно было у неё одно. Она смотрела в окно – на людей, на проезжающие экипажи – и живое её личико было печально.

– Пришёл повар, принёс еду, скоро будет обед, – обрадовал девушку Мора.

– Как же мы будем есть – без стульев? – отозвалась Аделаиса, но больше из приличия, без интереса в голосе.

– Плаксин что-нибудь придумает – для него нет нерешаемых задач, – отвечал Мора. – Как вы думаете, кто поливает этот фикус, почему он не вянет?

– Кто-нибудь да поливает, – безучастно пожала плечами Аделаиса. – Мне придется пробыть с вами до завтра, моя госпожа Керншток уехала за город, в гости. Лёвка только что узнал…

– Вы нас ничуть не тяготите, – успокоил Мора. – Вы принимали нас у себя, мы рады видеть у себя вас. Я приглашаю вас посетить с нами оперу, посмотреть «Альцину» Генделя, и притом из графской ложи. Послезавтра, если Плаксин не ошибся. Я простой человек, не умею выражаться красиво, как мои господа, и не знаю, как приглашают в оперу девиц по всем правилам этикета…

– Да как-то так, наверное, и приглашают, – улыбнулась Аделаиса. – Я сама дикарка, столько лет просидела в поместье Мегид.

– Вена вас перевоспитает, – пообещал Мора. – Так вы согласны? Рене поможет вам выбрать наряд – завтра к нам придёт портниха, и вы сможете…

Мора задумался – как назвать то, чем занимаются дамы у портних – обмерка, примерка?

– Я поняла, спасибо, Мора! – Аделаиса потрогала осторожно лист фикуса – блестящий, как будто лаковый. – Вы добрый человек, именно это и выдаёт в вас – не дворянина. Вам следует научиться быть злым.

– Вы, наверное, не так много людей встречали пока ещё, фройляйн, – возразил ей Мора. – И простые люди бывают злющими, и дворяне – добрыми, по крайней мере, я встречал парочку. Рене злючка, но если узнать его историю – странно, что он ещё не стреляет из пистолета во всех подряд.

– Наверное, не умеет стрелять, – с улыбкой предположила Аделаиса. – Он вроде тех статуй, что находят иногда в итальянской земле – из другого времени и как будто из другого мира…

– Эти статуи ещё как правило – без рук, – вспомнил Мора.

– А как его зовут на самом деле? Вы же оба – не Шкленаржи… Как его настоящее имя?

– Да так и зовут – Рене, Рейнгольд, а фамилия – вполне красивая, но я не имею права её называть. Вы можете сами его спросить, но он, скорее всего, разозлится и не скажет. Мой совет – выкиньте вы из головы этого Рене, он старый больной дед, и у вас с ним нет никаких шансов.

– Вы и в самом деле простой человек, Мора, – укоризненно заметила Аделаиса.

– А кто вам правду-то скажет? Мы пять лет с ним мотаемся вот так, в карете, из города в город – кого у него только не было, и дамы, и маркитантки, и амазонки. И все с вожделением зарились на старую корягу. Даже в ссылке в него была влюблена супруга его тюремщика – между прочим, молоденькая и хорошенькая. А Рене – с него как с гуся вода, плевал он на них на всех. У Рене кукиш вместо сердца, понимаете?

– Он кого-то любил и потерял? – с придыханием спросила Аделаиса.

– Да господь с вами! Разве что себя в зеркале, – разозлился Мора. – Ему никто не нужен.

– А кавалеры? – выпалила девушка.

– Я не буду с вами такое обсуждать, – смутился Мора. – Это не в моих правилах. Если вам угодно, обсудите с самим Рене, нравятся ему кавалеры или нет. Ко мне он точно ничего не подкатывал. Надеюсь, к Лёвке тоже.

Аделаиса помолчала, оторвала-таки от фикуса лист и, наконец, спросила:

– Вы проводите меня завтра к фройляйн Керншток? Лёвка тоже пойдёт, но он недостаточно…

– Презентабелен? Я к вашим услугам. И Рене могу за шкирку вытащить из его алькова, если он вам на что-нибудь пригодится.

– Не стоит, – улыбнулась Аделаиса. – И я, пожалуй, пойду. Увидимся за обедом, Мора.

Розовое платье прошуршало мимо, оторванный лакированный листочек остался лежать на подоконнике.

Мора выглянул в окно – в этом районе катались роскошнейшие экипажи, и Мора прикинул – успеет ли он здесь, в Вене, хоть кого-нибудь обыграть в карты? Нужно разведать у Плаксина – тот хоть и дворянин, но в таких делах разбирается хорошо. Мора задумался о дворянах – о их приспособленности к жизни, и о способности выжить в целом у разных сословий. Дворяне представились ему хрупкими бутонами – на фоне тех же репейников-купцов или крапивы-разночинцев. Плаксин был розой с шипами, а вот Рене… Мора искренне опасался, что без него Рене пропадёт. А куда его девать, с другой стороны? Хочет человек свободы – пусть гуляет.

«Он кого-то любил и потерял?» – вспомнил Мора слова влюблённой дурочки. Девчонке и в самом деле лучше не знать, кто там кого любил и кто там кого потерял.

Несколько вёрст не доехали они тогда до Ярославля – но так и было условлено. Телегу удалось сменить на хлипкий возок – Лёвка в Перми выиграл этот возок в карты, сэкономил прогонные. Возок неохотно катился по размокшим августовским дорогам. Мора правил, Лёвка – выталкивал колёса из грязи, а Рене страдал, лёжа поперек сиденья. За столько лет ссылки он отвык и от долгих переездов, и от ям под колёсами,