Неизведанные земли. Колумб - Фелипе Фернандес-Арместо

href="ch2.xhtml#id174" class="a">[378]. Все эти влияния, внутренние и внешние, неуклонно приводили Колумба к убеждению в своей провиденциальной роли.

Однако если и было какое-то одно, решающее влияние, то его следует искать в склонности Колумба использовать религию в качестве убежища. Он устремлялся в гавань религиозного опыта всякий раз, когда ему угрожали жизненные бури. Отношения с Богом стали для него заменой неудовлетворительных человеческих взаимоотношений. Его путь к небу был проложен среди обломков многочисленных разрушенных дружеских связей. Разглагольствуя о любви к Богу, он почти никогда не упоминал о своей жене или любовнице. Его вера в Бога контрастировала с подозрительностью и страхом, внушаемыми его вездесущими врагами в человеческом обличье. Небесное общение было осознанным прибежищем одиночки. Во времена кризиса у него имелся «глас неба», с которым можно поговорить, но не друг из плоти и крови.

В конце 1500 года и на протяжении большей части 1501 года усилия Колумба по самооправданию сосредоточены на сборе библейских и античных текстов, подкрепленных астрологическими наблюдениями, предположительно пророческими в отношении собственных достижений. Очевидно, он усердно работал над этими текстами, когда писал записку о Иерусалимском проекте: отсюда непонятно как попавшие туда тексты Исаии, которые не имели никакого отношения к Иерусалиму, но находились на первом плане в сознании Колумба, потому что он рассматривал их как имеющие отношение к нему. Он получил некоторую помощь от картезианца Гаспара де Горрисо, одного из самых плодовитых корреспондентов в то время, – он был для Колумба источником библиографических советов и хранителем его трудов. Возможно, он временно отошел от некоторых друзей-францисканцев из-за негативной критики от миссионеров Эспаньолы, и Горрисио до конца дней Колумба приобрел своего рода совмещенную роль духовного отца и делового агента, которую прежде выполнял и до сих пор периодически продолжал выполнять францисканец Хуан Перес.

Сохранившиеся тексты пророчеств, собранные Колумбом, носят следы влияния его самого. Более приглаженная версия, отредактированная Горрисио, возможно, существовала или, по крайней мере, была задумана, но сейчас мы имеем всего лишь беспорядочную массу почти случайных заметок, собранных в течение длительного времени и включающих материалы, добавленные, вероятно, до 1504 года. Сборник под несколько вводящим в заблуждение названием Book or Manual of Authorities, Sayings, Pronouncements and Prophecies Concerning the Matter of the Recovery of the Holy City and of Zion, the Mount of God, and Concerning the Discovery and Conversion of the Islands of India and of All their Peoples and Nations for our Spanish Monarchs[379] содержит более 100 записей, размещенных на 84 листах[380]. Большинство из них – библейские и святоотеческие тексты об Офире, Фарсисе и других местах, имеющих особое значение для Колумба, или просто об островах. Существует фрагмент, содержащий, по-видимому, копию записи о затмениях, наблюдавшихся Колумбом, с соответствующими вычислениями долготы, запутанными и противоречивыми. Есть пояснение к отрывку из «Медеи» Сенеки (взятому из фолианта, сохранившегося среди книг Колумба), который впоследствии процитировал Колумб, предлагая мысленно сравнить его самого с кормчим Ясона, Тифисом, «который откроет новый мир, и тогда Туле больше не будет самой отдаленной землей». Существует любопытный фрагмент письма, якобы адресованного генуэзским послом католическим монархам, в котором Иоахиму Флорскому приписывается предсказание о том, что «из Испании придет человек, который вернет Ковчег Завета». Наконец, помимо каракулей и случайных набросков, через определенные промежутки времени на протяжении всего сборника появляются три стихотворных фрагмента. Строфа из восьми строк посвящена празднику Иоанна Крестителя, к которому Колумб, как мы видели, питал особую приверженность. Есть восемь строк о том, как следует выполнять свои обещания, которые, по мнению Колумба, могли иметь отношение к искам, с которыми он обращался к монархам. Последнее стихотворение, более длинное и покаянное по характеру, было набросано на полях последнего листа и поэтому, вероятно, может быть с уверенностью отнесено к позднему периоду. Его интровертный тон и акцент на неизбежности смерти подтверждают это, а намеки на «счеты с Цезарем», на «злостных врагов» и на «боль и мучения», перенесенные истинными слугами Христа, отражают состояние отвращения к миру, о котором Колумб собрал эти пророчества[381].

Проект крестового похода и сборник пророческих высказываний были задуманы отчасти для того, чтобы повлиять на отношения Колумба с монархами в то время, когда считалось, что он «находится в опале, не пользуется благосклонностью монархов и имеет мало денег». Оценка Колумбом своего состояния подтвердила это мнение. Он писал, что «лишен чести и имущества без причины». «Сейчас я не слишком востребован, – писал он Горрисио в мае 1501 года, – и мое предприятие не слишком процветает»[382]. Упоминания о прикованности к постели наводят на мысль, что его здоровье также ухудшилось. Как и в прошлый период вынужденного бездействия в Испании, он засыпал монархов советами не только по проблемам Эспаньолы и мореплавания в Вест-Индию, но и по всем вопросам, в которых мог претендовать на опыт и знания, включая маршрут путешествия инфанты Хуаны к ее мужу-бургундцу, перевозку товаров во Фландрию и каботажные плавания в Западном Средиземноморье. Наибольшую практическую пользу его таланты приносили в постоянной борьбе за защиту своих прав и доходов от произвола бюрократии и угрозы конфискации со стороны короны. В этой кампании Горрисио, вероятно, служил его посредником, храня копии записок, в которых адмирал подробно перечислял свои права и конкретизировал претензии. Он жаловался главным образом на то, что из-за своего увольнения потерял выгоду от отправления правосудия, что было его привилегией; что его доля в доходах монархов от Эспаньолы рассчитывалась после вычета королевских выплат третьим лицам; что ему было отказано в праве осуществлять назначения на должности и увольнения на Эспаньоле, что входило в число его привилегий; что его монополия на мореплавание была нарушена; что его расходы не были возмещены и, проще говоря, согласно ходатайству 1500 года, что «он подвергал риску себя и своих братьев, и приехал издалека, чтобы служить Их Высочествам, и потратил на это 17 лет, лучшие годы своей жизни, оставшись без какой-либо компенсации»[383].

В конце 1501 или начале 1502 года появились признаки того, что удача поворачивается к Колумбу лицом. Он смог привлечь капитал у генуэзских банкиров в Севилье, чтобы воспользоваться правом инвестировать в плавания к открытым им землям («моя восьмая доля в плаваниях купцов, которые отправляются к Индиям»)[384]. Добыча золота на Эспаньоле достигла такого уровня, что его ожидала довольно круглая сумма. Более того, ему начинало казаться, что монархи все еще нуждаются в нем. Их политика, столь ненавистная Колумбу, по выдаче разрешений «чужакам» на исследовательские путешествия через Атлантику к концу 1501 года принесла удручающе мало результатов. Выгоды от плана Охеды отнять у Колумба жемчужные промыслы Маргариты пожинали братья Герра из Трианы, поставщики морских сухарей и галет для флотов Вест-Индии, имевшие