Трудно отпустить - Кристи Бромберг

рулем. – Она хватает меня за руку и тащит к патрульной машине. Меня охватывает всепоглощающий страх, которого я никогда раньше не испытывал. – Нам нужно поехать в больницу. Нам нужно…

– Да что, черт возьми, случилось? – кричу я. Каждая частичка меня замолкает. И это пугает больше всего.

– Произошла авария, Джон.

– Хантер. Я – Хантер, мама.

– Авария. Твой брат попал в аварию.

– Что ты имеешь в виду? – Смотрю я сначала на маму, а потом на полицейского: – О чем она говорит?

– Твой брат пересек сплошную и столкнулся лоб в лоб с другой машиной. – Его голос звучит серьезно, но глаза говорят о том, что он повидал многое. Поэтому мне страшно услышать, что он скажет дальше. Я сосредотачиваю все свое внимание на значке на его груди. С выгравированными на нем солнечными лучами. Снова и снова повторяю буквы, из которых состоит его фамилия, потому что если остановлюсь, он скажет, что мой брат мертв. Скажет, что он сел пьяным за руль. Что авария произошла из-за него. Что когда я отказался забирать маму, он поехал за ней. Не смог отказаться. Не смог сказать нет. Поехал забирать маму с работы, несмотря на выпитое.

Потому что этого не сделал я.

Все случилось из-за меня. Я не отвечал на его звонки. Он звонил, чтобы сказать, что не может сесть за руль пьяным. И полицейскому об этом известно. Он скажет, что это произошло, пока я занимался сексом с подружкой брата. Я все испортил.

– Он в порядке? – Я едва могу говорить, по телу бегут мурашки. Слова, кажется, сами вырываются изо рта, пока я смотрю на полицейского и с надеждой жду ответа, хотя и так уже знаю его.

– Он в больнице. Офицер… он подобрал меня после работы, чтобы привезти сюда… чтобы захватить тебя… Все очень серьезно, Хантер. Твой брат. Он… второй водитель… она не выжила.

Я стараюсь осознать услышанное.

Пытаюсь понять.

Переварить.

Но ничего из сказанного не имеет смысла.

Кроме…

Кроме того, что я стал всему причиной.

Вся ответственность на мне.

Я хотел отомстить ему.

Мама думала, что оставила в больнице меня. Оставила одного.

И тут… Я больше не чувствую Джона. Больше не ощущаю своего брата-близнеца.

Я таращусь на полицейского так, будто не слышу его, будто не хочу его слышать… И именно в этот момент все рушится.

Глава 45. Хантер

Что-то не так.

В голове туман.

Не могу собраться с мыслями.

Я пытаюсь сконцентрироваться, но у меня все равно не получается изменить план игры.

Может, я заболел.

Может, наконец сказывается выгорание.

– Сложная выдалась игра.

Я бросаю на Мейсена взгляд и киваю.

– Прости. Я… облажался по полной программе.

Он, видимо, удивленный тем, что я не спорю или не пытаюсь защититься, пожимает плечами.

– Случается, мужик. – Он хлопает меня по спине, когда я направляюсь к шкафчику. – По крайней мере, мы все равно выиграли.

– Верно, – киваю я. Хотя неприятно осознавать, что я сам не внес в это никакого вклада. Неприятно осознавать, что получи я сообщение от отца, он написал бы именно это.

– У нас будет парочка дней, чтобы оправиться.

– Моему телу не помешает отдых, – поддразниваю я и, бросив перчатки в шкафчик, вздыхаю, когда вижу, как на телефоне высвечивается уведомление.

– Так и знал, что он не сможет долго сопротивляться, – бормочу я.

Сделав глубокий вдох, я беру телефон в руки. Когда я вижу написанные им слова, меня охватывает паника.

Отец: Позвони. Это связано с Джоном.

В следующую же секунду я выскакиваю из раздевалки, чтобы найти уединенное тихое место.

Мама не отвечает на первый звонок. Я пытаюсь еще раз.

– Алло? – Она звучит как всего лишь тень себя самой.

– Мам? Мам. Что случилось? Как Джон? – Мои слова звучат сдавленно отчасти из-за паники, отчасти из-за неверия, а может, из-за того, что я пытался придумать, как жить дальше, но меня снова засасывает в бездну стыда.

И конечно, ненависть к себе, как старый враг – невозмутима, безжалостна и неумолима.

– У него остановилось сердце. Он…

– Что? – реву я. Как, мать вашу, мне выбраться отсюда?

У меня перехватывает дыхание.

– Случилась остановка сердца, «Скорая» приехала и… – Чистый, первобытный страх, вибрирующий в ее голосе, поражает сильнее, чем любой удар, который я когда-либо получал. – Они реанимировали его. Сейчас он в больнице.

– Но почему? Что случилось?

Мне нужно выбраться отсюда.

– Еще одна инфекция в легких. Его тело, Хантер… Его тело больше не может функционировать. Врачи говорят, что его иммунная система пребывает в состоянии постоянной борьбы. Нам повезло, что в этот раз они смогли откачать его. – Она издает звук, который я никогда больше не хочу слышать.

Грубый и надрывный, он звучит так, словно у нее вырвали сердце.

– Мам. Но теперь-то с ним все нормально? Он отдыхает и…

– Да. Он в порядке. Находится под наблюдением и, скорее всего, вернется домой уже завтра.

– Ладно. Ладно, – повторяю я снова и снова, скорее для себя, чем для нее. Словно пытаюсь убедить себя в том, что все образуется, хоть и отчасти знаю, что такого не произойдет.

– Сердце твоего отца… – бормочет она почти так же, как я совсем недавно твердил слово «ладно».

Двое потерявшихся в скорби, понимающие, что ждет их впереди, но все еще отрицающие это.

– Да, знаю. С ним все в порядке?

У отца случился сердечный приступ в ту ночь, когда мы узнали об аварии. Его сердце так и не восстановилось, но пробуждалось к жизни всякий раз, когда он вытаскивал меня на лед. Так он делал хоть что-то – командовал, загонял меня в угол, чтобы превратить в того, кем Джон мог бы стать… чтобы спасти себя.

А я позволял ему. Каждый вечер. Каждый день. Каждый час. Я позволял ему изводить меня на льду, наказывать за то, что я сделал, – за то, что проигнорировал просьбу Джона, за то, что стал причиной, по которой он сел пьяным за руль, за смерть невинного, в чью машину он врезался. Я плакал, горел и молился… не имея понятия, переживет ли мой брат следующий день. Я потерял половину себя. Я был одинок. Я умолял, истекал кровью и терпел агонию, потому что мои тренировки стали единственной вещью, дарующей отцу желание жить. Мое наказание стало для него единственным способом воплотить в жизнь надежды, которые он возлагал на Джона. Мечты, которые не имели со мной ничего общего.

– Я не знаю, что делать, – шепчет мама. – Что же мне делать?

– Я буду