Гагарин: дорога на Марс - Анатолий Евгеньевич Матвиенко

Пискнул сигнал тревоги, загорелся жёлтый, через несколько минут красный индикатор. В отсеке мужчин падало давление ниже критического. Не имея доступа к электронике корабля, Билл имел возможность открыть люк вручную.

Если надел скафандр только на себя, Павел мёртв. Понимая, что не хочет услышать ответ, всё же спросила:

— Ты убил Харитонова?

— Несчастный случай. Не рассчитал дозу.

— Тогда я беру скафандр. Урсула привязана, на неё не одеть. Попробуешь перебраться на нашу половину и открыть люк снаружи — убьёшь её.

— Нет, это ты её убьёшь! Развяжи и дай ей возможность одеться!

— Один ты не посадишь корабль на Марс. Разговоры, сам понимаешь, пишутся. В том числе на резервный носитель, тебе до него не добраться. Всё кончено, Билл. Сиди в своём модуле и пиши завещание. Блокирую вентиляцию.

Она отчаянно блефовала. Аппаратуру жизнеобеспечения дистанционно не остановить, конструктивно не предусмотрено. Даже без остановки вращения американец переберётся на их половинку — по шлангам, тросам, проводам. Вскроет люк, а в рукопашной с этим здоровяком не справится. Убьёт её столь же хладнокровно, как Харитонова.

Эх, Пашка, Пашка…

— Ксения! Заблокируй штурвальчик люка, — попросила Урсула. — Он грохнет нас обоих!

«Обеих», хотела поправить, но не стала терять времени и принялась откручивать рукоять тренажёра, чтоб вставить в штурвал. Справилась до того, как аппаратура корабля доложила об открытии внешнего люка второй части «карусельки». Космонавтка, теперь — командир экипажа, хоть и бунтующего, стала под иллюминатором на условной крыше, откуда просматривался противоположный отсек.

Люк открылся, и Ксения увидела продолговатый объект, замотанный в плёнку. От сильного толчка этот объект скользнул в сторону кормы, чтоб вскоре раствориться в вечной черноте. Вот и все похороны советского космонавта.

Комок подкатил к горлу.

Отец всегда выделял Пашу Харитонова из другого молодняка отряда космонавтов, доверял ему летать с Андреем, много раз приглашал домой в Серебряный Бор. Повторял: ему верю как самому себе. И вот, бездыханное тело в бескрайнем пространстве между Землёй и Марсом… Космонавт стремился в космос и здесь обрёл последнее пристанище. Но не из-за враждебной человеку среды, а из-за удара в спину.

Нанёсший его мерзавец сейчас примерялся, как вскарабкаться в сторону их с Урсулой отсека. Связь работала, он продолжал увещевать надеть скафандры обеим и впустить его внутрь — добровольно.

— Хорошо. Твоя взяла. Мне нужно сорок минут. Потом остановлю вращение. Пока подумай о гарантиях, которые мне дашь, что сохранишь жизнь. Я согласна на вариант — Урсула остаётся на орбите, мы вместе идём на Марс.

Про вращение сказала неспроста. На крыше отсека ощущение тяжести практически равно земному. Чем ближе к центру вращения — тем меньше. Билл весит килограмм восемьдесят, массивный ранцевый скафандр для работы на Марсе — больше пятидесяти. То есть первые метры дадутся ему весьма не просто.

Ксения не взяла скафандр, а склонилась над терминалом управления. И пока выключила радиообмен.

— Что происходит? — взволновалась Урсула.

— Спасаю нам жизни. Для начала запустила двигатели вращения. Твой урод-соотечественник в скафандре весит более ста тридцати кило, в фунты переведи сама. При ускорении свободного падения в полтора «жэ» получится под двести, уже никаким чудом не перелезет к центру. При двух просто распластается по крыше отсека.

Работать на клавиатуре стало труднее — даже просто держать руку на весу. Топлива хватит на пару раскруток-остановок, но резерв не бесконечен.

Американец обнаружил подвох. Лёжа на крыше отсека, он начал движение к открытому люку перекатом и ползком. Ранец мешал преодолеть жалкие пару метров одним рывком.

— Что ты делаешь? — спросила Урсула.

— Убиваю. Сброс воздуха блокирован, пока датчик показывает открытие люка. Ввожу состояние аварийной разгерметизации, обходя этот запрет… Готово! Сейчас ветер свищет из люка, только Билл его не видит.

Килограммы бесценного воздуха, с колоссальными затратами доставленного к Марсу, уносились в вакуум. Когда американец, наконец, задраил свой люк изнутри, баллоны опустели. У него остались только литры в ранце — на два или два с половиной часа.

Гагарина легла на пол под иллюминатором, не спуская глаз с крышки люка.

— Ты так хладнокровно… Ксения! Его ещё можно спасти!

— Чтобы он прикончил нас? Меня — сразу или бросив на Марсе, тебя позже как ненужную свидетельницу его преступлений. Ладно, если хочешь — объясняйся с ним.

Встала на колени, перещёлкнула тумблер, впустив в отсек ругань астронавта, обнаружившего, что остался без запасов воздуха.

— Довольны? — он снова говорил по-русски, теперь ради Ксении, а не соотечественницы. — Я сейчас доберусь к спускаемому аппарату. Там заправлю баллоны. В нём есть инструменты, даже плазменный резак. Прощайтесь, что ли.

— Ксения! Придумай что-нибудь! Он обезумел!

— Только безумец попробует ползти по тросу, удерживая руками четверть тонны. Даже если от этого зависит спасение жизни.

Американец не сдался, снова вышел из отсека, вцепился в трос и каким-то невероятным усилием преодолел метра два. Потом упал и затих.

— Всё равно придётся одеть скафандры и выйти к нему.

Ксения думала вспылить от непостоянства Урсулы в диапазоне от панических «убьёт нас» и «обезумел» до миндальничания с просьбой спасти и не убивать. Но та добавила:

— Не о нём я забочусь! Если тело останется около люка, мы не соединим отсеки!

Гражданам Соединённых Штатов не отказать в рациональности мышления.

— Ты права. Похоже, Урсула, мы остались без мужского общества.

— Слава богу. Он угрожал мне! Я ввела тебе инъекцию, потому что боялась его!

— Но так как разговоры не писались, не проверю. Значит, не поверю.

Ксения достала медицинский комплект и принялась обрабатывать глаза американки.

— Левый глаз в порядке. Небольшая травма глазного яблока и века. Что делать с правым, не знаю. Имеешь шанс лишиться его. Пока наложу противовоспалительную мазь и введу укол.

— Зачем ты так… Я не хотела тебя убивать.

— Но убила бы. Сама или по приказу мистера Уоррена, мне не столь важно. Горло болит?

— Болит. Ты как копытом…

— Ещё раз назовёшь мои руки копытами, отправлю к Биллу в компанию. Может, не тянуть, сразу отправить? Пока ты жива, я не в безопасности.

— Ты имеешь право так обо мне думать. Но мы хотели как лучше! Вы, русские, первые на орбите, вы первые на Луне. Почему⁈ Это же дико несправедливо. И я согласилась подыграть ему только после обещания: никто из вас не пострадает. На меня как на медика возлагалось сочинить, почему вас обоих пришлось отправить в сон.