Черный Спутник - Елена Леонидовна Ермолович

опять понадобится твоя помощь, – позвал Рене, беспомощно подняв брови. – Только не хватай меня, как мешок, просто помоги идти.

– Как прикажете, папаша! – в голосе Лёвки послышалась радость – Рене вызывал у него то ли сыновние, то ли отеческие чувства.

Мора выбрался из кареты, подал руку Аделаисе – мужской костюм, не мужской – этикет никто не отменял.

– Какой нарядный домик! – восхитилась Аделаиса. – Хотя здесь все домики нарядные…

Дом графа Арно напоминал заварное пирожное – в череде других таких же.

– Папи верно говорит – съедобная архитектура, – оценил Мора. – Вы прежде бывали в Вене?

– Только проездом.

На крыльцо явился Цандер Плаксин.

– Пойдёмте, я провожу вас в комнаты.

Лёвка спрыгнул с облучка, попробовал помочь Рене выбраться из кареты, быстро разочаровался в своей затее, воскликнул:

– Это всё в пользу бедных! – и привычно вынес патрона на руках. – Ей-богу, так быстрее выйдет, папаша.

Так и вошли они в дом – Аделаиса с Морой впереди, Лёвка с Рене за ними, и у Рене не было уже сил упираться, он только сказал на пороге дома, когда Лёвка нёс его, а Цандер бережно придерживал двери:

– Ты вносишь меня в дом, как жених новобрачную…

– Ещё одна содомитская шутка – и уроню, – пригрозил Лёвка.

Видно было, что в доме никто не жил последний год, если не больше. Мебели в прихожей не было – хозяин вывез в парижское своё жилище.

– Кровати-то есть? – заволновался Лёвка.

Рене воспользовался его замешательством и стал ногами на пол, теперь он всего лишь опирался на Лёвкино плечо.

– Их сложно было вытащить, здесь у них такие… альковы, – успокоил Цандер. – Пойдёмте, расселю вас.

– Я должна быть у госпожи Керншток, – пробормотала Аделаиса.

– В шесть утра, в мужском наряде? – удивился Плаксин. – Моветон, фройляйн. Отдохните, переоденьтесь, примите ванну – считайте, что это гостиница. И, свежая и цветущая, в кринолине, вы отправитесь к своей госпоже Керншток. Пойдёмте со мною, фройляйн, я покажу вам вашу комнату.

Плаксин подал девушке руку – церемонно и изысканно, словно приглашал к танцу, и вдвоём они поднялись по лестнице. Лёвка с Рене поплелись следом. Рене опирался одновременно на свою трость и на Лёвку, Мора последовал за ними замыкающим.

Как только Мора перетряхнул от пыли пресловутый альков, Рене тут же туда упал и лежал неподвижно, с видом умирающего. Лёвка отправился распрягать лошадей и разбирать вещи, пообещав Рене:

– Как только найду в багаже кофе – сварю вам немного для поднятия сил.

– Спасибо, Лев, ты мой ангел-хранитель, – прошелестел Рене.

Как только дверь за Лёвкой закрылась, Мора спросил:

– Папи, что за счастье вы проспали в Петербурге с господином Плаксиным?

– У него и спрашивай, – устало отвечал Рене. – Я не в настроении сам рассказывать о своём позоре. – Он лежал, закинув руки за голову, великолепная шляпа валялась рядом. – По твоему лицу я вижу, что ты принял какое-то важное решение. Такая многозначительная задумчивость…

– Я принял решение завершить карьеру отравителя, – признался Мора, – сразу после нашей вылазки в оперу. Вы правы, эта жизнь не для меня. Вернусь к поддельным векселям и краплёным картам. Женюсь на своей муттер, если она согласится и не выскочила ещё за какого-нибудь богатого старичка в Кёниге. А если и так, подожду, как старичок помрёт, и посватаюсь снова.

– Ты, как и Мон Вуазен, и донна Тофана, – перепутал оружие и товар. Для бедного человека это извинительно, – сказал Рене. – Ты не бездарен, хоть я тебя порой и ругаю, и не излишне чувствителен – все люди таковы, если они не животные. Просто не делай оружие предметом торговли, и проживёшь долгую счастливую жизнь.

«Как вы?» – хотел спросить Мора, но вовремя понял, что если жизнь Рене и была счастливой – было это очень давно.

– Ты завершишь карьеру, и что же будет со мною? – спокойно и, кажется, весело спросил Рене. – Ты вернёшь меня владельцу? В баронское поместье Вартенберг? Зашивать колотые раны русским гренадёрам?

– Вы не собственность герцога, он вас не купил, – возразил Мора. – Он просто просил нас помочь вам, потому что ваши охранники и доктор собирались…

– Оставь, я понял…

– Мы разделим всё на четверых, и каждый волен будет идти куда захочет. Лёвка отправится рисовать цесарские рожи, Плаксин – целовать сапоги своего герцога, я женюсь, а вы – делайте что хотите. Можете жениться, можете – целовать сапоги.

– И то и другое одинаково гнусно, – рассудил Рене.

– Боюсь, мне не дождаться Лёвки с кофе, – посетовал Мора. – Пойду, попробую найти что-нибудь на графской кухне или вытрясу из Плаксина.

– Возьми спиртовку в моём саквояже, – слабым голосом крикнул ему вслед Рене.

На кухне графского дома, среди паутины и мышиных какашек, Мора пытался сварить кофе на спиртовке алхимика в кое-как отмытом ковше. Прозрачно-белые чашечки с отколотыми краешками, обнаруженные здесь же, на кухне – ждали на столе. Плаксин, почуяв запах, кругами ходил около.

– Цандер, может, вы мне ответите, – пристал Мора. – Рене стыдится отвечать. Что было у вас в Петербурге – это же наверняка уже не тайна? Что такое вы прощёлкали клювами?

– Просрали всё, – просто ответил Цандер. – Сидели на жопах ровно и проспали переворот. Ты же русский, ты должен знать свою историю.

– Я цыган, родом из Кёнигсберга. Какой я вам русский?

– Как же ты попал в Ярославль? – удивился Цандер.

– А герцог как попал? Вот и я так же. Сослали.

– Ты много воды налил, долго не вскипит, – оценил Плаксин перспективы кофеварения.

– Так и нас много, – отвечал Мора. – Так что же, герцог угодил в Ярославль, оттого что вы всё проспали? А сами вы с братцем как-то потом оказались в Париже? Молодцы…

– Много ты понимаешь, – оскорбился Цандер. – Мы служили герцогу, но и его сиятельство – это я про Рене – тоже нам приплачивал кое за что. Когда герцога арестовали, Рене отправил нас с братом в Париж, со срочным секретным письмом для одного вельможи. Дипломатическая почта досматривалась, а нам удалось незаметно провезти это письмо через границу. Обратно мы уж не поехали – кому охота в тюрьму садиться.

– А что было за письмо?

Мора поболтал ковш над спиртовкой.

– Да тебе-то зачем? Долго объяснять. Герцог был осуждён на смерть, но тот вельможа из Парижа – они с дюком какие-то дальние родственники – поднял такую бучу, русская правительница перепугалась, и его светлость всего лишь сослали. Можно сказать, тот французский маршал спас его жизнь.

– Рене, – поправил Мора.

– Герцог не знает, кто переправил то письмо, – пояснил Плаксин. – Просто знает, что маршал за него вступался.

– Так скажите ему, – снял Мора ковш с