Огненная река - Питер Хеллер

то сможет позвонить и вызвать вертолет – но каноэ нигде не было. Черт. Где же он его спрятал? Где бы это ни было, он проделал хорошую работу. Джек поискал вокруг знаки, следы волочения, но ничего не нашел. К херам это. У него больше не было времени валять дурака. В любом случае, Пьер, скорее всего, давно выбросил телефон в реку, чтобы власти не нашли его, когда он доберется до деревни, и не спросили, почему он не сообщил об экстренной ситуации раньше.

Джек подошел к лодке, поднял девушку на руки и понес так осторожно, как только мог, сквозь рев разбивающейся о скалы пены к пляжу для спуска на воду внизу. Осторожно положил ее на толстую подстилку из лишайника и мха, побежал обратно и заставил себя дотронуться до Винна. Винн был слишком тяжелым. Из-за этого Джек чувствовал себя ужасно неповоротливым, его движения были скованными, но но подлез под него, поднялся на ноги, нес его на плечах всю дорогу вниз по тропе, и хотя его колени дважды подогнулись, он не позволил ему упасть. Его ухо и подбородок прижимались к холодной коже правого бока Винна выше пояса, и он заставлял себя говорить всю дорогу:

– Ладно, приятель, мы справимся, мы справимся с этим, сейчас мы едем домой. Я отвезу тебя домой.

Снова и снова. А потом он побежал обратно на верхний пляж и больше не смотрел на Пьера, растянувшегося в тени. Он водрузил каноэ на упомянутую пьяницами специальную колесную штуку и почти не взял ни провизии, ни снаряжения. Им просто нужно было пережить ночь, и он толкал и тащил облегченную лодку вниз к реке, по следу от волока. Он уложил ее обратно в лодку на подстилку из пустых рюкзаков и пробормотал: «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста». Он уложил Винна, как смог, на переднее сиденье, а затем оттолкнулся и больше не оглядывался на водопад. Он знал, что до деревни всего сорок три мили по быстрой воде. Три дня в обычном темпе путешествия, однако он знал, что они могут безопасно перемещаться по нему ночью и что они будут там где-то завтра.

Эпилог

Джек вел машину.

Перед ним лежала крутая извилистая дорога вверх по Пыльному хребту. Он ехал с выключенными фарами, потому что полноценная ночь еще не наступила, а он хотел увидеть все пространство леса и песчаную дорогу, проходящую через него. Он то и дело попадал в ямы, заполненные дневным дождем, брызги попадали на капот грузовика, а когда дул ветер, порывы ветра срывали воду и листья с деревьев и забрасывали ими его лобовое стекло.

Хотя за окнами машины царила холодная октябрьская ночь, он ехал с опущенными стеклами и слышал, как Сойер-Брук журчит в своих берегах. Он знал каждый поворот и каждый большой клен. Он ездил по этой дороге бог знает сколько раз. Он ездил по ней в основном с Винном, и ездил один, когда Винн готовился к какому-то экзамену, а он уже закончил и мечтал о семье, к которой можно было бы вернуться домой. Это не был его настоящий дом, но воспринимался он почти так же – они заставили его почувствовать себя частью семьи. Едва ли не больше всего на свете ему нравился певучий оклик матери Винна, Ханси, когда он только входил в дверь:

– Джек? Дже-е-ек? Это ты? Входи, входи скорее! Винн позвонил, сказал, что ты скоро будешь здесь. Как чудесно, заходи же!

Звучало, как песня. И следом за этим на него обрушивались запахи семьи в разгаре их жизни, утреннего хлеба на доске, дровяной печи, каменного запаха куска шифера у входа, покрытого грязью, лабрадора Лео, стучащего хвостом по ножке стола, сосновых и дубовых испарений старого дома. Запахи поднимались переплетающимися завитками и заполняли в его душе пространство, которое он привык считать пустым. Это было почти болезненно.

Сегодня вечером он со страхом ехал по извилистой грунтовой дороге. Он не пришел на похороны. Это было в конце сентября, через три недели после окончания поездки. Пожалуй, было любимое время года Винна, осень в самом разгаре. Леса пожелтели и покраснели почти до цвета меда, и можно было почувствовать запах яблок, созревающих на деревьях ниже по склону. И они провели службу в одном из его любимых мест, на старом сенокосе, который тянулся к ручью Сойер-Брук, где мать чаще всего учила его ловить рыбу. Они любезно попросили Джека прийти и что-нибудь сказать. Он уже был дома, на ранчо, и ответил:

– Простите, я не могу.

– Не можешь? – переспросила Ханси. Это не приходило ей в голову.

– Я просто не могу.

Последовала пауза – она прозвучала, как ветер в трубке – и затем Хэнси сказала:

– Я тебя не виню. Да и кто бы стал? Никто этого не делает.

– Что ж.

– Ты винишь себя, и это безумие. Я серьезно, Джек. Боже. Просто приходи. Пожалуйста, приходи. Ты же знаешь, что он ничего не хотел бы сильнее, чем этого.

Электронный ветер.

Он мог слышать, как она фыркнула. Она продолжила:

– Однажды он сказал мне, что даже не представляет, откуда ты такой взялся.

– Правда?

– Он сказал, что ты самый лучший друг, который у него когда-либо был, как будто Бог или кто-то вроде него просто сбросил тебя с неба специально для этой миссии, и он никогда не надеялся, что будет дружить с кем-то настолько же классным. Как брат, но лучше, потому что вам не пришлось расти в постоянном соперничестве. Боже.

Отлично. Он почти услышал, как Винн произносит нечто в этом роде. Не желая лишать Бога заслуженной благодарности и, возможно, ранить Его чувства на случай, если Он действительно сидит там, наверху, рассыпая повсюду благодать и создавая миры. Он поблагодарил ее и сказал, что сейчас ему нужно пойти помочь своему отцу. Это было все, на что он оказался способен. Впервые в жизни он задался вопросом, не трус ли он.

Но две недели спустя он сел в свой грузовик и поехал на восток. Они не зарегистрировались на осеннюю четверть, и он понятия не имел, что собирается делать дальше, и даже собирается ли вообще возвращаться в школу зимой. Он уточнил у своего отца, ничего ли, если он вернется в мае, и поехал на восток. Он ехал по высокогорной пустыне и Великим равнинам, он ехал всю ночь. Он пытался заставить себя ни о чем не думать. Было уже поздно, когда он добрался до Патни.

Леса вдоль